– С-с-стервоза! – возмущенно прошипел парень в белой рубашке. Но оторвать от экрана взгляд он был не в силах.
– …чем обязаны такому вниманию мальчиков в масках? Уж кого – кого, а вас в гости не ждали. Тихо – мирно готовили сюжет с другими героями, когда совершенно некстати в эфир влезли вы. Прям через окошко! И с ходу принялись разминать кулаки… Это я-то стервоза?!! – с десятисекундным опозданием отреагировала Ольга. – Милый вы мой! Да вы меня просто не знаете. Я белая и пушистая, скромная и интеллигентная девушка. Которая, кстати, в отличие от некоторых, никогда не ударит по лицу человека, тем более, если он не может дать сдачи. На такое способны лишь позорные трусы. И еще, как мне кажется… – Оленька умело выдержала эффектную паузу и с привычным цинизмом мастерски двинула мальчика в белой рубашке прям промеж ног: – …педики! Не думаю, что вы трус. Так что ничего не поделаешь, остается второе. Очень жаль! Вот так-то: маленькое лирическое отступление в назидание любителям помахать кулаками. А теперь продолжим знакомство. Итак, дорогой вы мой, раз уж ворвались в эфир, еще раз прошу: извольте представиться. Как зовут-величают? Какого звания? И почему, собственно, вашему нападению подверглось именно то кафе, где работали наши…
Терпение командира в застиранных джинсах лопнуло на середине очередной ядовитой Ольгиной фразы. Яростно выплюнув емкое «Сучка!», он надавил на кнопку пульта, выключил телевизор и резко развернулся ко мне.
В этот момент впервые за сегодняшний вечер я ощутил страх.
Выражение искаженного яростью лица этого парня оптимизма совсем не вселяло. Более того, оно вызывало серьезные опасения, что еще секунда, и мне не помогут ни прямой эфир, ни своевременное замечание Ольги о том, как следует относиться к тем, кто готов поднять руку на беззащитного человека. До фонаря сейчас этому обезумевшему дегенерату, что я скован наручниками; по барабану, что все, что сейчас происходит в этом проклятом кафе, показывают по телевизору. Главное, что его – такого разумненького! – взяли и заманили в ловушку, выставили дураком на весь Питер. Мало того, что теперь за подобный провал не погладит по головке начальство (каким бы там оно ни было – ментовским иль воровским), так еще засмеют друзья да подружки.
И виноваты во всем эти ничтожества с разбитыми рожами! Стоят себе такие довольные, гниды; уверены в том, что уж теперь-то с ними ничего плохого не произойдет!
Черта с два! Произойдет!
Маленький командир решительно шагнул… странно, но не ко мне, а к Антону. Наверное, свою роль здесь сыграло то, что у меня и без того на лице был написан страх. Антон же продолжал улыбаться. И эта исполненная ехидства ухмылка была сейчас для парня в белой рубашке все равно что мулета для андалузского быка.
Терять ему было нечего. Один хрен, все уже видели, как он, не имея для этого никаких оснований, без зазрения совести бьет табло бедолагам, угодившим под его горячую руку, – на виду всего Питера расхренячил носы двоим мужикам. Так какая теперь, к чертовой матери, разница, калечить ли этих говнюков до конца или оставить их безнаказанными! Одно дерьмо: что так, что эдак, неприятностей не избежать. Так уж лучше подсластить эти грядущие неприятности сознанием того, что мерзавцы, ради своих журналистских амбиций пустившие все вверх тормашками, теперь обречены жить на лекарствах.
Итак, первым на очереди оказался не я, а Антон. Это, возможно, и предрешило удачный для нас исход экстремального вечера. Примись маленький командир за меня, вряд ли я со скованными руками смог бы оказать ему хоть какое-то сопротивление. Все бы закончилось тем, что проекту «Подстава» пришлось бы искать себе нового программного директора.
А от меня бы осталось лишь мокрое место.
У Антона же все получилось настолько быстро и просто, что создалось впечатление: не будь на нем наручников, вряд ли бы он справился лучше.
Для начала, презрительно хмыкнув, Антон спокойно отступил в сторону, избежав хлесткого удара ногой. И, когда парень в белой рубашке, промахнувшись, на секунду потерял равновесие, не стал тянуть и сразу завершил этот нелепый спарринг досрочной победой.
Несильный, но профессиональный удар ногой под колено – маленький командир оказывается на четвереньках.
Пяткой в челюсть (тоже несильно, тоже профессионально) – маленький командир неуклюже и медленно заваливается на бок.
И, наконец, «контрольный выстрел».
