— Обрезиненного нет, только битумированный, — добавил второй. — Если там вода — не сгодится. И длины может не хватить…
— Думаю, что хватит, — сказал я, — тут метров двести, не больше.
Мне в общем было наплевать, будет ли связь с Чудо-юдом, потому что больше, чем он уже помог мне, зарядив мою голову всеми познаниями Бетти и Тани, помочь он все равно не мог. Сейчас меня интересовало только одно: как можно быстрее нажать кнопку «TEST» после набора кода «1865». Надо было собраться и сосредоточиться. Кроме того, требовалось еще и сыграть несведущего.
— Ну, что дальше набирать? — спросил я у Бетти.
— 1865, — сказала она. — И обязательно нажмите красную клавишу…
Она сказала это очень спокойно. Я бы сказал — умиротворяюще.
Вот на этом-то расслабляюще спокойном голосе Волчара-Баринов и купился. Жестоко купился! В тот самый момент, когда мой указательный палец уже оторвался от клавиши с цифрой 5, чтобы дотронуться до клавиши «TEST», произошло нечто, лишившее меня возможности это сделать.
Я потерял сознание неожиданно и почти мгновенно.
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ
Хорошая мысля, как выражаются неинтеллигенты, приходит опосля. Знал ведь, товарищ Баринов, загодя знал, что готовят ему сюрпризец «милая женушка» и «любящая теща». Может быть, матушку Мэллори, как говорится, я и не успел еще изучить, но ведь Танечку за прошедшие полтора месяца знакомства раскусил уже прилично. Надо было помнить, что самые опасные гадюки те, которые похожи на ужей. И можно было хоть сто лет оправдываться и клясть судьбу, но предвидеть случившееся я был просто обязан.
Я сказал, что нажать злополучную клавишу «TEST» мне помешало «нечто». Это самое «нечто» было мне в общем-то хорошо знакомо. Всего несколько недель назад милая Танечка Кармелюк во время наших скитаний по подмосковным лесам пару раз вырубала меня точным, легким, неуловимо быстрым ударом, который был у нее, как видно, отработан до совершенства.
И в этот раз я не успел даже заметить, куда и как она его наносит. Смешно, ей-Богу! В течение всего пути сюда я старался не приближаться к ней, держаться подальше, вести себя бдительно и аккуратненько. Один раз подставился, всего один раз! Аж злость берет! Чуть-чуть расслабухи — и все, хана, полный завал и похоронный марш за свой счет.
…Очухался я от запаха нашатыря. Увидел под носом сломанную ампулу из санитарной аптечки боевых пловцов, чихнул, дернулся… А ручки-то опять в браслетиках. Я лежал на спине, точнее на своих скованных руках, а рядом была кровь, очень много крови. Повернув голову набок, я увидел груду тел в гидрокостюмах. И с желтым зигзагом, и с красно-белыми полосами. Шмаляли без разбора.
Ноги у меня были скручены телефонным кабелем повыше щиколоток. Это как-то обнадежило: значит, пристрелят не сразу. Правда, и мучиться что-то не хотелось. Ведь мама с дочкой такие рационалистки, что зазря живым не оставят…
На меня смотрели два «ПП-90» и две пары одинаковых черных глаз. Похожи, красавицы. Оболочка бедной дурочки Вик Мэллори пришлась по фигуре шлюхе Кармеле и беспощадной дзержинке Тане. И не тесно им там вдвоем? Поди могут и разговаривать между собой. Ведь мы с Брауном общались, советовались даже…
— Очухался? — зло улыбнулась Таня. — Ну что, «муж», объелся груш?
Внаглую издевалась, стервоза! Ну не змея ли, граждане?
Лишь теперь я попробовал осмотреться. Площадка лифта, видимо, дошла до конечного пункта. Я прекрасно помнил, что она была открытой и не было на ней никакой кабины или крыши. А раз так, то почему всего в трех метрах надо мной потолок из той же рифленой брони, из какой были сделаны щиты в туннеле?
Отсюда, с этой зацепки, мои мозги начали медленно, но уверенно восстанавливать сообразительность. Шарики вышли из-за роликов, закрутились, начали чего-то вспоминать… Но если бы мозги не приступили к работе, мне, наверное, было бы полегче. Я вспомнил, что так и не успел нажать клавишу «TEST» после набора кода «1865».
