— Ничего… Нет. Никаких проблем! — замотал головой молодой.
Старик прищурился.
— Что случилось?
— Ничего, я же говорю…
Старик все так же смотрел на молодого в упор.
— Я слушаю.
— Правда, ничего… Ну так, мне показалось, может.
— Говори!
— Ну я был около городской больницы, центральной… Вышла медсестра или санитарка. Я к ней подошел. Не помню, что спросил. Вроде придумал какого-то родственника.
— Ну!
— В общем, она смотрела на меня как дурная. И все, я сразу ушел.
— И что?
— Когда уже возвращался, встретил ее на соседней улице, здесь рядом.
— Она тебя узнала?
— Кажется, да. Я стал плутать вокруг дома, следы заметать. На всякий случай. Вдруг оборачиваюсь и вижу — за мной идет. С ума сошла.
— Так вот почему нас ждали на дороге! Они нас ждали! Ты понял, идиот! Это ты виноват! — вскочил старик и выглянул в окно.
— Надо было пристрелить ее на всякий случай…
— Дурак, ты что, по городу со стволом ходишь?! — заорал старик.
— А что?
— А если б тебя обыскали?! Ты же «лицо кавказской национальности»)
— Да им не до этого!
— Идиот! Последний раз с тобой связался! — закричал старик. — Ты все провалил! Не они — это мы с тобой сдохнем! Но ты первый! Я тебя сам убью! — В руке его блеснуло лезвие. Сквозь черную бороду — оскал зубов. Он двинулся на молодого.
И замер.
Во дворе послышался шум машины.
— Ну все, нашли! Это ты, сволочь, хвост привел! — прошипел старший.
— Я нет! Я никого не привел, — лепетал молодой, губы его дрожали.
Старик осторожно выглянул в окно. Приехала не милиция — «скорая помощь».
— Шайтан! — прошептал он.
— Я не виноват, я не виноват! — Молодой достал пистолет, метнулся к двери. — Они по следам «газика» нас могли вычислить…
— «Газик» мы бросили за городом. Как они догадались?!
Из машины вышли двое в медицинской форме.
— Спрячься, — приказал бородатый. Молодой нырнул за ящики.
В дверь ангара постучали.
— Есть кто? — послышался голос.
— Да нет тут никого, — сказал другой.
— Сказали, тут люди работают. — И снова стук.
— Нету, пошли.
— Ага, а если они того?
— Так мы не похоронная команда.
— Я имел в виду — больные, помощь нужна. — И снова стук.
— А ты можешь помочь? — спросил второй.
— Нет, так оставлю помирать! — И говоривший загремел в дверь изо всей силы. — Надо ломать.
Бородатый подошел к двери.
— В чем дело? — спросил он «сонным» голосом.
— Во! Видишь… Мы из санэпидстанции. Откройте, пожалуйста.
— У нас все нормально.
— Ну и слава богу. Больных нет?
— Нет. Все здоровы.
— Хорошо. Если почувствуете недомогание — сразу в больницу, хорошо?
— Обязательно.
Через замочную скважину бородатый увидел, как медики возвращаются к машине. Он только было вздохнул облегченно, как молодой сзади оттолкнул его, распахнул дверь — и последовала череда автоматных выстрелов. А потом еще. И ещё…
— Ты что?! — заорал на него бородатый, но было уже поздно.
Медики упали. Одному пуля попала в спину, другому в голову.
Бородатый не успел схватить молодого, тот выбежал на улицу, к машине.
Но водитель, опешивший только на мгновение, нажал на газ — и «скорая» рванула прямо на бежавшего.
Тот успел отскочить и дважды выстрелил в лобовое стекло.
«Уазик» проехал по инерции несколько метров и ткнулся бампером в стену ангара.
— Идиот! — закричал бородатый. — Что ты наделал?! Они уже уходили!
Но молодой его не слушал, он открыл дверь санитарного «уазика» и ввалился внутрь. Бородатый мгновенно последовал за ним и резко оттолкнул.
Молоденькая сестра закричала от ужаса.
Он схватил ее за волосы и резко провел ножом по горлу.
Делал он это профессионально, кровь брызнула в сторону ни капли не попало на него.
Недвижимым, наверное уже мертвым, женщине и мужчине, лежащим на носилках, он тоже перерезал горло.
А потом свалил ударом в челюсть молодого, стоявшего, переводя дух, с бесполезным автоматом в руках.
— Гад! Предатель! Ты провалил операцию! Что ты наделал?!
— Ты не понимаешь! Они нас выследили!
— Идиот, это были врачи!
— Они нас выследили! Выследили, они нас хотели убить! — сверкая безумными глазами, твердил молодой.
