Позвонив в полицию, детектив решил подождать старшую медицинскую сестру. Вскоре он увидел, как она проплывает по коридору. Это была дама с чудовищно большими грудями. Они образовывали нечто вроде широкой полки, на которой возлежали очки, от их дужек к ушам женщины тянулись металлические цепочки. Риордан, как ни старался, не мог отвести глаз от этого чуда света, хотя помнил, что существует инструкция, гласящая: «Чрезмерный зрительный контакт может рассматриваться как форма сексуального домогательства». Детектив записал имя старшей сестры, дату и время, после чего сообщил свое имя и заявил, что забирает личные вещи Джона Доу. Женщина заставила его под чем-то подписаться, и он, в свою очередь, попросил ее поставить свою подпись.
Затем Риордан отнес пакет к машине, запер его в багажнике и вернулся, чтобы поговорить с сестрой, извлекавшей вещи из карманов пострадавшего. Ему хотелось поставить точки над i. Когда имеешь дело с преднамеренным убийством, чрезмерной скрупулезности не бывает.
У медсестры из приемного покоя отделения неотложной помощи был перерыв, но он без труда отыскал ее в кафетерии, погруженную в чтение любовного романа. У Риордана вопросов к ней оказалось немного, а после того как она на них ответила, детектив взял себе чашку кофе и, усевшись за столик, открыл блокнот. Это был один из сотен его блокнотов – по одному на каждое крупное дело. Четыре на шесть дюймов, в черном переплете, узко разлинованные листки скреплены шестью металлическими колечками. На первой странице каждого блокнота Риордан четким и элегантным почерком выводил имя жертвы, номер дела и номера статей закона, которые были нарушены. «Что бы ни говорили о Джимми Риордане, никто не посмеет заявить, что он не в ладах с чистописанием, – подумал он. – Спасибо тебе, сестра Тереза!»
Листки этого блокнота пока оставались чистыми, но Риордан знал: скоро они заполнятся, и черная книжечка, подобно остальным, займет место на полке у него дома, в маленькой комнате, которую он использовал в качестве кабинета. Риордан сделал глоток кофе и задумался. Итак, Джон Доу. Об этом парне ему было известно лишь то, что, по словам одного из хирургов, он бормотал что-то по-итальянски.
Это может оказаться интересным. Но с другой стороны, наверняка создаст дополнительные трудности. Риордан высыпал в чашку сухие сливки, но цвет кофе почти не изменился. Не исключено, что Джон Доу окажется Джианни Доу. Впрочем, детектив надеялся, что этого не случится. Ему приходилось вести дела, в которых были замешаны иностранцы, а поскольку Фэрфакс расположен совсем рядом с Вашингтоном, в расследование постоянно совали нос посольства. Подобное внимание здорово мешало работать.
«А что, если этот парень окажется настоящим иностранцем, работающим в посольстве и вдобавок обладающим дипломатической неприкосновенностью?» – спросил себя Риордан.
Второй глоток кофе показался ему далеко не таким приятным, как первый.
Джо Ласситер не ушел из больницы. Поднявшись на несколько этажей, он шагал вдоль зеленой линии, идущей зигзагами из одного коридора в другой. Ему предстояло множество дел, но прежде чем приступить к ним, он хотел бросить взгляд на человека, зарезавшего Кэти и Брэндона. Какой-то ординатор сказал, что зеленая линия приведет его в ожоговую палату, и Джо пошел вдоль нее.
Если вы не дальтоник, то цвет легко заменит вам умение читать. Вам даже не понадобится говорить по-английски, когда вы следуете по нарисованной полосе. Вы можете быть больным, в дымину пьяным или владеть только тоголезским наречием – цветная линия доставит вас до места.
Ласситеру пару раз доводилось бывать в ЦРУ, где применялась та же система, однако цель ее оказалась совсем иной. Каждый, кто находился в Лэнгли, носил на пиджаке ламинированную картонку. На картонке было написано: ПОСЕТИТЕЛЬ, СОТРУДНИК или СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ – и нанесена цветная полоска, которая говорила не о том, куда вам следует идти, а куда доступ для вас закрыт. Если вы забредали в коридор, где в центре пола красовалась красная линия, а на вашей карточке полоска была зеленой, каждый понимал, что он здесь лишний. Следовал вопрос: «Простите. Вы уверены, что не заблудились?»
