9.
Фон Вальдерзее покачал головой:
-И что... Их...
-Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
-Но... Но это же преступление...
-Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
Лейтенант откинулся на стуле:
-К счастью нет. Только слышал со слов пленных.
-Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, - Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.
-Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал...
Лейтенант довольно усмехнулся:
-Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!
Тарасов засмеялся:
-Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!
-Николай Ефимович! - как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук 'Ч'. У него получалось - 'Ефимовитч'. - Ваши бойцы остановили тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга - главного интенданта корпуса. Не более.
-И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов...
-Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник... Почему вы все время улыбаетесь?
-Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали...
**
-Итак, товарищи политработники, приступим. На повестке дня несколько вопросов. Первый - благодушное отношение бойцов бригады к выполняемым боевым обязанностям. Я думаю, все из вас в курсе, что произошло сегодня ночью? - комиссар бригады обвел строгим взглядом своих подчиненных. Сидели они в свежепостроенном большом шалаше. В углу трещала маленькая печечка-буржуечка, притащенная одним из отделений разведчиков. Тепла давала мало, зато дыма много. Рядовой даже сделал дощечку, которой махал как можно бесшумнее в сторону выхода. Не ахти как, но у него получалось.
-Александр Ильич, - обратился к комиссару политрук разведроты.
-Не перебивай, - обрезал того Мачихин. - С тобой отдельный разговор. Что в других подразделениях? Такие же баптисты воюют или хуже?
Младший политрук Калиничев, военный комиссар отдельной зенитно-пулеметной бригады встал, покашливая и поправляя полушубок:
-Товарищ... Кхм... Товарищ военком, ну парни необстрелянные. Они фрица живого еще толком не видели. Добрые они, характер у нас такой, вятский...
-Не добрые! Не добрые, товарищ младший политрук! А добренькие! Над нами вся армия, да что там... Весь фронт смеяться будет! Генерала фрицевского упустили по доброте душевной. Невзрачный он показался бойцам, мать их ети за ногу да в голубое небо...
Мачихин матерился редко. Но метко. Как стрелял. Должность обязывала быть примером во всем.
-А это, товарищи политработники, ваша недоработка, что бойцы недооценивают противника. Нет. Не так. Не противника. Врага. Кто из вас был на фронте?
Несколько молча человек подняли руки.
-Деревни сожженные видели? Когда трубы, как пальцы торчат? Черные такие, богу в харю тычут. Видели?
Фронтовики кивнули.
Мачихин помолчал, обведя взглядом политруков. Потом достал из кармана смятый листок, расправил его и стал читать:
-Ефрейтор Хеккель из дивизии 'Мертвая голова' пишет свое жене: 'Скоро ты будешь иметь столько славянских рабов, сколько пожелаешь. Мы станем помещиками, у нас будет земля, столько сколько мы пожелаем'. Донесите эти слова до бойцов. Слово в слово донесите. Это приказ. Письмо это добыли разведчики младшего лейтенанта Михаила Бурдэ. В следующей ситуации. Группа товарища Бурдэ возвращалась из разведки. Проходя мимо деревни Малый Заход, они обнаружили, что на окраине села немцы приготовили виселицу. И собираются повесить двух человек. Мужчину и женщину. Бойцы младшего лейтенанта не задумались, как отделение сержанта Клепикова. Они просто открыли огонь. И отбили людей. И положили, согласно их докладу - двадцать фрицев. И никого не потеряли. Эффект неожиданности, так сказать. В кармане у одного из убитых добыли это письмо, которое я вам процитировал. Товарищи Шишкин и Гриншпун так же требовали наказания и этих разведчиков. За раскрытие бригады. И по своему были правы...
-Да что, Шишкин совсем с ума сошел, что ли? - вскочил всегда несдержанный военком четвертого батальона. - У него совесть есть? Это же наши! Это же советские люди!!
-А ты, товарищ Куклин, не кричи на весь лес. Особый отдел мы переубедили. На то мы и комиссары, чтобы воевать за людей не оружием, а словом, прежде всего. Но и оружием тоже, - Мачихин опять потер глаза. - Так что, требую от вас, товарищи политработники донести эти факты до личного состава. И донести так, чтобы каждый, я подчеркиваю, каждый боец понял - зачем мы тут и с какой целью.
-Александр Ильич, что там с газетами?
