…Человек, оставленный подполковником присматривать за Шелеховым, аккуратно приоткрыл дверь, поглядел немного, вздохнул с легкой завистью и дверь закрыл.
Внизу, у входа в гостиницу, истомленный ожиданием Монах буркнул недовольно:
– Что они там, трахаются что ли?
– А-а-а! – Салават покрутил толстым пальцем перед носом Монаха. – Не только у тебя яйца есть!
– Да пошел ты!
– …Но только у тебя, Монах, мозги – в яйцах! – И загоготал, очень довольный.
– Ну, молодец! Ну, Леха! Ну, орел! – Алексея тискали, похлопывали по спине, легонько тыкали в живот и вообще допускали по отношению к нему фамильярность, по строгим английским меркам совершенно недопустимую. Шелеховскому организму, еще не избавившемуся от многочисленных ушибов, это не очень нравилось, но Алексей терпел. Потому что ему было чертовски приятно. Эти, может, и не слишком воспитанные мужики – его настоящие друзья. А друзей следует принимать такими как есть, даже если они не умеют пользоваться столовыми приборами и строить фразы в соответствии с правилами русского языка.
– А я думал, ты только головой можешь, – высказался даже скупой на похвалу Сивый.
– Эх, Леха, а мы тебя уже похоронили! – порадовал Монах.
– А теперь Хлебалку хоронить будем! – во все тридцать два зуба лыбился Салават.
– Ну ладно, ладно, всё! – вмешался Бессонов, заметив, что дружеские объятия не доставляют молодому человеку особенного удовольствия. – Давай, Алексей, рассказывай!
– Сначала – пара вопросов. Первый: что известно об Алене?
– Немного. – Улыбка сбежала с лица Бессонова. – Мы знаем, что она у Хлебалова. Это все.
– Второй вопрос: как Уж?
– В порядке! – Бессонов снова улыбнулся. – То есть, не совсем в порядке, конечно, но вчера вечером пришел в себя. Доктора говорят: кризис миновал, теперь пойдет на поправку.
– А вот подружка его, Павлова, куда-то пропала, – вставил Ленечка. – Обещала еще вечером приехать – и до сих пор нет.
– Может у дяди? – предположил Алексей.
Ленечка покачал головой:
– Нет. Мобильник ее не отвечает (это Леша и сам знал). Мне это не нравится.
– Мне тоже. – Шелехов чувствовал свою ответственность за Надю. Она ему здорово помогла, а он фактически лишил ее покровителя. Сурьин ведь оказался в больнице не без его участия…
– Мне тоже это не нравится, – кивнул Ленечка. – Я думаю, отсюда надо срочно уходить.
– Уж нетраспортабелен, – напомнил Бессонов.
– Все равно риск слишком высок. – Ленечка нахмурился. – Ты знаешь, как я к Ужу отношусь… Но если до вечера нам не удастся найти Павлову, я категорически настаиваю на том, чтобы отсюда убраться.
– Так ищи! – сердито произнес Бессонов.
– Буду искать, не сомневайся, – жестко ответил Ленечка. Алексей никогда не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном с Евгением. – Монаха и Седого я забираю, – безапелляционно заявил Ленечка. – И обе тачки.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел. Седой и Монах последовали за ним. Монах, выходя, бросил виноватый взгляд на Бессонова: мол, ты сам понимаешь, он прав…
– Салават, давай к Ужу, – приказал Бессонов. – Присмотри там…
– Конечно, он прав! – с досадой произнес Евгений, когда Салават вышел. – Надо уходить. И Ужа с собой забирать, пусть даже с риском для его жизни, потому что оставлять здесь нельзя. Но я так не умею. – Бессонов невесело усмехнулся. – Потому не быть мне полковником. Так и не поднимусь выше старшины роты. Ладно, к делу, Леша. У нас деньги кончаются. Надо бы обналичить тысяч двадцать.
– Нет проблем. Прямо сейчас?
– Какой ты быстрый! У всех здешних банков сурьинские пасутся. Мигом тебя опознают. Вот Ленечка вернется, организуем твой выезд как положено.
– А зачем мне выезжать? – удивился Алеша. – У нас же теперь свой банк есть.
– Ты Речбанк, что ли, имеешь в виду?
– Ну да. Я сейчас Вадчикову позвоню, скажу, чтобы приготовил сколько надо, а забрать может кто угодно, хоть Череп… Где он, кстати?
– Пленников охраняет. Я и сам съездить могу, только ты уверен, что Вадчиков мне деньги даст? Мы ему помогли, конечно, но крышуем-то его все равно не мы, а Вадчиков – еще тот жук. Да и денег у него в банке, я слыхал, на самом донышке…
– При чем тут деньги банка? – удивился Алексей. – Это мои деньги. Я позвоню – их в течение часа переведут… В общем, можешь в это дело не вникать. Я предполагал, что такая необходимость может возникнуть, и мы с Вадчиковым еще тогда все оговорили.
