Ознакомительная версия.
— Рудик, милый, — послышался в трубке приглушенный женский голосок, — долго тебя ждать?
— Э-ээ… кгм… — сказал Сладкий, явно не зная, кому отвечать.
— Так я выезжаю, — сказал Гордеев и положил трубку.
По его представлениям, часа Сладкому было достаточно, чтобы отделаться от женщины и подготовиться к приему дорогого гостя. Дорога должна была занять не больше двадцати минут — адвокат жил в сталинском на доме на проспекте Маршала Вершинина, но Гордеев решил: пусть немного подергается…
Через пятьдесят минут они уже дружески здоровались, и Сладкий убеждал Гордеева не снимать обувь. Юрию Петровичу, однако, жутковато было ходить по зеркальному паркету, и он разулся и пошел по длинному коридору, пытаясь вспомнить, когда же он здесь был последний раз. Три, нет, наверное, все-таки четыре года назад. Какая все же огромная квартира!
Они комфортно устроились в кабинете. Гордеев нашел, что хозяин квартиры выглядит превосходно — румяный, бодрый, о чем не преминул ему сообщить.
— А знаете ли, дорогой коллега, что продлевает жизнь таким старым облезлым котам, как я?
— Наверно, преподавательская работа? — смиренно предположил Гордеев.
Сладкий засмеялся, оценив тонкую остроту.
— В самом деле, коньячку? — предложил он. — Я-то компанию не составлю, вы знаете, но у меня есть отличный «Хеннесси» и…
Гордеев покачал головой:
— Увы, я за рулем.
— И наверно, примчались строго по делу? Нет бы просто так навестить старика.
— Грешен — визит корыстный, — покивал Гордеев. — Рудольф Валентинович, помните своего подзащитного Великанова? Доктор, в Химках, застрелил двух человек. Вы его защищали и…
— Конечно, помню. Я еще не в маразме. — Сладкий лукаво погрозил Гордееву пальцем. — Вы должны были продолжить: и его посадили на десять лет.
— Ну если вы сами все прекрасно помните, — развел руками Гордеев.
— Стойте, — сказал Сладкий. — Вы же сейчас в Химках, да? Вот оно что, я сразу не сообразил. А он как раз там работал, был такой весь из себя медицинский Робин Гуд. Зорро. Неуловимый мститель. — В голосе старого адвоката послышались нотки раздражения.
— Почему вы так его называете? — заинтересовался Гордеев.
— А… не обращайте внимания. Так что, вы заинтересовались этим делом? Но ведь столько времени прошло! Зачем это вам? Там все так… однозначно.
— А вы почему за него взялись?
— Ну я! Старый осел — вот почему! Помочь захотел человеку. На свою голову. В результате только лицо потерял. Он меня не слушал, нес всякую чушь. В общем, процесс мы с треском провалили. Вот так-то. А что я мог сделать? — сказал Сладкий, развел руками и улыбнулся. Для него это было уже давно пройденное и прожитое.
«Вот так вот, — подумал Гордеев. — Потомственный адвокат дал посадить потомственного врача. Бывает».
Правда, в то, что адвокат Сладкий просто так за здорово живешь хотел помочь человеку, Гордеев не слишком верил.
— Бедняга доктор, наверно, вывернулся наизнанку, чтобы вас оплатить, а? — фамильярно хохотнул он.
— Ну что вы, Юрочка, у бедняги, как вы говорите, доктора ничего, кроме дыр в кармане, не было. Я защищал его бесплатно.
— Вот как?
— Да, это было дело принципа. Но, увы, все дела выиграть невозможно, Вы, наверно, слышали об этом арифметическом законе? — Сладкий подмигнул. — Точно так же как всех денег не заработать. И всех женщин… — Старик непритворно вздохнул.
— Что-то такое действительно слышал. Рудольф Валентинович, один вопрос.
— Я весь внимание.
— До или во время процесса вы встречались с мэром Химок — господином Терехиным?
— Нет, — не моргнув глазом сказал Сладкий.
— Это все, что я хотел узнать. — Гордеев встал.
Вот тут Сладкий явно забеспокоился:
— Как же так, Юрочка, а кофеек?
— В другой раз, извините великодушно…
На самом деле, когда Сладкий отвечал на этот вопрос, Гордеев еще не знал, говорит ли он правду, но после его следующей реакции — на то, что больше говорить не о чем, — решил, что непременно врет. Есть большая вероятность, что честолюбивый когда-то адвокат, взявшись за это дело и пообещав во всеуслышание защищать Великанова бесплатно, рассчитывал на дивиденды с другой стороны — от родителей застреленных Великановым парней. Гордеев слышал о некоторых подобных ситуациях, когда о защите адвокат и не помышляет, а думает только о том, как заставить побеспокоиться противоположную сторону на предмет уплаты теневого гонорара. В откровенно криминальных отношениях можно и пулю схлопотать, но тут, очевидно, ловушка расставлялась на мэра Терехина — цивильного человека, облеченного властью, который наверняка хотел, чтобы кто-то заплатил за смерть его сына. Доказать это вряд ли возможно, но вполне вероятно, и, самое главное, это похоже на такого типа, как Сладкий.
