Тем временем соседи по столику деловито разлили жидкость.
– Слушай, друг, будешь с нами? Мы тут товарища поминаем, – обратился к Сергею старший. Второй, который был помоложе, смотался к стойке и принес еще один стакан.
– Ну, пусть земля ему будет пухом… – произнес Сергей, выпил и поинтересовался: а что случилось-то, ребята?
– Зарезали его. В собственной мастерской. И ведь глупость-то какая. Он ведь был не каким-нибудь гопником, а художником.
– А вы тоже художники? – не удержался Сергей от вопроса. Уж больно не сочетались спитые лица этих ребят, дешевый кабак и их дорогая одежда.
– Ну, типа того. Стеклодувы мы. Знаешь, дуем в такую вот здоровенную трубку и выдуваем всякое-разное. Ничего так выходит. Люди ценят… – Старший снова разлил водку и продолжил:
– А к Сереге мы в гости ходили. Тут недалеко была его мастерская. Он хороший был художник. И ведь ты прикинь, какая-то гнида его грохнула, на деньги его польстилась. Но денег-то этот гад не нашел. Потом только обнаружили в нычке несколько тысяч евриков. Вот как бывает. Погиб талантливый человек ни за что.
– Ни фига. Бандюганы его убили, – встрял в разговор патлатый. Он уже находился в том состоянии, когда человек еще может связно и более-менее разумно говорить, но уже начинает переть подсознание.
А Казака все это вдруг начало сильно интересовать. Он, конечно, не слишком хорошо знал нравы художественного Петербурга, но вряд ли тут художников убивают каждый день. Он уже собрался задать наводящий вопрос, но за него все сделал бородатый.
– Слушай, Грач, ну какие на хрен бандиты? Серега даром что пьянь гидролизная… был мужиком хитрым. Косил под такого простого Ваню, а на самом-то деле – себе на уме. Ты вот знаешь, где и сколько он зарабатывал? Никто этого не знает. Так вот, он-то знал, что в Москве, когда коммунисты кончились, многие свои мастерские перевели в собственность. А потом к ним стали ходить крутые ребята и делать разные предложения… Понятно какие. А у Сереги его мастерская была в собственности Союза художников. Так что как наедешь, так и слезешь. Правда, говорят, у него еще одна мастерская была. Но про нее мало кто что слыхал.
– Все равно бандиты его убили, – упрямо повторил младший. – Говорили ему: не связывайся ты с этой реставрацией. Денег тебе, что ли, не хватает? Так нет, хотел вот сделать из мастерской картинку, как в западных журналах. Сделал. Теперь она кому-то достанется на халяву. Говорят, в Союзе его бывшая жена икру метала по этому поводу, хотела под себя подгрести, а хрен там.
– А что за реставрация? – как бы невзначай спросил Казак. Разговор становился все более интересным.
– Какая? Обыкновенная. Картины старые реставрировать. Дело-то, в общем, обычное, но он по этому поводу крутился с какими-то… Ну, может, и не с бандитами. Они больше похожи на гангстеров из американских фильмов, а не на наших братков. Но уж точно – не самые законопослушные ребята.
– А какие картины? – продолжал Казак вытягивать информацию, более всего опасаясь, что стремительно пьянеющие деятели искусств перейдут в стадию, когда разговор станет уже бесполезен.
– Да он мне рассказывал, что ли? Он никому ничего не рассказывал. Правда, видел я случайно у него. Давно уже. Ну, типа классицизм. Парк там, какие-то тетки в пышных платьях. Как тогда было положено. Начало XIX века, так, вроде.
– Не Юбер, часом?
– Ты, братан, скажешь! Какой там Юбер! Слабовато для Юбера. Хотя… Может, ученик его, может, подражатель. Но я особо не разглядывал. Серега сразу картину закрыл и говорить о ней не хотел.
– Что-то потянуло снова народ на классику, – встрял бородатый. – Можно сказать, недавно все от авангарда с ума сходили. А теперь снова возврат, блин, к истокам. И что ж тогда наши выпускники Репы делать будут? Они ж ведь и кисть в руках держать не умеют. А что я про классицизм начал? Хотел ведь что-то сказать… А, мне вот жена рассказывала, она в Репе преподает. Так вот бегал там недавно по ученикам какой-то человек, искал людей, которые бы взялись картины старые реставрировать. Ему говорят, ты к специалистам обратись, зачем тебе студенты? А он что-то там такое рассказывал…
– И что?
– А я знаю? Да у нас там сейчас вряд ли особо кого найдешь. Тем более – среди студентов. И в самом деле – зачем это ему? То ли хочет подешевле, то ли… То ли светиться не хочет. Темные истории происходят теперь в нашем деле.
Дальнейший разговор успеха не принес. Ребята довольно быстро дошли до стадии, когда трезвому человеку с ними беседовать не о чем. Сергей покинул заведение, которое теперь, в послеобеденное время, все более соответствовало строчкам песни «шумел-гремел посудою шалман».
Алена встретила его ехидно:
– Слушай, это нормально, когда, скажем, поэт или даже журналист уходит за сигаретами, а возвращается через два часа и хорошо датый? Я думала, у бандитов такого обычая нет.
– Да, как всегда бывает: шел себе, валялась на дороге интересная информация. Вот подобрал…
Казак не стал упоминать о Кудрявцеве, о таких вещах чем меньше знает людей, тем лучше. Зато подробно пересказал беседу с мастерами-стеклодувами.
– Изделия их коллег я видела, – кивнула Алена. – Классные штуки они делают. А ты думаешь, между ними и вывозом картин есть какая-то связь?
– Да все как-то уж больно сходится. Бандиты, старинные картины, реставраторы, убийство… Только я вот чего не пойму: этот стеклодув сказал, что у убитого художника была картина не Юбера, а его ученика или подражателя. Это ж получается? Ребята, которых мы ищем, типа открыли временной портал и таскают из той эпохи картины. А по дороге картины портятся, и их нужно реставрировать. Потому что иначе – какой-то у них тайный склад.
– На этот счет не парься. Эти служители муз, они знаешь, не слишком-то отягощены образованием. Они ж не искусствоведы. Чукча не читатель, чукча писатель. Вполне возможно, что это была и одна из тех картин. Да и приходилось мне видеть на разных брифингах ментов-«антикваров» неотреставрированные картины. Знаешь, на них не всегда можно отличить лошадь от коровы, а мужчину – от женщины. Ладно, пошли кофе пить.
Потягивая бодрящий напиток, Сергей шевелил мозгами. Что давал ему новый след? Вроде, много, а вроде – и ничего. Если этих бандитов видел приятель убитого художника, значит – видел кто-то еще. Уходя из кафе, он выяснил у разомлевших стеклодувов адрес мастерской и имя убитого деятеля искусств. Получается это совсем рядом. Казак уже достаточно бывал в Питере, чтобы уяснить одну особенность старых районов: тут все друг друга знают. И многое видят и запоминают. Так что если порасспрашивать, допустим, местных пацанов, алкоголиков и бабушек – можно что-то выяснить. С другой стороны, какой-то человек засветился в Академии художеств. Неизвестно, нашел он кого-то или нет, но ведь наверняка знакомился, общался, давал телефон. Все эти варианты реальны, правда, требуют бездны труда и времени. А что у нас есть еще? Ах да, телефон, который дал Кудрявцев. Конечно, вряд ли этот неуловимый Борман регистрировал его на себя, но попытка не пытка.
На этот раз Казак не стал доверять Интернету, а набрал номер Чемодана.
– Привет, Казак. Какие новости?
– Надо мобильничек пробить. Можешь?
– О чем базар? Посылай номер. Пробью, перезвоню.
Звонок раздался примерно через час.
– Все пробили в лучшем виде. Значит, так. Сиротинский Антон Георгиевич, 1952 года рождения. Проживает: Карьерный переулок, дом… Блин, где ж такой? Еще есть проблемы?
– Пока нет, но могут возникнуть.
– Звони, всегда готов, как юный пионер.
Итак, номер зарегистрирован явно на левого человека. Этот Сиротинский просто по возрасту не подходит. Не может же Борман быть человеком пятидесяти пяти лет. Но все-таки проверить надо.
– Слышь, Алена, знаешь такой Карьерный переулок? – спросил Казак девушку, пристроившуюся у компьютера.
– В Питере теперь и таксисты не все улицы знают. Но какая проблема-то? Открываешь «Яндекс», «Карты», «Санкт-Петербург»… Давай я посмотрю. Какая улица? Карьерный переулок? Один момент. Вот! Смотри.
– А это где? – не понял Сергей, поглядев на карту.
– Вообще-то, это уже не Питер. Но у нас города-спутники входят в городскую черту. Это место называется Мартышкино. Рядом с Ораниенбаумом. Между прочим, этот Ораниенбаум – объект культуры мирового значения.
Ораниенбаум! Казак вспомнил слова Кудрявцева о том, что Борман живет именно в районе этого города. Уже интересней. Похоже, Борман в своей конспирации слегка лопухнулся. Зарегистрировал телефон на чужое имя, но далеко ходить не стал. Казак взглянул на карту. Ха, а ведь это Мартышкино – не самый большой в мире населенный пункт. И там наверняка если не все всех знают, то следы найти можно. Казак глянул на часы. Время подходило к шести, сегодня ехать было поздно, еще не хватало, чтобы менты по дороге повязали за вождение в нетрезвом виде. Ладно, отложим поиски до завтра…