– Доброе утро, лярвы! – Это был уже знакомый Наде бандит по кличке Рябой.
Маша при его появлении вскочила и испуганно прижалась к стенке, но племянницу Сурьина испугать было труднее.
– Доброе утро с таких уродов, как ты, не начинается! – с вызовом произнесла она.
– Поговори еще! – Бандит навис над лежащей на кровати Павловой. – На выход! – скомандовал он.
Надя неторопливо поднялась, надела туфли, поправила одежду…
– Шевелись! – рявкнул бандит. – Или за шкирятник тебя волочь?
Надя молча обогнула его и вышла в коридор. Там торчал еще один бандит, такой же здоровенный, уродливый и тупой.
Рябой закрыл дверь.
– Сейчас с тобой говорить будут, – наклонившись к Наде (она брезгливо отстранилась), почти интимно прошептал на ухо Рябой. – Так ты не соглашайся!
– На что?
– Ни на что! – Бандит ухмыльнулся. – Очень мне хочется, чтобы ты несговорчивой оказалась. Хочу я, коза, за сиськи твои подержаться и умишко твой бабий поправить!
– Помечтай, шестерка! – надменно бросила Павлова.
– Пошли, Рябой… – подал голос второй бандит. – Асланыч ругаться будет.
– Язык придержи! – с угрозой процедил Рябой. – Вперед, лярва!
Среди знакомых Павловой был только один «Асланыч» – сподвижник Хлебалова Юматов. Кругленький такой обходительный дядечка, прежде казавшийся Наде совсем не вредным. Если это он, то вряд ли действует без санкции своего хозяина. Ну да, конечно, это Хлебалов, кто же еще? Только откуда у него такая наглость?
Они прошли мимо забранного решеткой окна.
В окне можно было разглядеть кусок песчаного берега и сверкающую на солнце водную гладь. Юрь. Надю доставили сюда в бессознательном состоянии, потому она не знала, где находится. А хотелось бы знать…
Юрь. Песчаный берег. Тоже ничего определенного. Дом Хлебалова в Ширгороде – на берегу реки. И Никитск тоже на берегу Юри…
В коридоре было пусто. Несколько дверей, мимо которых они проследовали, были украшены бронзовыми табличками: «Вспомогательный состав», «Бельевая», «Начальник второго подразделения»… Наде эти надписи ничего не говорили.
Они остановились у двери с надписью: «Замначальника второго подразделения». Рябой постучал и, услышав: «Входи!» – открыл дверь и втолкнул Надю внутрь.
За письменным столом, боком к окну, сидел мужчина. Его лицо заслонял монитор компьютера. Наде была видна только загорелая лысина с нашлепкой лейкопластыря. Рябой усадил Надю на табурет.
Мужчина за столом отодвинул монитор и посмотрел на Надю. Юматов.
Надежда молчала. Юматов тоже молчал. Вид у него был усталый, лицо осунувшееся.
Скрипнула, открываясь, дверь. Надя повернула голову…
– Вот теперь все в сборе, – произнес Юматов, когда мужчина в черной форме рыбинспекции ввел в комнату Алену Булкину.
Алена была все еще в платье невесты, но заплаканное личико девушки выглядело еще более несчастным, чем когда ее вели под венец.
– Вы обе меня знаете, девушки, – негромко произнес Юматов.
Надежда открыла рот, чтобы выдать ему все, что думает, но ладонь Рябого сдавила ее хрупкое плечо… И Надя промолчала.
– Я не садист, – устало произнес Юматов и потер лоб. – Я не хочу делать вам больно. Ведите себя правильно – и все будет хорошо.
– Для кого – хорошо? – бросила Надежда.
– И для вас тоже. Все просто, дорогая. Или ты сделаешь то, что тебе скажут, или ты умрешь. Причем смерть твоя будет очень неприятной, достаточно долгой… И никто о ней не узнает. Никто даже не подумает на нас.
– Вы так полагаете? – с вызовом произнесла Надя. – Вы ведь однажды уже пробовали меня украсть. Откуда вы знаете, что я не рассказала об этом дяде?
– А откуда ты знаешь, что это были мы? – поинтересовался Юматов.
– Знаю. Больше некому!
– Не ври! Вы оба держали язык за зубами: и ты, и тот парень из охраны, который тебе помог. Почему, кстати? Он твой любовник?
Надя промолчала.
– Ну, это уже не важно. – Юматов снова потер лоб, порылся в столе, надыбал какую-то таблетку, проглотил, поморщился. – Не важно. Сейчас у вас обеих, девушки, только один шанс сохранить свою жизнь и, возможно, обустроить свое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросила Надя.
– Брак, разумеется.
Аленка вздрогнула и замотала головой. Опять тот же кошмар…
– С кем? Уж не с вами ли? – язвительно поинтересовалась Павлова.
– Не со мной, – покачал головой Юматов. – Я женат. А вот уважаемый Николай Григорьевич – холост.
