— Иди вон в тот угол — одевайся и подбирай себе вооружение.
Одежда меня дожидалась на стуле. Все точно такое же, как у четверых «прапорщиков», только погоны аж майорские.
Глазки у меня разбежались. Чудо-юдо, точно, на пушки не поскупился. Не хотелось брать разнокалиберное, но уж больно экзотическим и хитреньким выглядел складной «ПП-90». На всякий случай он мог сгодиться. Но и «АКС-74» я взял — для большого боя. Нашел я место и для «дрели», и для четырех ручных гранат, и для четырех подствольных, и для очень хорошей «выкидухи» — может, и до резни дело дойдет. Магазинов набрал штук двадцать, из них десяток к «ПП-90».
— Готов! — доложил я Чудо-юде.
— Хорошо, если так. — Отец подошел, поглядел, явно не слишком хорошо понимая в тонкостях обмундировки и экипировки, а затем вытащил из внутреннего кармана некую ксиву, которую вручил мне. Согласно ксиве я превратился в майора внутренней службы товарища Котлова Дмитрия Сергеевича. Кроме того, Чудо-юдо вручил мне командировочное предписание на ту же фамилию, из чего следовало, что я выполняю задачу по сопровождению особо ценного научно-исследовательского оборудования.
Затем я познакомился с товарищами прапорщиками. Фамилии у них, конечно, были липовые, к тому же почему-то украинские: Пилиленко, Гриценко, Тарасюк и Бойчук. Максимум у одного из них чуть-чуть слышался в речи украинский акцент, а все прочие скорее всего были великороссами. Я не поручился бы и за то, что, находясь на настоящей службе, они не имели майорских или подполковничьих чинов, но здесь им платили не за погоны и должности, а кроме того, гораздо больше, чем в армии, КГБ или милиции, где они обретались до этого.
Чудо-юдо сказал:
— Рекомендую — майор Котлов. Так и называйте. О дисциплине и беспрекословном подчинении напоминать не буду. Все опытные, все проинструктированы…
Вошел Лосенок и сказал:
— Вертолет на подходе!
— Выходим наверх, — сказал отец.
«Ми-8» никаких сюрпризов не принес. Ребята были те самые, что на фотографиях. Они не задавали вопросов, а открыли створки грузового отсека, куда наши грузчики аккуратно внесли ящики. Здесь нам пятерым досталось лишь смотреть за тем, как споро и ловко заполнялся вертолет. Ящик с Кармелой внесли одним из последних, Затем я попрощался с отцом, махнул рукой Лосенку и последним влез в аппарат.
Полет до аэродрома тоже прошел без приключений, равно как и перегрузка из вертолета в «ЗИЛ-131». Ничего особенного не случилось и тогда, когда солдатики под нашим безмолвным наблюдением поставили ящики в «Ан-12». В просторном салоне этой довольно большой машины наши полторы тонны смотрелись как скромный багаж туристов, не берущих с собой лишнего.
Экипаж был абсолютно тот, что должен быть. Левый летчик, майор, командир корабля, когда я объявил ему о тех полномочиях, которые имею, только кивнул. Правый летчик, довольно сопливый летеха, похоже, совсем недавно прибывший из училища, смотрел на меня и моих подручных обалдевшими глазами — должно быть, суперменов никогда не видел. Ему очень хотелось что-нибудь спросить, но мрачноватые рожи моих очень крутых подчиненных его отпугивали. А ко мне, хоть я и не выглядел чудовищем, обращаться было все-таки страшно. Штурман, радист и бортинженер — последний и за борттехника работал, были ребята очень покладистые, серьезные и неразговорчивые. Никто из них ничего не проворчал насчет «ментов», не стал утверждать, что ефрейтор авиации приравнивается к майору милиции, а тем более возмущаться, когда после закрытия аппарели и бортового люка мы облазили всю внутренность самолета. Никого и ничего подозрительного мы, конечно, не нашли.
Когда наконец самолет поднялся в воздух, я отправил прапорщика Пилипенко, которого остальные звали Филей, в радиорубку. Он получил все указания насчет «нормы», «Нюры», «норда» и их антиподов «стремы», «Светы» и «севера». А мы уселись вокруг ящика с НЗ, достали карманное домино и стали забивать «козла». Тот, кто в течение часа, оставшись «козлом», не успевал отыграться, должен был сменить на дежурстве Филю. Ребята оказались очень компанейскими, бывалыми, за игрой травили анекдотики, и что особенного приятно, не задавали вопросов, хотя прекрасно знали, какой я майор и кем довожусь Чудо-юде. Это было признаком хорошего профессионализма, и я постепенно начал успокаиваться, уверовав в то, что прилетим мы благополучно, сядем нормально и довезем все до полигона вполне успешно.
