Ознакомительная версия.
Хорошо. Это означает только одно: Чугунков располагал верной информацией, и на этапе передачи ее от геофизиков искажения случиться не могло. В то же время, я не сомневаюсь, что Чугунков сам передал все полученные от геофизиков данные лично в руки министру. Сделать это вместо себя он никому бы не доверил. Но что же тогда получается?
Получается, данные мог изменить только сам Чугунков. Или сам министр… Но это только в том случае, если он клинический идиот… Нет, министр здесь ни при чем. Тут только Чугунков и никто другой.
Мне стало окончательно плохо. Как же так? Дядя Костя, который учил меня спасать людей и приходить на помощь попавшим в беду, — предатель? Это не укладывалось в моей голове. Этого просто быть не могло. И в то же время факты упрямо твердили, что это есть! И нельзя от этого смущенно отворачиваться или прятать голову в песок, будто перепуганный страус.
Конечно, мои умозаключения — еще не доказательства, нужно что-то повесомее. Иначе мне просто никто не поверит. Чугунков всегда может сказать, что получил от геофизиков искаженные данные, и тогда уже никто ни в чем не разберется. Когда нет возможности доказать точно, люди лгут без особой для себя опасности.
Кому поверят министр, Менделеев, Григорий Абрамович — старые друзья Чугункова — ему, которого знают с детства, или мне и какому-то очкастому геофизику? Конечно — ему! А я лишь отрежу себе пути дальнейшего поиска этого агента, если подниму скандал и вылезу, не имея никаких доказательств.
Но и разрабатывать версию о Чугункове я тоже не могу, не заручившись поддержкой. Он — мой непосредственный начальник. При первом подозрении, что я ищу доказательства его причастности к сотрудничеству с Конкурентом, он просто отстранит меня от работы, безвылазно засадит в Тарасове, и я никогда не раскрою эту тайну.
Я просто не знала, что мне делать. Даже излюбленный мой прием — представить, как поступил бы в этом случае Григорий Абрамович, — не сработал. Я с ним уже говорила о том, что среди его близких друзей есть предатель. Не знаю, поверил ли он, но мне не ответил ничего. Для него эта проблема, наверное, была намного сложнее, чем для меня. Он промолчал и предоставил мне право решать самой.
Правда, тогда у меня не было не только прямых, но даже и косвенных доказательств. А теперь? Эта история с землетрясением, переместившимся с юга на север, красноречиво свидетельствует о причастности Чугункова к искажению данных геофизических исследований. Что сейчас сказал бы Григорий Абрамович, если бы знал об этом?
Стоп! Я же могу позвонить ему и спросить об этом прямо. Правда… По телефону такие вещи обсуждать опасно — линия наверняка прослушивается. И все же стоит попробовать. Мы с Григорием Абрамовичем всегда понимали друг друга с полуслова.
Придя на заставу и разыскав Евграфова, я потребовала у него телефон. Он привел меня в кабинет начальника заставы, уже третий день то находящегося в штабе округа, то облетающего пограничные катера, то ведущего какие-то сложные переговоры с японцами в Южно-Курильске и Немуро.
У нас на Шикотане дело близилось к рассвету, значит, в Москве ранняя ночь, разница во времени — восемь часов. Наверняка Григорий Абрамович сейчас в палате один и никто не помешает ему говорить со мной совершенно свободно. Если, конечно, не учитывать посторонних и очень внимательных «ушей».
Я чуть не отчаялась в своей затее, слушая ровный сигнал в телефонной трубке, свидетельствующий о том, что абонент отсутствует. Нехорошие мысли начали лезть в голову. Вдруг с Григорием Абрамовичем что-то случилось, пока мы тут на Шикотане…
Я успокаивала себя только тем, что двигался он пока еще очень плохо и для того, чтобы взять в руку телефонную трубку и поднести ее к уху, ему требовалось намного больше времени, чем здоровому человеку.
Наконец в трубке раздался легкий щелчок и знакомый глуховатый голос произнес слегка замедленно, но ровно и уверенно:
— Алло! Полковник Воротников слушает.
Его голос раздавался так четко и громко, словно он был в соседней комнате, а не на другом конце России.
— Григорий Абрамович! — воскликнула я. — Здравствуйте! Не разбудила?
«Запомни! — сказала я себе. — Никаких вопросов о здоровье и никаких просьб беречь себя! Разговаривай, как с абсолютно здоровым человеком. Здравствовать ты ему уже пожелала. Этим и должно все ограничиться».
— Нет, Оля, — сказал Грэг. — Я рад, что ты позвонила. У тебя все в порядке?
«Чувствует, — подумала я, — что у меня далеко не все в порядке…»
— Почти, Григорий Абрамович, есть небольшая проблемка. Мне очень хотелось бы услышать ваше мнение о ней.
