– И где ты его встретил? – уточнил Водорезов, понимая, что такими вещами Юра не шутит.
– Опять же – не поверишь, – неожиданно заметно погрустнев, ответил Юра, – рядом с Красной площадью. Там какой-то клоун бороду отрастил, камуфляж и берцы нацепил и пожалуйста – сфотографируйся с душегубом номер один. А рядышком два Ильича прогуливаются, Карл Маркс, Элвис, Витя Цой. Как говорится, на любой вкус. Самое поганое – фотографируются. Причем с этим «Салихом» больше, чем с другими, я у фотографа спрашивал.
– И что же, этот двойник сильно похож?
– Да просто одно лицо! Я глазам своим не поверил поначалу. Потом пригляделся – не он, конечно же. Так, придурок какой-то на сходстве дурацком заработать решил. Ты знаешь, недавно, дня три назад, Петр Ручьев заезжал, – сменил тему Юра, – приглашал на концерт, три билета оставил. Я концерты не люблю, народу полно, сцена маленькая, певцов не видно. Лучше по телеку посмотрю. Прямая трансляция будет.
– Что за концерт? – спросил Николай.
– Забыл, что ли? Закрытие конференции воинов-интернационалистов и ветеранов локальных войн. Концерт и прямая трансляция из центрального концертного зала.
– Ну-ка, дай-ка мне один билет! – неожиданно попросил Водорезов.
– Бери, командир, – откликнулся Юра, достав из ящика комода сразу все три билета. – А почему один? Даму с собой взять не хочешь?
– Она с тобой останется. И ты... Ну, если дом окружат, отбиться сможешь?
– По соседству с лесничеством база местного спецназа местного УИН[8] . У меня там родной брат командир штурмовой группы и еще два двоюродных служат. В случае чего на броне примчатся.
– Это хорошо, Юра. Очень даже хорошо.
Рассчитывать теперь приходилось только на своих. Когда тебя преследует высокопоставленный чин ФСБ, есть основания не доверять «конторе». Были, конечно, и есть в «конторе» стоящие мужики, но... Николай хорошо запомнил одну историю. Копали днем его бойцы окопы, укрепрайон на занятой сопке сооружали. Невесть откуда прискакал лихой всадник на вороном коне – и пальнул по ним из гранатомета. Причем лошадь выстрела не испугалась, лишь вбок дернулась от отдачи, видно, привычная к таким делам. А бойцам и укрыться негде было – сопка-то голая, окопы только рыть начали. Они на склоне – как на ладони. Лишь далеко внизу зеленел лесок, так оттуда «огневая поддержка» тому коннику пришла. Четырнадцать человек тогда погибло, включая взводного. Самого Водорезова в то время не было, когда вернулся – отругал уцелевших, да что толку?! Вместе с разведкой отправился в тот злополучный лес. Прочесал лично вместе с бойцами, но нашли только стреляные гильзы. По номерам сверили – «наши», «родные» оказались! У всех до единой – номера складские! Кто-то, получается, патроны «духам» со склада продавал. Сдал Николай гильзы в контрразведку, а там их, что называется, под сукно и положили. Так и не узнал Водорезов, из-за какой сволочи четырнадцать гвардейцев пали...
Через некоторое время Николай постучался к Алле, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
– В случае чего звони на мой мобильник, – напомнил Николай и неожиданно спросил: – Ты действительно ничего не знаешь о вчерашнем убийстве и об этом... Максиме Рыбакове?
– Не более, чем ты, – с заметным раздражением ответила Алла. – Некий Максим Рыбаков действительно приходил ко мне на массаж. Потом я слышала только, что его то ли убили, то ли похитили... И теперь этот Казаков и менты думают, что я имею к этому какое-то отношение.
– Я имею ко всему этому еще меньшее отношение. В том смысле, что никакого Рыбакова вообще никогда в глаза не видел.
– И за это нас могут убить? – Голос Аллы прозвучал так жалобно, точно она хотела, чтобы Николай ее пожалел.
– Пока что не убили, – твердо произнес в ответ Водорезов, – ну все, приятных сновидений!
Утро следующего дня Гриша Мартынов провел в засаде. Не на «зондеркоманду», а на привычных и в некоторой степени милых милицейскому сердцу грабителей-уголовников, прибывших на «гастроли» из ныне не слишком дружественной, но бывшей союзной республики. О том, что группировка собирается ограбить квартиру своего же земляка, успешного столичного предпринимателя, майору Мартынову сообщил его давний агент из диаспоры. Засада была устроена в квартире, которую собирались «бомбить» гастролеры. Долго ждать они себя не заставили. Майор Мартынов и бойцы милицейского спецназа не успели допить кофе, как с улицы поступила команда от группы наружного наблюдения. Четверо высоких мужчин южной наружности поднимались на этаж, где располагалась злополучная квартира. Через полминуты после того как четверка оказалась в квартире Гриша и спецназовцы уложили «гостей» мордами в пол. У задержанных были обнаружены и изъяты два пистолета Макарова и самодельный пистолет-пулемет с полным боекомплектом.