В первый раз проиграл Саша, он же прапорщик Бойчук. Разведя руками, он отправился в радиорубку, а оттуда вернулся Филя.
— Ну как? — спросил я.
— Все — «норма», — ответил он. Через пятнадцать минут войдем в зону «Нюры».
Второй час принес неудачу Тарасюку, этот тоже был на редкость флегматичен, поскольку пошел на смену Саше ничуточки не расстроившись. Бойчук сразу сказал, что все о'кей, с «Нюры» мы не слезли. Народ от этого каламбурчика оживился еще больше. Пошли веселенькие воспоминания о разных Нюрах и Светах. Мне даже почудилось, что народ немного поддал.
То ли партнеры заговорили мне зубы, то ли я расслабился, но только третий час полета явно складывался не в мою пользу. Все сходилось на том, что дежурить в рубку отправлюсь я. Однако в тот момент, когда последняя партия явно сводилась к невыгодной для меня «рыбе», вошел бортинженер и сказал:
— Товарищ майор, командир вас просит зайти в пилотскую кабину.
— Попроси, пусть порулить даст! — хихикнул вслед Пилипенко и показал на своей каске те рога, которые вырастут у меня, когда я стану «козлом».
То, что авиатор при этом не улыбнулся, навело меня на мысль, что дело, видать, не смешное.
— В чем дело? — спросил я.
— Ерунда, в общем-то, — сказал первый пилот достаточно спокойно. — Гляньте вот сюда!
За стеклом было отчетливо видно крыло с двумя двигателями. Один вертел винтом вовсю, а второй — медленно и… в противоположном направлении. Кроме того, за этим двигателем тянулась коптящая ленточка дыма.
— Сгорел? — я задал вопрос, хотя и так догадывался, что произошло.
— Так точно, — кивнул майор. — Опасности пока особой нет. Мы его вырубили, идем на трех двигателях, но надолго ли хватит остальных — не знаю. На двух сможем лететь, на одном только планировать, а безо всех — только падать.
Вот этой «в общем-то, ерунды» Чудо-юдо не предусмотрел в своих инструкторских лекциях.
— Сколько лет ваш самолет летает? — поинтересовался я.
— Много… — помрачнел пилот.
О том, что имеет обыкновение подкрадываться незаметно, пояснять не стану
— грамотные и так догадаются.
Я, как всегда, решил подумать, случайно ли то, что произошло. В принципе, могло быть и так. «Ан-12» — машина давнишняя, менять двигатели по нынешним временам дело дорогое. Как всегда, надеются на авось и способность советских самолетов летать в нелетающем состоянии. Не говоря уже о наших летчиках, считающих делом принципа летать на том, что в принципе летать не может. Но у Чудо-юда хорошие связи, старые друзья — неужели они его так подставили? Ни за что не поверю, чтоб он взял старый самолет только из экономии. Не в его стиле экономить, если дело очень важное.
— По курсу есть площадка, — сказал майор, — Аэропорт Нижнелыжье, гражданский. Можем сесть там. Доложите своему руководству?
— Да, придется, — кивнул я.
Ребята связались с тем парнем, который контролировал курс «Нюра». Тот прошуршал мне в наушники:
— Работайте по варианту промежуточной посадки. Докладываю Главному.
Он отключился, а я спросил у командира:
— Далеко до Нижнелыжья?
— По прямой — полтораста. Если будем садиться — пора выходить на круг…
Связались с Нижнелыжьем. Там оказались вежливые хозяева, которые посоветовали прикинуть длину полосы — у них до сих пор ничего покрупнее «Ан-26» не садилось.
Пока пилоты и штурман разбирались, сядут они или не сядут, я соображал, что будет, если мы все-таки сядем. Если не сядем — то все и так будет ясненько. Потому что ящик с номером 888 вряд ли останется безучастным к удару о землю, взрыву баков и другим маленьким неприятностям. Короче, нас все проблемы больше не коснутся.