Гордеев позвонил в Химки домой обеим потерпевшим девушкам, но поговорить удалось только с родителями. Разговоры были похожи до невозможности. Сорвавшись на третьей-четвертой минуте, матери кричали, что не дадут больше третировать ребенка — и так уже натерпелись. Потом трубку брали отцы и, стараясь говорить тяжеловесно и убедительно, советовали забыть этот номер телефона, этот город, ну и еще что-нибудь за компанию.
Складывалось впечатление, что с этими семьями кто-то хорошо поработал.
Все это, конечно, были домыслы без малейших пока что фактов. Пока же Гордееву было ясно только одно: надо ехать в Химки. Оставался ведь еще Николай Румянцев — тоже непосредственный свидетель происшедшего.
По-прежнему сидя в машине, Гордеев позвонил Грязнову:
— Вячеслав Иванович, извини, но вечерние посиделки отменяются.
— Ну вот, — расстроился Грязнов. — А все так хорошо начиналось…
— Точнее, переносятся, — поправился Гордеев.
— Это еще куда ни шло, — воспрял духом Грязнов. — А что стряслось?
— К счастью, ничего. Но я сейчас уеду в Химки на пару дней.
— Знаю твою «пару дней», — проворчал Грязнов. — Неделя, не меньше.
— Все приходит к тому, кто умеет ждать.
— Ишь ты! Это кто сказал? — заинтересовался Грязнов.
— Дизраэли.
— Клиент твой, что ли, какой?
— Если бы.
— Хорошо платил? — заинтересовался Грязнов.
12Турецкий посмотрел на часы и помчался в больницу. Он приехал в ЦКБ через три часа после операции, звонил туда по дороге и уже знал, что операция прошла благополучно и Меркулов спит.
Еще в Генпрокуратуре Турецкий открыл энциклопедический словарь, нашел статью «Аппендицит» и вырвал весь лист. Пока ехал, периодически в него заглядывал, но строчки с непонятными словами разбегались во все стороны, пока он не ухватил финальную фразу: «Лечение. По установлении диагноза и консультации хирурга рекомендуют оперативное вмешательство в плановом порядке».
— В плановом, твою дивизию, — проворчал Турецкий, подъезжая к КПП Центральной клинической больницы. — Все у нас не как у людей…
Хирург Иванов оказался высоким мужчиной лет тридцати пяти. У него были широкие кисти рук, как у баскетболиста. «Так, наверно, должен выглядеть хирург, — подумал Турецкий, — как спортсмен». Они пожали друг другу руки и вышли на улицу покурить. Турецкий предложил свои сигареты, но Иванов сказал:
— Спасибо, я люблю покрепче. — И закурил классический «Честерфилд».
Турецкий вспомнил Славку Грязнова с его ехидными нотациями. Вот и доктор предпочитает покрепче.
— К нему можно? — спросил Александр Борисович, выпуская сизое облачко.
— Пока не стоит. Он, правда, уже вышел из-под наркоза, но лучше потерпеть, — порекомендовал Иванов. — Пусть отоспится, придет в себя, тогда и положительные эмоции от встречи с близкими будут кстати. Жену я бы тоже не советовал раньше времени пускать.
— Нет проблем, — с чувством огромного облегчения сказал Турецкий. — Она пока и не знает ничего.
— Интересные вы люди, — заметил доктор.
Помолчали, стряхивая пепел.
— Секретарша перепугалась просто зверски, — поделился Турецкий. — Ну и я заодно.
— Бывает.
— Я думал, будет что-нибудь похуже.
— Вполне могло быть.
— Как это? — немного дернулся Турецкий.
— Да так, — пожал широченными плечами Иванов. — Очень даже просто — если бы чуть позже спохватились. Воспаление аппендицита не такая уж безобидная вещь. У вашего Меркулова вполне могло начаться прободение.
— Но не началось?
— Нет.
— Хвала Аллаху! А что такое «прободение»?
Иванов засмеялся:
— Это когда дырка в стенке органа появляется при его заболевании. Или перитонит, например, мог быть. Тоже запросто.
— Ах да, перитонит, — вспомнил Турецкий. — Я столько раз слышал это слово, и всегда оно на меня ужас нагоняло.
— Перитонит — это воспаление брюшины. Развивается преимущественно как осложнение аппендицита и некоторых других острых заболеваний. Бывает общий и местный… Да зачем это вам, Александр Борисович?
Ознакомительная версия.
