— Чего надоть? — часто покашливая, спросил он скрипучим голосом.
— Это я, Гордеич. — Воронов высунулся из окна машины. Тут же заработал электропривод, и ворота открылись.
Они въехали внутрь, и ворота вновь закрылись. Савелий собирался о чем-то спросить Воронова, но увидев сторожа, едва не присвистнул от изумления: чахоточный старик мгновенно выпрямился, снял взлохмаченный седой парик и мгновенно преобразился в молодого, примерно одних лет с Савелием, черноволосого мужчину с короткой стрижкой.
— Ну как? — усмехнулся Воронов, довольный произведенным эффектом.
— Впечатляет, — признался Савелий. — У меня как-то из головы вылетели твои слова, что на территории базы якобы идет ремонт и, кроме нашей компании, здесь никого нет.
— Вот именно, — с улыбкой кивнул Воронов.
— А твой Гордеич — настоящий артист.
— Гордеич — это так, кличка для посторонних ушей. Знакомьтесь! Старший лейтенант Трегубенков, капитан Мануйлов, — представил их друг другу Воронов.
— Обойдемся без званий, товарищ майор, — поморщился Говорков и крепко пожал парню руку. — Сергей.
— А я просто Владимир, — отозвался тот и улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы. — Можно доложить? — обратился он к Андрею.
Савелий заметил, что Трегубенков говорит с легким кавказским акцентом.
— Докладывай, — кивнул Воронов.
— Двое ночных отдыхают, один готовит обед, шестеро в подземном тире занимаются огневой подготовкой, — по-военному четко доложил Владимир.
Перед докладом он чуть выпрямился, словно давал понять старшему по званию, что отличает военную службу от приятельских отношений, однако это не означает, что он будет тянуться перед каждым офицером, словно какой-нибудь салага-первогодок.
И это особенно понравилось Савелию.
— Сколько за Речкой провел? — спросил он.
— Первый раз два года, потом четыре…
— Ранение?
— Да, две пули в живот и ножевое в спину. — Парень отвечал спокойно, не хвастаясь, а лишь констатируя факты.
— Добить пытались?
— Ага, на свою голову. — Владимир усмехнулся. — От пуль-то я немного потерялся, а очнулся от боли в спине. Смотрю — один ржет вовсю, сверкая фиксами, другой во второй раз замахивается, тут-то я и разозлился! Ну, думаю, гад, мало тебе того, что я и с такими дырами вряд ли выживу, а ты меня еще раз решил продырявить. Дернул я ногой, и тот сам себе вогнал нож в сердце, а второй от неожиданности как разинул пасть, так и застыл — от страха, видно. Я руками зажимаю раны на животе, а мой автомат метрах в трех лежит. Я с тоской смотрю на него и думаю: хана мне. У того на плече М-16 болтается. Но он, наверное, от страха забыл об этом и стрельнул глазами на мой Калашников. Бросился он к нему да наткнулся на свое оружие… — Трегубенков пожал плечами и замолчал, словно дальше и так все ясно и совсем неинтересно.
— Таэквандо? — поинтересовался Савелий.
— Не только.
— Неужели сам добрался до своих? — продолжал расспрашивать Савелий. Этот парень все больше и больше ему нравился.
— Да нет, помощь подоспела… — Владимир выдержал паузу. — Через двое суток.
— Ничего себе, подоспела, — присвистнул Савелий. — С тремя такими ранами… Как же ты выкарабкался?
— Честно говоря, сам не знаю. Когда дал очередь по второму, а потом, как оказалось, и по третьему, я вырубился, а очнулся уже в санчасти дивизии. Разведчики, которые наткнулись на тех трех «духов», направились по моим кровавым следам, уверенные, что это наследил один из выживших «духов», наткнулись на меня километра через три. Говорят, я полз вперед «на автопилоте», да еще весь был перевязан тряпками, которые нарвал из нательной рубашки… А мне до сих пор не верится! Думаю, может, кто-то меня перевязал и протащил немного, потом, видно, устал, пошел за подмогой, а тут и разведка наша подоспела.
— Сам-то ты в это веришь? — спросил Савелий.
— Во что? — улыбнулся Владимир. — В то, что помог кто-то, или в то, что я сам дополз?
— А вот скажи, второй раз ты в Афганистан пошел, чтобы там и разобраться?
— Да нет, все гораздо проще. Когда очнулся в дивизионной санчасти и услышал, как доктор кому-то говорит, что я вряд ли оклемаюсь — слишком много крови потерял, я и обратился к Всевышнему с просьбой и поклялся, что, если выживу, вернусь в Афган и буду драться с «духами» уже не по приказу командиров, а во славу Господа нашего.
— И думаешь, он тебе поверил? — не удержался от ухмылки Воронов.
— Кто?
— Как кто? Всевышний! — Воронов еле сдерживал смех.
— Не знаю, поверил или нет, но я-то выжил и стою сейчас перед вами целехонький. А самое главное, за остальные четыре года больше ни одной царапины! — Владимир не заметил насмешливого тона Воронова и отвечал совершенно серьезно.
— В этом что-то есть, — так же серьезно согласился Савелий, потом неожиданно спросил: — Какие языки знаешь?
— На фарси говорю свободно, турецкий знаю немного и кое-как — грузинский, абхазский… — Владимир перечислял спокойно, словно просто рассказывал, какие блюда предпочитает.
— А чеченский? — перебил Савелий.
— А чеченский — мой родной язык. У меня мать чеченка, а отец из русской глубинки, а жили мы под Грозным. — Он усмехнулся. — Поэтому меня и выбрал товарищ майор.
— Ладно, Володя, возвращайся на пост, а мы пойдем знакомиться с остальными, — сказал Воронов и направился в сторону небольшого кирпичного строения, стоящего метрах в пятидесяти от них.
— Ты веришь в эту чушь, которую он наплел про свое чудесное спасение? — спросил Воронов Савелия.
— Верю, не верю — какая разница? Важно, что парень сам верит в это. Ему легче жить с такой мыслью? Легче. А значит, пусть верит.
— Может, ты и прав. — Воронов помолчал. — Если хочешь, могу рассказать про остальных претендентов.
— Извини, братишка, предпочитаю все подробности услышать от них самих.
— Как скажешь. Бешеный.
— Давно ты меня так не называл, — заметил Савелий.
— Время еще не пришло, — сказал Воронов. Он открыл какую-то дверь, и они оказались перед лестницей, ведущей вниз.
— Да и придет ли оно когда-нибудь? — подхватил Савелий, спускаясь следом за Вороновым.
— А не придет, что с того? — бодро воскликнул Андрей. — Сам-то ты живой! И это главное, разве не так?
— Трудно с тобой не согласиться, — усмехнулся Савелий.
— Послушай, а стоит ли воскрешать Бешеного? Это я насчет твоей идеи о справке об освобождении. Ты же для себя такую легенду приберегаешь? Не дай Бог кто-нибудь захочет раскопать, что связано с этой кличкой.
— И что с того? Ну, захочет и, предположим, хотя маловероятно, скажет, что сидел и даже общался с Савелием Говорковым по кличке Бешеный, который совсем и не похож на этого Бешеного. Не столь редкая для криминального мира кличка, чтобы бояться ею воспользоваться, — уверенно проговорил Савелий.
— Вон за тем углом — помещение тира, — подсказал Воронов и продолжил: — Бешеный так Бешеный, тебе виднее. А справка об освобождении — только для тебя?
— Для меня, но, вполне возможно, еще для кого-нибудь. Там видно будет. Как говорится, вскрытие покажет. — Савелий хлопнул Воронова по спине, и довольно ощутимо.
Андрей собирался ответить, но Савелий увернулся и быстро открыл дверь.
— Прошу вас, товарищ майор! — Савелий склонился в шутливом полупоклоне.
Они оказались в довольно просторном помещении, разделенном на два бокса: один предназначался для стрельбы из пистолета, второй — из автомата, а при необходимости — и из гранатомета. В последнем случае нужно было с пульта сдвинуть заднюю стенку в сторону, за ней открывалось специально оборудованное пространство, которое не только гасило шум от взрыва, но и было снабжено мощной вытяжкой, быстро очищающей воздух от газа. В двух боксах одновременно могли заниматься стрельбой по четыре человека. Боевиков было шестеро, и они разделились на две тройки.
Савелий быстро переглянулся с Вороновым и чуть заметно кивнул в сторону тех, кто тренировался с пистолетом. Все трое были в наушниках и потому не слышали, как они вошли и стали наблюдать за стрельбой. Двоим было лет по тридцать пять — тридцать семь, третий — значительно моложе. Те, что постарше, стреляли не торопясь, тщательно прицеливаясь, а молодой напоминал ковбоя из вестерна: стрелял из разных положений навскидку, совершенно не целясь, либо опираясь на локоть второй руки, либо, стоя спиной, резко поворачивался и делал пару выстрелов.
На первый взгляд «старики» стреляли лучше, чем он, но Савелий сразу же понял, что это совсем не так. По количеству набранных очков парень даже выигрывал у одного из них, а второму проигрывал только одно очко. Савелия охватил спортивный азарт. Он попросил у Воронова пистолет, и Андрей дал ему «Макаров». Убедившись, что обойма полная, Савелий стал в точности повторять все, что вытворял парень. Он так увлекся, что не заметил, как трое его соседей прекратили стрелять, скинули наушники и с явным интересом наблюдали за его стрельбой. Отстрелявшись, Савелий ловко освободил пистолет об обоймы, быстро положил его перед собой и тут же взглянул на часы. Но время стрельбы отметить не успел: раздались аплодисменты.