-Газеты? Газеты будут вместе с продуктами. Когда наладим снабжение. Не забывайте. Мы в самом начале пути. И забота о продуктах лежит, кстати, и на нас. Помогайте командирам. Вся операция на наших плечах держится. Боец в бой идет по приказу командира и смотрит на комиссара - где он и как он. Спать - позже всех, вставать - раньше всех. Вперед идти - первому, есть - последнему. Все понятно?
-А с штрафниками что? Которые генерала упустили? - снова подал голос Куклин.
-Что, что... Отправили их туалеты копать. А что с ними еще прикажете делать?
Неожиданный минометный разрыв едва не уронил стенку шалаша.
-К бою! - закричал чей-то хриплый голос снаружи и политработники, один за другим, стали выскакивать на воздух.
А дневальный тихо матерился, прикрывая дощечкой продырявленный осколком бок печечки.
**
-Ты сержант, все-таки полный дурак. Нет. Не так. Ты абсолютный дурак. Полный, безнадежный и беспутый дурак. Это же надо... Невзрачный старикашка... Еще и зажигалку ему с портсигаром отдал, - ворчал Кочуров на командира отделения, долбя промерзлую землю малой саперной лопаткой.
-И портсигар с часами. Часы золотые, между прочим... - подтвердил Саня Щетнев - молодой пацан из Северодвинска, неведомым путем попавший осенью сорок первого в Кировскую область, где и пошел добровольцем в десантники.
-Заткнитесь мужики, а? - сержант Клепиков разогнулся, потирая ноющую поясницу. - И так хреново. Долбим тут, м-мать, сортирную яму...
-А кто виноват? - Щетнев встал с колен. - Кабы ты генерала того не отпустил, так сейчас бы медали получали. Или ордена.
Клепиков виновато поджал губы и снова стал долбить землю.
Минут через двадцать через лед стала сочиться вода. Ледяная. Рука выдерживала ее секунд десять. Потом судорогой начинало схватывало мышцы. Наконец, углубились, примерно на полметра. Перекурили трофейными сигаретами.
-Ну что, мужики, будем жребий бросать? - устало сказал рядовой Кочуров, передавая сержанту треть окурка.
-Не... По старшинству пойдем. Я первый. - Клепиков жадно затянулся и собрался уже прыгать валенками в ледяную жижу, замерзавшую на глазах, не смотря на солнце.
Щетнев глубоко зевнул. Мартовское солнце хотя и не грело толком, но припекало. И после бессонной ночи хотелось спать, спать спать...
-Рот закрой, а то ворона насерет! - рявкнул командирским голосом подошедший незаметно военврач. - Готова яма?
-Еще нет, товарищ военврач третьего ранга! - бойцы подскочили как куклы на веревочках.
Военврач посмотрел на жижу:
-Достаточно. А ты, боец, не вздумай в эту чачу лазать. Понял? - врач был устал и зол.
-Дык, товарищ военврач, углубить бы надо...
Военврач третьего ранга Николай Попов махнул, вместо ответа, бойцам державшим чуть в отдалении тяжелую плащ-палатку, провисшую почти до снега.
Санитары сноровисто подбежали и стали ссыпать в яму валенки с торчащими оттуда обпилками костей и мяса.
Много валенок.
По верху черной торфяной жижи побежали ручейки красного.
Бойцы, не отрывая глаз, смотрели на это.
-Закапывайте, - равнодушно сказал военврач.
Десантники не шевельнулись.
-Закапывайте!
Попов закурил, с присвистом втягивая воздух ощерившимся ртом:
-А если ты, сержант, полезешь в воду в валенках,я лично тебя пристрелю. За измену Родине.
Сержант сглотнул, глядя на тонущие в яме окровавленные кости:
-А Родина-то тут причем?
Военврач протянул ему окурок:
-Родина - это девка, которая тебя с ногами дома ждет. Понял?
Клепиков кивнул. И мигнул дольше обычного.
-А глаза-то не закрывай. Смотри. И учись. И немца - убей. Встретишь - сразу убей. Иначе не то что ногу, а тебя тут похороню. Или друзей твоих. Понял, сержант?
Клепиков снова кивнул. Но военврач уже не смотрел на него. Он возвращался назад. Его ждали новые ампутации обмороженных ног. Не глядя назад он кинул:
