– Не хочу сказать, что у меня сложилось какое-то заоблачное мнение о нем, но доверие он все же вызывает. Во всяком случае, я не почувствовал фальши, когда он говорил о своих подопечных, о своей работе. Вот, кстати, надо бы проверить в соцструктурах, кого собираются поставить на его место. По мнению Кононенко, первый в списке кандидатов на пост директора – это человек, который мог быть причастен к поджогу. Завтра, наверное, этим займешься ты. Ну что, демонстративно уезжаем?
– Да, пожалуй... Вот только никак не пойму, как это – демонстративно? Дудеть, что ль, будем всю дорогу?
– Зачем? – Лев рассмеялся. – Тот, кому это нужно, я так думаю, нас и без этого видит. Просто сделаем вид, что никак не насмотримся на этот поселок. Порулим подле пепелища, пропылим по центру поселка и уж потом выедем на большак. Я договорился, чтобы опергруппу обеспечили приборами ночного видения. Пообещали с десяток выделить.
«Волга» вырулила за последние дома Кукушкина и вышла на шоссе, по которому в сторону Москвы стремительно мчался довольно плотный поток машин. На дальних подступах к МКАД он неминуемо обращался в затяжную, еле-еле ползущую пробку. Километрах в пяти от поселка Гуров распорядился:
– Включаем аварийку, сворачиваем на обочину. У нас пробито заднее правое колесо.
Уже научившийся понимать его с полуслова, водитель «Волги», сержант Анатолий, лишь ухмыльнулся в свои густые черные усы и быстро свернул вправо, на посыпанную мелким щебнем обочину шоссе. Выйдя из кабины, он присел у колеса, создавая видимость, будто ослабляет его крепеж. Гуров тем временем, в течение минуты внимательно отследив проносящийся мимо поток транспорта и убедившись, что явного «хвоста» за ними нет, объявил:
– Едем прямо вон к тому съезду вправо, метрах в пятидесяти от нас. По нему уходим за лесополосу и гоним обратно к Кукушкину.
Анатолий не стал вклиниваться меж несущихся мимо «Фордов», «Ауди», «Тойот» и прочих иностранных и отечественных металлоизделий, а, спокойно проехав по обочине, спустился с трассы и по хлипенькому асфальту помчался за лесополосу, которая неожиданно оказалась довольно обширной рощицей. Прорулив метров триста через чащобы по грунтовке, «Волга» оказалась километрах в полутора от Кукушкина.
– Отличное местечко, – одобрительно кивнул Крячко, выходя из машины и потягиваясь.
Лев достал сотовый и, созвонившись с опергруппой, объяснил, куда именно нужно подъехать. Ждать ее прибытия пришлось не менее двух часов. Когда уже совсем стемнело, а над горизонтом поднялась красная, как медный таз, луна, за деревьями послышался гул моторов. Блеснули фары, и на поляну выкатили милицейский «уазик» и следующий за ним «Соболь». Опергруппа, одетая в камуфляж, с приборами ночного видения и автоматами выгрузилась из машин. К этому времени Гуров и Крячко тоже успели переодеться в камуфляж.
Напомнив прибывшим о целях и задачах операции, Лев добавил:
– Скрытность и только полная скрытность – это единственное, что может гарантировать нам успех. Надо помнить, что мы сюда прибыли не сторожами, а охотниками, которым нужно добыть очень осторожного, хитрого стервятника. Малейший прокол с нашей стороны – и вся операция пойдет насмарку. Второй попытки у нас уже не будет. На той улице, где мы станем дежурить, три десятка домов. Вас – десять человек. То есть зона ответственности каждого – три дома. Переговорные устройства у всех в порядке?
– Так точно! – молодцевато доложил старший лейтенант, командир опергруппы.
Надев на голову радиопереговорные устройства, Гуров и Крячко пошли меж деревьев в сторону вечернего села, откуда доносился лай собак, громкая музыка и множество других шумов. Уже на ходу они договорились, что Стас будет курировать ряд домов, выходящих огородами к озеру, а Гуров со своими подручными будет обеспечивать безопасность другой стороны улицы. Впрочем, следовало бы отметить, что согласиться на такой вариант Стас вынудил Гурова, поскольку был уверен, что поджигатели к селу будут пробираться со стороны озера, и ему очень хотелось как следует отличиться. Гуров это понимал и, вполне снисходительно относясь к слабостям своего друга, без каких бы то ни было препирательств дал согласие.
Бесшумными тенями проскользнув вдоль огородных изгородей, опергруппа в течение нескольких минут заняла выгодные позиции. Теперь, учитывая возможности приборов ночного видения, едва ли мимо оперативников смог бы кто проскользнуть. Потянулись томительные минуты ожидания. Льву было заведомо понятно, что раньше двух часов ночи поджигателей ждать нет смысла. Но не хотелось и прошляпить – вдруг заказчики наймут каких-нибудь пьяных идиотов, против глупости которых спасует любая логика и хитрость?
Гуров сидел на здоровенном чурбаке, лежащем у плетня, и слушал тихую перекличку оперативников:
– Я Первый, у меня все спокойно. Из живности только собаки, людей не видно.
– Я Второй, все тихо. Веду наблюдение...
Поселок постепенно засыпал. Откуда-то из-за домов со стороны улицы донеслось пение. Видимо, шла компания девушек, звонкоголосо выводя к этой поре уже подзабытое:
– ...На теплоходе-е музыка играе-е-т, а я одна стою на берегу-у...
– Эх, хорошо поют девчонки! – мечтательно вздохнул в наушнике знакомый голос.
– Штык, прекрати засорять эфир! – стараясь говорить без эмоций, сдержанно уведомил Гуров. – Как понял?
Они со Стасом договорились, что позывной Крячко будет Штык, а Гурова – Затвор. Но и здесь присутствовал свой нюанс – автором позывных был все тот же неугомонный Крячко. Узнав, что он – Затвор, Гуров долго смеялся и поблагодарил Стаса за то, что тот не нарек его какой-нибудь Мишенью.
– Понял, Запор... то есть... тьфу! Понял, Затвор. Уже прекратил, – с оттенком укоризны, Штык издал очередной тягостный вздох.
Находиться в засаде для него было худшей из мук. Его непоседливая натура хронически не переносила долгой неподвижности, и он решил хотя бы немного поползать по-пластунски вдоль изгороди, образованной рядами проволоки, меж которой были заплетены всевозможные колючки – сучья боярышника, шиповника, дикого терна. Перемещаясь, как ему казалось, абсолютно беззвучно по высокой, еще зеленой и мягкой траве, он ползком миновал один огород, поравнялся с другим, огороженным полуразвалившимся дощатым забором и едва вознамерился ползти дальше, как неожиданно произошло нечто невероятное.
С громким воплем:
– Ах ты, сволочь! Ну, я тебе покажу! – из зарослей бурьяна с другой стороны изгороди взметнулось нечто большое, сердитое, с чем-то длинным в руках.
Стас и ахнуть не успел, как на его спину опустился толстенный дрын, который тут же взлетел вверх, чтобы опуститься на то же место с новой силой. Но не таков был опер Крячко, чтобы его могли вывести из строя каким-то там дрыном. В долю секунды Стас ушел вбок от разящего удара и, стремительно перехватив руки нападавшего, рванул его в свою сторону, отчего тот, совершив в воздухе пируэт, грохнулся в траву. Стас свирепо навалился на супостата, в последнее мгновение поняв, что это... женщина. Та, судя по всему, начав осознавать, что теперь счет не в ее пользу, голосисто заорала:
– Помо... – но последнее «гите» смогла лишь промычать, поскольку Крячко зажал ей рот ладонью.
– Тихо, дура! Чего разоралась? – зло зашипел он, продолжая крепко удерживать свою добычу. – Ты местная?
Кивком головы и сдавленным мычанием женщина подтвердила, что она кукушкинская.
– А какого хрена драться кинулась?.. – задал он, по сути, глупый вопрос, и тут же до него дошло, в чем причина. – Понял, понял... ты надумала караулить постройки, а меня приняла за поджигателя. Запомни: я из милиции, сам ловлю этих уродов. А ты со своей самодеятельностью чуть не сорвала нам операцию. Дошло?
– Штык, что там у вас происходит? – обеспокоенно окликнул Стаса командир опергруппы. – Помощь не требуется?
– Уже все в порядке, – отпуская женщину, откликнулся Стас. – Местная «амазонка» приняла меня за поджигателя.
Сидя на траве, женщина поправила волосы, и при свете луны Стас вдруг заметил, что она вовсе даже не какая-нибудь страшилка, к тому же совершенно не пенсионного возраста. Ну а «амазонка», пережив менее чем за минуту и ярость, и испуг, вдруг почувствовала вину перед этим сильным и совсем не злым мужчиной, которого так немилосердно огрела своей деревяшкой. В ней проснулось сочувствие и даже сострадание с примесью нежности.
– Вы меня извините, что я вас так ударила... – виновато прошептала «амазонка» и погладила его руку, а затем провела ладонью по его щеке. – Вам очень больно?
От ее руки едва ощутимо пахло яблоками, ромашкой и еще чем-то таким неописуемо женственным, что у Стаса перехватило дыхание, а в ушах зашумело, как в паровом котле.
– Кхм... Конечно, больно! Думал, спина пополам переломится, – он болезненно повел плечами.
Она села рядом с ним и, жарко шепча:
