Ознакомительная версия.
Таким образом, мы имеем пленки, которые уличают в заказе убийства двух человек из верхушки «Ивеко» — непосредственно вас и Геннадия Серова. Да-да, Гену Серова тоже, потому что когда он рассуждает с Федякиным о том, что тог станет первым на комбинате и проголосует за отмену эмиссии — это пахнет по крайней мере дурно. Плюс — третье лицо, с которым вы советовались по телефону. По-моему, это первый случай в России, когда убийство подобного уровня не только раскрыто, но и предотвращено. И когда лица, его заказавшие, прослежены поименно.
— Это провокация, — сказал Лучков.
— Из-звините! Провокация была бы, если бы Вовка Калягин подошел к вам и предложил завалить Извольского. Если бы вы не полезли без оглядки в мокруху, так ничего и не было бы, кроме эмиссии.
— А Камаз? Он, конечно, жив?
— Разумеется.
— Вы хоронили его в открытом гробу.
— Когда ставишь спектакль, не надо экономить на декорациях. Если бы Камаза похоронили в закрытом, вы бы могли учуять подвох.
— Вы сильно рисковали.
— А что прикажете делать? Мы же не можем положить на стол Генпрокурора пленки, из которых явствует, что начальник ахтарской промполиции участвовал в убийстве собственного зама?
— И вы собираетесь отнести эти пленки в Генпрокуратуру?
— Не только. Есть еще телевидение. Зарубежные СМИ. Ваши западные кредиторы, кажется, плачутся, что «Ивеко» задолжал им вот уже два миллиарда долларов по форвардам и кредитам? А вы, кажется, очень вежливо объясняете им, что в этом виновато российское правительство, обрушившее рынок ГКО, в котором вы держали, если мне не изменяет память, аж 0,3 процента активов? Им будет крайне любопытно посмотреть эти пленки. Они обнаружат, что вам не хватает денег, чтобы выполнять свои обязательства, но на киллеров вы тратиться готовы. Я так понимаю, что после этого они сразу сделаются мягче и согласятся с вашей схемой реструктуризации долга. А еще западные банки объединятся под лозунгом: «Свобода Япончику! Посадите на его место Арбатова!» Потому что до них наконец дойдет, что в США не того судили. Если хотели судить главу российской мафии.
Лучков каменно улыбнулся.
— Вы сделаете очень большую ошибку, отнеся эти пленки в Генпрокуратуру, — сказал он. — Потому что вы испортите репутацию страны. И если говорить о западных кредиторах, вы нагадите не только «Ивеко», но и всем, кто сейчас не возвращает Западу кредиты. На Западе скажут: «Относительно „Ивеко“ это доказали, а все остальные такие же, только их за руку не схватили». Вам это не простит ни один банкир, ни один член правительства, и ни один губернатор. А Генпрокуратура расшибется в лепешку, но докажет, что пленки — липа. Ваш комбинат затравят, как бешеную собаку, которая на своих бросается.
Голос Лучкова дрогнул.
— Вы… вы пошли против общественного строя страны, ясно? В этой стране правящий класс — банки! Понятно? Мы можем все! Нам нужен такой-то курс рубля — и правительство держит этот курс рубля! Оно берет деньги у вас, у Ахтарского меткомбината, и оно тратит эти деньги на поддержание того курса рубля, который угоден нашим форвардам! Нам нужно успеть распихать активы — и правительство вводит мораторий на выплату долгов! А потом, когда активов не стало, нам нужны стабилизационные кредиты, и правительство опять собирает налоги с вас — и дает кредиты нам! И это делают три разных правительства, которые друг друга терпеть не могут! Потому что это уже не вопрос правительства, а вопрос сохранения правящего класса. А правящий класс определяется просто. Это те, кто получают деньги из бюджета. А вы — это те, кто деньги платит!
В дверь гостиной осторожно поскреблись. На пороге появилась домработница с подносом, уставленным чашками и вареньем.
— Вон, — сказал Лучков, и домработница испуганно сгинула.
— Знаете, — после небольшой паузы проговорил Черяга, — ведь если эта история наружу вылезет, то еще один человек будет до усрачки недоволен.
— В смысле?
— Коваль. Черяга помолчал.
— В самом деле, ведь нельзя же вора в законе использовать три месяца вместо половичка? Он и обидеться может, невзирая на любые отношения, которые вас связывали в прошлом. Это, кстати, тоже интереснейший вопрос, откуда у вас такая нежная дружба. Мы постарались его прояснить, и обнаружился ряд любопытных совпадений. Например, — вы получаете очередной чин за посадку шайки валютных махинаторов, а Коваль после этой посадки становится монополистом на ломку чеков возле «Березки». Или вы ловите крупного цеховика, а накануне ареста Коваль этого цеховика обносит вчистую… Словом, налицо картина взаимовыгодного сотрудничества. Братва ведь тоже этими совпадениями может заинтересоваться. Собственно, она непременно заинтересуется, как только наши пленки вылезут на широкие экраны и встанет вопрос, а за каким хреном долголаптевские задарма пахали на банк «Ивеко»?
— Ну, не задарма, — процедил Лучков.
— Вот именно, что не задарма. Я думаю, что в данной ситуации Коваль сможет спасти свою марку среди братвы единственным способом: раскричаться, что его кинули, что ему половину комбината обещали — и хлопнуть кого-нибудь. Вас или даже, увы, Арбатова. Мы люди подзаконные, мы на главу «Ивеко» охотиться ни в жисть не будем, а Коваль — он беспределыцик, с него станется.
Лучков долго молчал. Очень долго.
— Ладно, — наконец сказал он, — поругались и хватит. Понты кончились, давайте обсуждать ситуацию конструктивно. Я так понимаю, что если вы поехали не в Генеральную прокуратуру, а ко мне на дачу, то вы все-таки понимаете, что Генеральная прокуратура выйдет боком и вашим и нашим. Чего вы хотите?
Денис вынул из портфеля папку.
— Вы забираете свою жалобу из ФКЦБ — раз. Вы продаете нам акции «Имперы», «Лагуны» и «Кроники» за семнадцать лимонов — два. ФСБ закрывает дело против Сенчякова по факту продажи вертушек чеченам, а Генпрокуратура закрывает против него дело по факту возбуждения национальной розни.
— Тоже мне, нашли союзника, — усмехнулся Лучков, — в каждом выступлении жидомасонов поминает.
— Совершенно с вами согласен, — кивнул Денис. — Я бы сказал, что национальные убеждения гендиректора Сенчякова… скажем так, не лезут ни в какие ворота. И что за последние три месяца Сенчяков, от усиленных переживаний, превратился из честного стародума в человека не совсем адекватного… Но проблема в том, что господин губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко поминает сионистов и, как он выражается, «курощупов», через каждые полторы фразы. И я даже однажды лично присутствовал на историческом совещании, где господин губернатор сказал следующее: «В этом месяце в Краснодар завезли много грейпфрутов, и на этих грейпфрутах есть красные точки. Так вот, красные точки — это потому, что сионисты заразили грейпфруты СПИДом, чтобы извести русский народ»'. И я что-то не слыхал, чтобы против губернатора Кондратенко возбуждали дело или хотя бы исправили его медицинские познания, разъяснив, что СПИД через грейпфруты не распространяется. А самым вредным антисемитом в России отчего-то оказался Сенчяков.
— Хорошо. Сенчяков — это три.
— Генпрокуратура и налоговая полиция прекращают расследование по факту лжеэкспорта проката Ахтарского металлургического комбината. Государственная Дума отменяет слушание по поводу передачи в частную собственность Белопольской АЭС.
— Дума — это не мы! — запротествовал Лучков, — у этих отморозков отняли кормушку, вот они и взъелись. И вообще — какая вам разница, что они там чирикают?!
— Сомневаюсь, что не вы. Они хотели, а вы надавили. Теперь надавите обратно. Сколько вам это денег будет стоить, меня не колышет. Проведение слушаний в Думе будет рассматриваться комбинатом как разрыв пакетного соглашения.
«Не, ну обалдеть», — подумал Лучков. Что банк из своих денег будет отстегивать бабки, чтобы прикрыть Ахтарский меткомбинат в Думе — этакий сюрреализм даже в страшном сне не мог ему привидеться.
— Еще что? — хмуро спросил Лучков.
— Ну и еще, разумеется, кредит.
— Какой кредит?
— Восемнадцать миллионов долларов. С которого все началось. С нас по нему до сих пор деньги причитаются. Мы идем в арбитражный суд города Москвы и совместно просим признать гарантию по кредиту липой.
— Это все?
Черяга раскрыл бывшую при нем папочку, внимательно изучил листок, исписанный рваным почерком Извольского.
— Вроде все.
— А птичьего молока вам не надо? — раздраженно осведомился Лучков, — или финансировать Извольского на президентских выборах?
— Вячеслав Извольский не претендует на пост президента Российской Федерации, — с серьезной миной объяснил Денис.
— А если Арбатов вас пошлет куда подальше? Черяга пожал плечами.
— Тогда — Генпрокуратура, телевидение, западные банки и прочие маленькие радости. Я очень надеюсь на вас, что вы объясните Александру Александровичу, что ему не следует лезть на рожон. Я полагаю, что вы склонны вести себя более разумно, чем он.
Ознакомительная версия.