Из этого следовало очень важное, прямо-таки чудовищно важное обстоятельство.
Как известно, товарищ дон Педро Лопес сооружал свой «Бронированный труп» на случай ядерной войны и ее последствий, то есть глобального радиоактивного заражения атмосферы и ядерной зимы. Соответственно он решил изолироваться получше. Поскольку сведущие люди объяснили ему, что процесс восстановления жизни на Земле может занять не одно столетие, дон Педро решил в случае чего замуроваться наглухо. Так, чтобы, даже если очень захочется, никто из подземного дворца не ушел. Поэтому подразумевалось, что код «1865» сам по себе должен не только включать лифт, но и приводить в действие многослойную систему затворов, полностью перекрывающих лифтовую шахту. Затем в загодя загруженные цементом, песком и щебнем автоматические бетономешалки подавалась эмульсия из воды и синтетических смол, придающая бетону особую прочность. Затем все это выдавливалось в пространство между щитами-затворами, и оно автоматически заполнялось бетонной смесью. Систему эту можно было, естественно, включить только один раз. После этого убежище Лопеса становилось воистину «Бронированным трупом», ибо живым из него никто не мог выбраться.
Но время шло, война не начиналась, а Лопесу хотелось обставить свой бункер получше. Да и оборудование изнашивалось, надо было где-то что-то ремонтировать и приводить в порядок. Ведь Лопес как-никак намеревался прожить в убежище до естественной смерти, то есть лет двадцать-тридцать, да еще взять туда с собой семью и ряд приближенных. Там была сооружена замкнутая, как на космическом корабле, система жизнеобеспечения, полностью изолированная от внешнего мира. Чудак Браун искал вентиляцию, а ее просто не было. Канализации тоже не было. Все отходы перерабатывались, воздух и вода очищались, возвращаясь в оборот. Эта баснословно дорогая система, управлявшаяся мощным компьютером, имела в качестве энергетической установки атомный реактор. Так или иначе, но надо было периодически осматривать объект и возвращаться обратно. Именно для этого и придумали команду «TEST», которая отключала все системы, замуровывающие лифт.
Я узнал все это из разархивированной «шпаргалки». Загодя волновался, переживал, чтобы не сплоховать. Но проворонил. Не предугадал такого поворота. Хотя о том, что мама с дочкой затеяли пакость, тоже знал заранее. Только вот не знал, какую. Но ведь бдил, готовился, несколько раз ждал… А когда успокоился — хоп! — и оказался в пролете.
Бетти и Таня взяли меня за плечи и выволокли с площадки в широкий проем, за которым оказался короткий коридор.
Какую комбинацию цифр набрала Бетти (пульт находился у нее в руках) я не увидел, но зато увидел, что проем задвинула поднявшаяся снизу стальная плита, а еще через несколько минут услышал, как туда, на площадку, где лежали девять трупов, с плескучим клокотанием и шлепаньем полился бетон… Меня, стало быть, пожалели. Выходит, я еще нужен. Зачем?
Нет, поторопился я, конечно, сказать, что голова начала соображать. Ни хрена она не соображала.
Если Кармела знала, что «1865» без приставки «TEST» означает приговор к пожизненному заключению в недрах «Бронированного трупа», то ее заподлянка выглядела как подвиг камикадзе, потому что она и себя замуровала, и свою маму тоже. То, что она перестреляла и хайдийских аквалангистов во главе с субофисиалем Убедой, и трех Эухеньиных охранников, было вполне понятным жестом. Но на кой черт тогда меня щадить?
К сожалению, додуматься я так и не успел, потому что дамы поволокли меня дальше. Короткий коридор вывел в небольшой зал с мраморным полом и двумя круглыми бассейнами, посреди которых били небольшие фонтанчики. Зал пересекала ковровая дорожка оранжево-алой расцветки, которая затем поднималась на широкую — метра четыре — парадную лестницу с античного образца статуями и колоннами. Стены украшала дорогая мозаика, изображавшая какие-то библейские сюжеты, а на потолке переливались радужным хрусталем и сверкали позолотой огромные люстры.