Когда Антон с инквизиторским хладнокровием и мастерством профессионального футболиста носком ботинка выбил противнику из сустава коленную чашечку, я даже зажмурился. И подумал: «Проклятье! Этот радикал перестарался! Такое нельзя показывать по телевизору».
Впрочем, следовало ожидать от него чего-то подобного. Еще неделю назад, когда Антон в «Цыганской мызе» чуть не довел до сердечного приступа администратора, мне стоило призадуматься над тем, что он переигрывает. Не способен вовремя нажать на тормоза. Не чувствует грани, ступать за которую, когда за каждым твоим шагом внимательно наблюдают тысячи телезрителей, следует с большой осторожностью.
«Если я привлеку его для участия еще в парочке наших сюжетов, „Подставу“ вполне могут прикрыть за пропаганду насилия», – решил я.
А Антон тем временем продолжал куражиться. Смерив брезгливым взглядом скорчившегося на полу обладателя застиранных джинсов, он негромко попросил:
– Снимите браслеты. А потом забирайте это дерьмо и проваливайте! – И смело развернулся спиной к наблюдавшим за расправой бугаям в камуфляже.
Ни один из них не попытался прийти на помощь своему командиру или как-то поквитаться с нами за него, охромевшего, может быть, на всю жизнь. Этим амбалам, в отличие от парня в белой рубашке, было, что терять. Их рожи (за исключением единственного – того, с которого я сорвал маску) не светились по телеку, у них оставался шанс, если подсуетятся, убраться с места событий неузнанными. И, возможно, избежать огромных проблем.
Долбаный телевизионщик сейчас предлагал наиболее безболезненный выход из щекотливого положения, и глупо бы было не поспешить им воспользоваться, пока в кафе не нагрянула журналистская братия. С телекамерами. С диктофонами. С прям патологической тягой ко всевозможным скандалам.
Лбы в камуфляже и поспешили. Наверное, с преогромным трудом перебарывая в себе желание жахнуть на прощание по почкам, которые так неосмотрительно подставил им один из виновников всех неприятностей.
В полном молчании сперва у Антона, потом у меня на руках разомкнули наручники. После чего двое боевиков подхватили раненого командира под руки и бегом поволокли к выходу. Следом устремились остальные – я подсчитал: шесть рыл. С таким позором они, наверное, не покидали еще ни одно поле боя.
Антон, провожая взглядом обратившихся в бегство противников, выразительно хмыкнул и сокрушенно покачал головой: мол, какими крутыми эти костоломы были десять минут назад, когда вламывались к нам через окно; и каковы они сейчас, когда, поджавши хвосты, сливаются через дверь. Мой соратник еще не вышел из образа и вовсю красовался перед скрытыми камерами, ничуть не заботясь о раскрашенном носе, о залитой кровью рубашке, о начавших уже заплывать от удара глазах.
Зато я, наконец ощутив себя в безопасности, сразу вспомнил о своих покалеченных почках.
О которых на время забыл.
Увы, только на время.
Притом на очень короткое: уж слишком настойчиво почки старались вновь обратить на себя внимание хозяина, посылая довольно мощные импульсы боли.
«Ч-ч-черт! В лучшем случае предстоит несколько дней писать кровью. В худшем… – поморщился я. – Нет, о такой перспективе лучше не думать. А сейчас… сейчас надо срочно связаться с монтажкой. Как там дела? Завершили сюжет? Или я все еще (с расквашенным носом и болезненной миной на физиономии) красуюсь на телеэкранах Санкт-Петербурга?»
Я поискал взглядом свой сотовый. В тот момент, когда в кафе посыпались гости, я его, даже не закрыв крышечку, бросил на стол. Он должен был лежать рядом с Антоновой рацией.
Что ж, рация на месте. А сотового нет. Ни на столе, ни под столом, ни в обозримом пространстве.
– Дерьмо! – усмехнулся я и тут же скривился от боли, пронзившей поясницу. Смеяться и делать резкие телодвижения мне сейчас было противопоказано. – Эти жлобы прикарманили мой телефон.
– Мой тоже, – не удивился этому факту Антон. – Ничего, их сейчас перехватят. Обыщут. Похищенное изымут. Воришек примерно накажут. Не плачь, получишь назад свою трубку.
«Это когда еще получу! – расстроился я. – А позвонить Никите надо прямо сейчас».
– Здесь есть городской?
Антона мой идиотский вопрос развеселил.
– В этой дыре?!! Жди! – И предложил мне решение проблемы, до которого я, как ни странно, не додумался сам (возможно, на остроту моего мышления влияли отбитые почки). – Если хочешь связаться со студией, включи телевизор.