– Старинный знакомый! – ткнул главаря в физиономию пистолетным стволом старший группы спецназа, известный своим прозвищем – Адмирал и точно таким же боевым позывным.
– Не понимай! – сдавленно отозвался главарь. – Я и-есть инострани граждан!
Гриша лишь вяло махнул рукой. Как только подобных «гастролеров» берут за жабры, они тут же оказываются «инострани граждан», ни слова не понимающие по-русски. Ничего, на Петровке, в кабинете следователя, «граждане» запоют по-другому. Следователь знает, как подобных субъектов разговорить.
Спустя полчаса главарь банды и самый молодой ее участник попали в кабинет к старшему следователю по особо важным делам. Его хозяйка – приятная, молодая женщина Любовь Николаевна Дмитриева. Гриша, запросто называвший ее Любой, счел за необходимость присутствовать при допросе.
– Отвечать не можем, – сильно коверкая слова, чуть ли не по слогам проговорил молодой, – совсем русского языка не знаем!
– Я могу предоставить вам переводчика, – вежливо предложила Люба.
– Мой друг говорит только на арабском языке. Причем на очень редком наречии, – состроил трагическую гримасу молодой бандит, – переводить смогу только я.
– Значит, нужен переводчик-арабист. Очень хорошо, – ответила Люба. – Халь ааджабак альма – ди на Москва[9] ? – спросила она, устремив взгляд на пожилого налетчика. – Кям омрак[10] ? Бима таштагиль?[11]
Главарь опустил глаза в пол. Молодой бандит неуверенно повел подбородком. И ничего не произнес.
– Это не совсем древнее наречие, но тот, кто знает арабский язык, смог бы ответить на эти вопросы, – произнесла Люба. – Хватит ломать комедию, Квантадзе, – глядя на главаря, уже жестче продолжила она, – у вас восемь судимостей, мы слишком хорошо знаем вас. Ко всему прочему вы закончили русскую школу и даже два курса автодорожного техникума. Не стоит даром тратить время. Переводчика вы не получите, так как ваш юный коллега сказал, что вы объясняетесь только на арабском. Его, Квантадзе, вы не знаете. Давайте вести себя как взрослые люди.
– Приятно иметь дело с образованными, умными женщинами, которые все знают, все понимают, – по-русски произнес главарь банды, наконец-то подняв глаза. – А еще приятнее, если эта умная женщина не будет задавать лишних вопросов. Иначе у нее и ее пятнадцатилетней дочери может испортиться цвет лица.
Гриша Мартынов сделал было решительное движение в его сторону, но Люба жестом остановила его.
– Как вы низко пали, Квантадзе, – спокойно сказала она, – думаете, вы первый, кто пугает меня?
– Я не пугаю, – не то улыбнулся, не то оскалился главарь, – просто когда девочке пятнадцать лет, она учится в колледже и играет в волейбол...
– Вы хорошо осведомлены, – оборвала его Люба, – давайте оставим эту тему. Только предупреждаю: если к моей дочери какая-нибудь малокультурная мразь приблизится ближе чем на пять метров, ты, Квантадзе, случайно окажешься в одной камере с бывшими участниками чеченской войны или с бывшими омоновцами. Ясно?
Главарь ничего не ответил, лишь еле слышно скрипнул зубами.
– Ясно или нет? – не повышая голоса, повторила следователь Дмитриева.
– Будем считать, что мы не поняли друг друга, – произнес наконец главарь, изобразив на небритой физиономии подобие улыбки.
– В таком случае допрос на сегодня закончен, – подвела итог Люба, – надеюсь, при следующей нашей встрече вы будете понятливей.
Подполковник Дмитриева вновь перешла на «вы». Конвоировать Квантадзе в камеру отправились Гриша и два его дюжих подчиненных. Через пару секунд, как только за всеми ними захлопнулась дверь, в коридоре послышалась возня и приглушенный стон. «Господин Квантадзе поскользнулся», – усмехнулась про себя Люба, закрывая папку с делом. Через полторы минуты в кабинет вошел Гриша.
– До камеры добрался? – вопросительно взглянула на него Дмитриева.
– Более-менее, – кивнул майор Мартынов, – жив, здоров и невредим. Откуда знаешь арабский? – поинтересовался Гриша.
– Когда развелась с Олиным отцом, таким образом пыталась избавиться от депрессии... Между прочим, очень помогает. Да и вообще знать иностранные языки невредно.
