Ознакомительная версия.
Но не успел он как следует обжиться в новом «дипломатическом» качестве, как снова все рухнуло: сначала Внешторг, потом разного уровня «снабы». Доллар в стране становился свободно покупаемым и продаваемым, переводной рубль исчез, будто его и не было, а вместе с тем враз стали смешными цены, получавшиеся когда-то у Внешторга на его базе. Особенно в сравнении с долларовыми ценами, которые сразу же установили бывшие соцстраны, откуда товары были привезены. Ну а сам товар — тот многочисленный ассортимент, который Игорь Кириллович закупал в последнее время, — так и остался лежать на одному ему ведомых складах, став враз как бы совсем ничьим, чуть ли не единоличной собственностью Игоря Кирилловича. И тут бравый спецназовец снова всерьез задумался о своей собственной судьбе. Внешторг исчез, фирма, в которой он работал, дышала на ладан. Еще чуть-чуть — и он опять будет на улице, и опять окажется в том же самом положении, если не худшем, что и после армии. А тут денежки, можно сказать, сами в руки просятся, это ж надо дураком быть, чтобы от них отказываться. И он решился. А решившись, наплевав на прежние принципы, повел себя как всякий неофит: глуша совесть, развернулся бывший капитан с такой бесшабашностью, что хоть и тошно другой раз самому становилось, а назад хода ему уже не было — сам себе отрезал. Вот как развернулся. Заграничные-то цены враз стали недоступными разоренному российскому покупателю, а он их устанавливал сам — вполне приемлемые для того же покупателя.
Насосы, которых он прежде вроде как стеснялся, лежали по всей стране: в Хабаровске, на Кубани, в столице, в Воронеже — да где их только не было! Конечно, одному бы ему такое дело не провернуть, но он теперь знал многих мужиков из местных «снабов». Они по его заданию в срочном порядке оплачивали насосы по тому самому старому курсу — по девяносто копеек за доллар — и складировали уже как свои собственные, чтобы потом, по его, Гранта, команде, отпускать желающим по уже установленной им самим цене.
Желающих было хоть отбавляй — железнодорожники, у которых на каждом полустанке свои коммунальные хозяйства, директора бывших совхозов, получившие в наследство поселки-усадьбы, ну и так далее. Сделки совершались короткие, быстрые — сегодня подписали договор, перечислили оплату, назавтра товар уже вывезли. Деньги получались огромные, устраивавшие всех, кто был вовлечен в эту аферу, в эту спекуляцию, если по-старому, по-советски. По-новому же все это считалось просто выгодной сделкой. Он так вошел во вкус, что гордо сообщал жене, засыпая после бурного рабочего дня: «Вчера заработал сорок (50, 60) миллионов!» (Тогда все считали на миллионы.) И это звучало, и даже очень звучало, особенно если учесть, что миллионы капали на его счета каждый день. Он говорил это слово — «заработал», и ничто в нем уже не протестовало, хотя еще с детства он, русский парень, знал: заработанное — это то, что ты получил за свой труд, а вовсе не за то, что ты кого-то надул. Какой здесь был его труд-то? Ловкость рук, и ничего больше. Окончательно он узаконил для себя это «заработал», когда на созданную им специально для торговли насосами фирму начались «наезды». Сначала машины с его насосами остановили какие-то малоразговорчивые пацаны с пистолетами, потребовавшие «пошлину» за проезд от склада до шоссе. Потом ему начали звонить, предлагать поделиться, заплатить сорок процентов от доходов за якобы охрану и неразглашение. Потом кое-кто из его компаньонов на местах решил, что незачем делиться с каким-то столичным мироедом, если оформленный по всем правилам товар лежит на твоем собственном складе, под твоим присмотром, да и оформлен на тебя. А пусть они, эти москвичи, сперва докажут, что это их товар. А докажут — пусть попробуют взять, если все лежит на армейских или принадлежащих какому-нибудь «Водоканалу» складах, которые тоже охраняются, как армейские, как настоящий оборонный объект… Если тут и можно что доказать — то только оружием.
Вот тогда-то Игорь Кириллович и окунулся во все прелести дикого российского капитализма — и в него стреляли, и он стрелял; и создал свой охранно-оперативный отряд (пришлось создать после одного случая под Воронежем, когда ему самолично довелось убить человека за то, что он отказался вернуть деньги за самовольно проданные сто штук насосов). Отряд был создан специально для разборок, для выбивания долгов и отражения рэкетирских наездов. Ребята, в прошлом все армейцы, хотели зваться если не бойцами, то хотя бы боевиками, но и этого было нельзя. И стали они бойскаутами — сначала вроде бы в шутку, а потом название прижилось, и когда они зарегистрировались как охранное предприятие, то официально так и стали именоваться: «Скауты». Он хорошо платил своим бойцам за выполнение заданий и никогда не интересовался, каким способом они их выполняли. Но, видимо, способы были те самые — убийство, утюг на животе, паяльник в заднем проходе, заточение в каком-нибудь подвале, пока родные не принесут выкуп… Однако если с должниками и рэкетирами вскоре был полный ажур, то и сам он, и его оперотряд в результате этих подвигов оказались зафиксированными в картотеке МВД как организованная преступная группировка «Скауты». Хорошо он хоть о «заработанных» деньгах вовремя побеспокоился — перевел в доллары и отправил на хранение за рубеж, на Кипр. И очень, как оказалось, вовремя, потому что вскоре за его фирму взялись не на шутку. В конце концов дело оказалось в ведении ФСБ, потому как возбуждено оно было по старой еще статье за незаконные операции с валютой и валютными товарами… Деньги-то он увел, а со следовательского крючка по неопытности соскочить не сумел. Ему, можно сказать, выпала черная карта: первая посадка, первое общение со следователем, и на тебе — сразу с фээсбэшным. Простой бы, обычный, тот сам бы все и испортил — хамством своим, глупостью, враждебностью — это неизбежно. А вот фээсбэшный… О, это совсем-совсем другое дело! Эти, с Лубянки, они вежливые, обходительные, они тонкие психологи — чтобы не поддаться на такой гипноз деятеля, надо иметь иммунитет, опыт, который дается только с ходкой, и не одной.
— Слушайте, — внушал Игорю Кирилловичу этот «психолог». — Вы ведь наш, можно сказать, человек, проверенный. Вам грозит до десяти лет строгого режима, неужели вам это нужно? Я думаю, при определенных условиях государство могло бы вас простить. Ну оступились, ну случайно ввязались в спекуляцию, вообще занялись не своим делом. Согласитесь, не наше, не солдатское это дело — коммерция. Случайно ведь, я не ошибаюсь? Мы пойдем вам навстречу, помня о ваших боевых заслугах и учитывая ваше искреннее раскаяние. Но и вы должны нам помочь.
— В стукачи, что ли, записать меня хотите?
— Господь с вами, Игорь Кириллович, какие стукачи. Предложение наше заключается вот в чем. Мы направим вас, как человека нам не чужого, в центральный аппарат МВД. С нашими рекомендациями. Окажете посильную помощь милиции, ну а нам будете время от времени сообщать, что там у них, в аппарате, делается…
— Значит, все-таки в осведомители предлагаете пойти… Позвольте, а что это значит — посильная помощь? То есть, если я правильно понимаю, платить мне никто ни за что не будет, а службу я нести буду должен, да еще и радоваться, что вы меня не посадили, так?
— Да вовсе все не так! Будете заниматься своими делами, своим любимым бизнесом. Но только, конечно, не так, как раньше… чтобы у нас больше не было поводов, а время от времени…
— …Время от времени делать то, чего пожелает левая нога какого-нибудь милицейского чина, так?
Следователь пристально посмотрел на него своими умными глазами и вздохнул:
— Вообще-то вам сейчас не до жира, что называется… Впрочем, смотрите сами… Выбор пока еще за вами…
Грант долго в тот день не мог уснуть, лежал на нарах, смотрел в потолок, вздыхал. Сосед по камере, пожилой правозащитник Иван Иванович, не выдержал:
— Расскажите, Игорь, не мучьте собственную душу. Боитесь меня — расскажите только то, что можете. Уверяю вас, легче станет. Я так понимаю: вы еще неопытны во всех этих делах, но должен вас предупредить, если вы еще не поняли: здешние следователи — чистые змеи, перехитрят любого… если, конечно, у человека нет опыта. Я правильно понимаю по вашим вздохам, что вам уже предложили что-то в обмен на сотрудничество. Так?
Игорь Кириллович посмотрел на соседа с удивленным уважением.
— Так. Мол, если я соглашусь с ними сотрудничать — получу срок условно. Дескать, ни тюрьмы, ни тебе лагеря, выйдешь на волю, займешься как ни в чем не бывало своими делами, а время от времени…
— Э, батенька, это ж классическая схема… Только не вбивайте себе в голову, что все будет так, как они обещают или как вам хотелось бы. Представьте все по самому худшему варианту: и срок получите, и в кабалу от них попадете, и сами себе противны будете. Имейте в виду, даже у уголовников стукач, ссучившийся человек, как они это называют, — это самая низкая степень человеческого падения. Ниже — только опущенные. Вам это надо? Вы готовы на это?
Ознакомительная версия.