Бородатому пришлось оглушить его ударом по затылку. Вокруг было пусто. Ни выстрелов, ни криков никто не слышал. Ангар стоял на отшибе.
Сбрызнув лицо молодого водой из бутылки, бородатый привел его в чувство:
— Ну, оклемался? Что мне теперь, расстрелять тебя? Молодой схватился за карман — ни пистолета, ни ножа не было. Автомат разряжен. Он ничего не ответил, тупо уставившись на забрызганные кровью носки своих солдатских ботинок.
— Вставай, давай закатим машину в ангар. А потом я подумаю, — сказал бородатый.
Молодой с трудом поднялся. Вдвоем они вкатили «уазик» в ангар, затащили в него трупы медиков.
— И что на тебя нашло? — уже немного смягчился бородатый, поливая «скорую» и ангар бензином из канистры.
— Не знаю, прости…
— Да, не хотел я тебя брать…
— Нет, нервы сдают. Я своими глазами видел… Знаешь… сотни, тысячи мрут… Это страшно, я видел, видел сам.
— А теперь надо, чтоб это увидел весь мир. Бородатый поставил канистру на пол.
Вышел на улицу и закрыл дверь на висячий замок. Подошел к окну.
— Извини, но мне сумасшедшие не нужны. — И бросил в окно горящую спичку.
— А! — дико закричал молодой. Внутри сразу вспыхнуло.
Молодой бросился к двери. Навалился всем телом. Дверь не подалась.
Тогда он разбежался и, закрыв голову руками, бросился на окно. Вывалился наружу как раз в тот момент, когда рванул бак «уазика».
Взрывной волной его отбросило к забору.
Когда он поднял голову, над ним стоял бородатый.
— Ладно, — сказал он, — живи.
Ленинград
6 декабря 1979 года, 09.30
Обычно на работу Соня ходила с удовольствием, как бы рано ни нужно было вставать. Ее не смущал ни яростный ветер с залива, ни удушливая питерская жара, ни бесконечные дожди, осенью окрашивавшие город во все оттенки серого. Так было всегда, но не в последние две недели. Все началось с того самого вечера, когда они с Кукушкиным совершили прогулку вдоль Фонтанки. Она сразу поняла, что слухи о закрытии их лаборатории не лишены оснований, иначе Леша не стал бы темнить и увиливать.
Соня сразу почувствовала, как по утрам ломит все тело, и даже кофе не спасает. На улице промозглый холод тысячью мельчайших иголочек вонзается в щеки, в метро душно, в троллейбусе давка… Вот и он, родимый НИИ. Недолго ей осталось туда ходить! Еще чуть-чуть, а потом все. Теперь уже точно известно: три дня назад Семенов — официально глава лаборатории — объявил, что пора искать новую работу. Лицо у него при этом было такое, будто он бутылку уксуса выпил.
Это жуткая пытка — смотреть, на лабораторию, в которой прошло не самое худшее время жизни. На кипы папок с результатами исследований, на мензурки-пробирки! Пепельница в коридоре, кактусы на подоконнике — она их принесла. Теперь придется уносить…
Лабораторию закрывают. Они дорабатывали последние дни, составляли отчеты, сортировали материалы — вроде бы все тоже самое, но только когда знаешь, что это ни к чему не приведет, то даже просыпаться по утрам не хочется. И уж тем более идти смотреть на такие же кислые лица коллег. Она опять попыталась выяснить, в чем дело, но, похоже, Семенов сам ничего толком не понимал.
— Сонечка, проект открыли там, — он недвусмысленно ткнул пальцем вверх, — и там же закрывают. Им виднее.
— И ты ничего не хочешь сделать?
— Как это — не хочу? Но моего желания, и твоего, и кукушкинского, и всех прочих не хватит, чтобы разобраться, чем они, — Семенов; опять многозначительно указал на потолок, — руководствуются.?
— Слушай, давай говорить начистоту.
— А мы что делаем?!
— Не держи меня за дурочку! Никто не сказал мне, каковы цели лаборатории, но я, как ты, надеюсь, понимаешь, не совсем идиотка!
— Соня, постой…
— Так вот, моих мозгов хватило, чтобы понять: мы занимались разработками химического оружия…
Семенов ничего не ответил, и Соня беспрепятственно продолжила поток своих логических выкладок:
— …А оружие всегда нужно для каких-то конкретных целей, правильно?
Семенов ее не поддержал, но и прерывать не стал.
— Состояние проекта мне известно — есть яд, но нет противоядия. И тут лабораторию закрывают. Замечательно, думаю я, и у меня возникает вопрос: где и как это будет использовано? Молчишь?
— Соня, я тебе не советую даже задумываться над такими вещами.
— Он мне не советует! А ты сам никогда не спрашивал себя, зачем мы все это делаем?