Не отрывая взгляда от зеленой линии, Ласситер миновал пару двойных дверей. Как настоящий дошкольник, совсем как Брэндон. Перед мысленным взором Ласситера возник Брэндон, старательно выписывающий свое имя огромными, корявыми буквами. Затем он увидел малыша спящим, с улыбкой на лице и горлом, располосованным, как у животного на бойне.
На смену Брэндону пришла Кэти в сопровождении голоса Тома Труонга: «Не типичный порезы на руках… такие раны бывать при защите…»
Кэти. В темноте. Спящая. До нее доносится какой-то звук. Она не знает, что происходит. Кинжал опускается, а ее руки вздымаются в рефлекторной защите…
Джо миновал пост медсестры, но его, кажется, никто не заметил. Он не представлял, что сделает, дойдя до ожоговой палаты. Может, просто посмотрит на этого типа?
Ну вот, наконец он на месте. Н-да, смотреть здесь особенно не на что. Джон Доу был виден через большое прямоугольное окно (поскольку других пациентов не было, Ласситер решил, что это и есть Джон Доу). От неподвижного тела отходили всевозможные трубки, а не скрытые под бинтами участки кожи густо покрывала белая мазь. Ласситер однажды сильно обжег руку, и название белой дряни неожиданно всплыло в его памяти: сильваден.
Насколько понял Джо Ласситер, парня никто не видел до того, как его лицо обгорело, поэтому сейчас он настоящий Джон Доу. Никакого имени или описания внешности. Последнее просто невыносимо. Кто он? Почему это сделал? Что думает о своем преступлении?
А может быть, он еще без сознания? Из коридора Ласситер не видел его лица. А если парень уже очнулся? Тогда он, возможно, сумеет ответить на пару вопросов. Простых вопросов. Ласситер потянулся к дверной ручке. Из-за ширмы сразу выглянул человек в одежде хирурга и, издав возмущенный вопль, выбежал в коридор.
Когда доктор сорвал маску с лица, Ласситер увидел, что у него крошечные голубые глаза и прикус, как у бурундука.
– Разве я не ясно выразился, ребята? Это стерильное помещение!
Ласситер ничего не ответил, но не отступил. Его взгляд был таким отрешенным, что бурундук, прежде чем продолжить, немного смутился.
– Никому не дозволяется входить в эту палату.
Врач явно принимал его за полицейского, и Ласситер не видел причины разубеждать его.
– Мистер Доу подозревается в двойном убийстве, – сказал он. – Я хотел бы побеседовать с ним, как только это станет возможным.
– В данный момент, – снисходительно произнес бурундук, – мой пациент находится под воздействием транквилизаторов и чрезвычайно уязвим для инфекции. Я дам вам знать, когда он немного оправится.
– Благодарю за сотрудничество, – кивнул Ласситер.
– В любом случае некоторое время он не сможет ничего сказать.
– Почему?
Бурундук ухмыльнулся и ткнул себя пальцем в горло:
– Я же говорил вам, ребята. Трубка в трахее.
– И что это означает?
– Это означает, что он не может говорить.
Ласситер посмотрел через стекло на Джона Доу, затем перевел взгляд на врача.
– И как долго?
Бурундук пожал плечами и с нажимом ответил:
– Послушайте, детектив, вам остается лишь терпеливо ждать. У него останутся шрамы на левой стороне лица, на шее и на груди… но он выкарабкается. А сейчас он никуда не убежит. Я буду вас информировать о его состоянии.
– Благодарю вас, – сказал Ласситер и удалился.
В тот же день, вечером, сделав по меньшей мере сорок телефонных звонков, Ласситер сидел на диване и пялился в телевизор. Половина из тех, кому он звонил, уже знали о несчастье и теперь требовали подробностей. Через некоторое время, повторив несколько раз одно и то же, Джо почувствовал, что отрешился от реальности. Его голос звучал нейтрально, как у ведущего теленовостей, сообщающего о плохом урожае в Айдахо.
