– На самом деле мое решение объясняется очень просто, – было заметно, что Карлос обращается к Петерсену, а не к Михаэлю. – Гарнизон, охраняющий портовые сооружения в Плоче, состоит из резервистов. После того как солдаты ушли на фронт, остались либо старики, либо почти дети. И те и другие нервничают и потому стреляют без предупреждения. Даже переданное по радио сообщение о нашем прибытии не произведет на них впечатления. Опыт практической работы, а также несколько благополучно завершившихся «экспедиций» полностью убедили меня в том, что к берегу разумнее подходить на рассвете, когда самые воспаленные глаза смогут увидеть, как доблестный капитан Тремино разворачивает в Адриатике огромный итальянский флаг!
Волнение Михаэля оказалось не напрасным – ветер крепчал с каждой минутой. Он был сырым и холодным, но Петерсен и двое его спутников не намеревались мерзнуть на нем очень долго. Забегаловка, о которой говорил Карлос, ничем не отличалась от любой другой захудалой портовой таверны, но главное здесь было тепло.
– Не больно продолжительная прогулка для ваших онемевших ног, – заметил Джордже.
– С моими ногами ничего не случилось, – махнул рукой Петерсен. – Я просто хотел поговорить.
– Что-то было не так в нашей каюте? Вас насторожило, что у Карлоса больше вина, «граппы» и «сливовицы», чем он способен поглотить?
– Как мы говорим, у полковника Лунца длинные руки.
– Ах вот оно что! – воскликнул Джордже. – «Жучок»?
– Вы можете сказать что-нибудь о прошлом капитана? – спросил Петерсен. – Мне кажется, вам это будет сделать довольно сложно.
– Боюсь, я понял, на что вы намекаете.
– А я – нет, – Алекс скорчил подозрительную физиономию.
– Карлос, кое-что я знаю о Карлосе, – сказал Петерсен. – Точнее, мне был известен его отец – отставной капитан первого ранга. Почти наверняка, сейчас он на флоте и командует крейсером или чем-нибудь подобным. Отец Карлоса вышел в отставку одновременно с моим отцом. Их многое объединяло – оба обожали море, оба имели свечной бизнес, оба оказались в высшей степени удачливы. Рано или поздно их пути должны были пересечься – и это произошло. Они стали добрыми друзьями, часто встречались друг с другом, обычно в Триесте. Я бывал с отцом на официальных приемах. Осталось множество фотографий. Карлос мог видеть их.
– Если он видел их, – промолвил Джордже, – то следует уповать лишь на Божью милость, да разрушительное время. Годы легкомысленной жизни должны затруднить Карлосу отождествление майора Петерсена с тем беззаботным в прошлом малым.
– Почему всему этому придается такое значение? – спросил Алекс.
– Я знал Петерсена-старшего долгие годы, – откликнулся Джордже. – Что отличало или отличает его от сына, так это прямота и искренность.
– А, – понимающе протянул Алекс.
– Жаль Карлоса, очень жаль, – произнес толстяк голосом, полным сочувствия. – Чрезвычайно приятный молодой человек. То же самое можно сказать о Джакомо, хотя, конечно, он и не молод. Великолепная пара, которую хотелось бы привлечь на свою сторону. – Джордже беспомощно развел руками и вскричал:
– О, где мои башни из слоновой кости?!
– Вы должны быть благодарны судьбе за это прикосновение к реальности, – сказал Петерсен. – Такие встречи позволяют компенсировать недостатки вашего академического образования. Что вы думаете о Джакомо? Итальянский двойник британских «коммандос»?
– Очевидно, что Джакомо неоднократно подвергался пыткам и избиению, а возможно и тому и другому. Да, Петер, «коммандос», но не итальянский. Он из Черногории.
– Откуда? Из Черногории?!
– Да. У нас в Югославии есть такая провинция. Вы разве не знали? – Джордже был способен на ядовитый сарказм – мастерство, приобретенное и отточенное за годы, проведенные и Белградском университете.
– С такими светлыми волосами и безукоризненной итальянской речью?
– Блондины в Черногории – не редкость, и, хотя итальянский его очень хорош, акцент я определил безошибочно.
Петерсен ни на секунду не усомнился в сказанном Джордже. Уникальные способности толстяка распознавать языки, диалекты, акценты, даже оттенки акцентов – давно стали притчей во языцех далеко за пределами Балкан.
Ужин оказался более чем сносным, а кафе – более чем приличным, почти респектабельным. Карлоса здесь знали и относились к нему с почтительным уважением.
Лоррейн вступала в беседу время от времени, да и обращалась преимущественно к Карлосу, сидевшему за столом рядом с ней. Оказалось, что девушка, как и капитан, родом из Пескары. Было очевидно, что ни Алекс, ни фон Караяны не внесут свою лепту в копилку общей беседы. Таким раскованным легким собеседникам, как Карлос и Петерсен, сейчас оставалось лишь присоединиться к Зарине, Михаэлю и Алексу – вступить в разговор Джакомо и Джордже, болтающих громко и безостановочно, представлялось немыслимо.
Когда возвращались на корабль, ветер на улице усилился, к нему добавилась вьюга. Карлос, хотя и пил за ужином мало, не слишком уверенно держался на ногах. По крайней мере, так выглядело со стороны. Дважды споткнувшись, он взял Лоррейн под руку.
«Коломбо» заметно раскачивало на швартовах. По словам капитана, метеосводка предсказывала дальнейшее ухудшение погоды.
К удивлению Петерсена и плохо скрываемому раздражению, почти равносильному гневу, еще пятеро мужчин дожидались Карлоса в капитанской каюте. Их вожак, высокий худой седовласый мужчина с крючковатым носом и бескровными губами, представился как Алессандро. Трое его людей назвались Франко, Колой и Зеппом, что, по-видимому, должно было означать Франческо, Николас и Джузеппе. Четвертый человек назвал себя Гвидо. Все четверо, подобно своему вожаку, были одеты в неопределенного вида гражданскую одежду, явно чувствовали бы себя намного уютней в военной форме. Их отличали холодные тяжелые невыразительные физиономии.
Петерсен бегло взглянул на Джордже, развернулся и вышел из каюты. Толстяк и Алекс незамедлительно последовали за ним, плотно прикрыв за собой дверь.
Они отошли на несколько шагов, и Петерсен уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как дверь каюты вновь отворилась и в коридор вышел Карлос. Он приблизился к мужчинам, глядевшим на него:
– Вы расстроены, майор? – спросил Карлос озабоченно.
– Недоволен. Правда, я говорил Михаэлю, что на борту корабля никто не вправе обсуждать действия капитана, однако здесь другой случай. Как я понимаю, эти люди также направляются в Плоче?
Карлос кивнул.
– Где они будут спать?
– В носовой части судна есть каюта на пятерых. Не думал, что это достойно упоминания и что прибытие людей может так огорчить вас.
– Я недоволен. Рим дал мне ясно понять – мы будем путешествовать одни. Мы не готовились к совместному плаванию с пятью... точнее с семью, совершенно незнакомыми мне спутниками. Кроме того, меня беспокоит то, что вы знаете их. По крайней мере, Алессандро.
Карлос хотел возразить, но Петерсен, повысив голос, продолжил:
– Верю, что вы не принимаете меня за глупца и не будете отрицать это. Не в вашем характере демонстрировать столь подчеркнутое почтение к незнакомцу. Наконец, я недоволен тем, что эти люди имеют вид наемных убийц, жестоких, безжалостных. Разумеется, они таковыми не являются, поэтому я и употребил выражение «имеют вид». Единственная опасность заключается в недостаточной предсказуемости подобных пассажиров. В лексиконе настоящего убийцы слово «непредсказуемость» отсутствует. Планировать и организовывать убийство – довольно тонкое искусство. Сперва дело «прокручивается», оформившись, получает надлежащую огранку и только потом воплощается в жизнь. Настоящие убийцы выглядят не так, как эти люди.
– Кажется, вы много знаете о наемных убийцах, – Карлос слабо улыбнулся. – Бели Алессандро и его люди вас не особенно беспокоят, быть может, вас огорчает присутствие здесь Джакомо?
– У меня сложилось впечатление, что Джакомо предпочитает лобовую атаку, – сказал Петер-сен. – Скрытность – далеко не самое сильное свойство его натуры. Он даже не начал этому обучаться. Впрочем, вы знаете Джакомо лучше, чем мы.