— Какая? — спросил он.
— Все та же самая, — ответила я, внутренне злорадствуя по поводу тех, кто прослушивал наш разговор, но наверняка ничего не понимал. — Из-за которой мы с вами чуть не поссорились. Я, кажется, нашла ответ, но знаю, что вам он не понравится.
— Когда кажется — креститься нужно! — сказал Григорий Абрамович очень раздраженным голосом. — Я уже говорил тебе, что я в этом деле — не советчик. И больше даже не спрашивай меня об этом.
— Да я и не об этом, Григорий Абрамович, — поторопилась я вставить, испугавшись, что он сейчас отключится. — Я думала, вы подскажете мне, что делать? Кроме мыслей в голове, я ничем не располагаю. Мне нужно что-то реальное. А руки у меня связаны. Вы же знаете моего шефа. Если ему станет что-то известно… Он засунет меня в такую дыру, из которой я до пенсии не выберусь и уж точно ничего не смогу.
Я сделала паузу. Он молчал.
— Так что вы мне посоветуете, Григорий Абрамович? — спросила я еще раз.
— Если бы я был на твоем месте, я бы бросил все это, — сказал он наконец. — Но я здесь, хоть это и не самое лучшее место, которое я считаю для себя подходящим… Тебе нужно поговорить с Колей, он сейчас в Питере, звонил сегодня. Запиши его телефон…
Григорий Абрамович медленно продиктовал мне несколько цифр.
— С ним можно говорить более свободно, чем со мной, — сказал Грэг, тоже явно, как я поняла, дразня телефонистов, сидящих на подслушке. — У него аппаратура получше. Расскажи все ему. Он фигура — не меньше твоего начальника. Сумеешь его убедить, значит, получишь от него приказ. Не сумеешь — заранее предупреждаю — заткни уши… А меня извини! Я ничего не могу сказать…
— Спасибо, Григорий Абрамович! — с трудом удержалась я, чтобы не ляпнуть что-нибудь по поводу надежд на его быстрое выздоровление.
— Звони! — сказал он. — Я рад всегда тебя слышать, независимо ни от чего. Пока!
Он положил трубку, а я бросилась набирать диспетчера пограничной связи, чтобы тот соединил меня с Санкт-Петербургом.
Ожидая ответа диспетчера, я бросила взгляд в окно и увидела очень странную, обеспокоившую меня картину. Уже рассвело, но солнце еще не встало и над островом висели утренние сумерки, проясняющиеся с каждой минутой. Видно было не очень отчетливо, но я сразу же разглядела понурую фигуру Фимы Шаблина, бредущую к стоявшему рядом с заставой вездеходу под конвоем какого-то человека в форме, которого я разглядеть не сумела.
— Что за черт! — ни секунды не раздумывая, я бросилась к выходу.
По пути чуть не сшибла с ног капитана Евграфова, который шел мне навстречу с пачкой каких-то документов в руках.
— Оля! — только и успел он крикнуть, когда я оттолкнула его со своего пути. — Что с вами?
Объяснять было некогда. Я уже слышала, что мотор вездехода заработал и стал набирать обороты.
— Что у вас есть из транспорта? — бросилась я опять к Евграфову. — Быстрее! У нас ни секунды в запасе!
— Вертолет! — ответил он машинально. — А что, собственно…
— Быстро! — крикнула я, устремляясь к двери. — Летим!
— Куда?! — закричал он почти возмущенно, но тем не менее бросился за мной.
Пока он включал двигатель и разгонял винт, я сидела рядом с ним в кабине как на иголках. Единственное, что меня утешало, — солнце уже встало и видно становилось очень хорошо. С воздуха мы успеем засечь, в какую сторону повезли Шаблина. А уж догнать вездеход по воздуху — не проблема.
Евграфов поднял наконец машину в воздух, и мы сделали небольшой круг над окрестностями заставы.
— Вон они! — закричала я, показывая на вездеход, пробиравшийся между камней к бухте, в которой около берега стояли два катера.
— Да кто они, мать твою? — не выдержал Евграфов. — Это наряд сменяться едет. Сейчас катера на патрулирование пойдут.
Я растерялась.
— Фимку Шаблина на вездеходе увезли! — крикнула я. — Сереженька, найди их, они Фимку убьют! Его уже второй раз арестовывают.
— Кто это его арестовывает? — спросил Евграфов, разворачиваясь в сторону горы Лысой. — Ты видела, кто его увез?
— Пограничник какой-то! — сказала я. — Или кто-то в форме пограничника.
— Понял! — буркнул Евграфов и нахмурился.
Ознакомительная версия.
