Ознакомительная версия.
– Не горячись. – Полотенце Пащенко изобразило в своем полете параболу и, подчиняясь законам гравитации, шлепнулось на открытую форточку. – Пусть просохнет. А тебе, Струге, я вот что скажу. Если у мужика перекрыты все каналы для свободного перемещения, он начинает искать спасения у баб! Он сейчас у женщины, Струге. У бывшей или настоящей. Хуже – если у будущей. Профессионал бы сделал именно так – быстренько познакомился с девкой, на связь с которой никто не сможет указать. Но так сделает профессионал. А Перченков профи?
– Не знаю, – нахмурился Струге. – Профи не станет дубасить свидетеля «мокрухи» обрезом по голове.
– Значит, нужно искать у бывших или настоящих.
По ходу разговора Антон стал замечать, что прокурор мало-помалу приводит свой внешний вид в состояние походного. Рубашка, галстук и костюм сменились на спортивную майку, свитер и джинсы.
– Ты куда это собираешься?
– Ты говорил, что наркоманов с Малой выгреб Марков? Так поехали! Думаю, вся братва еще там. Их слишком много, чтобы опера смогли с ними разобраться очень быстро. К ним ко всем нужно подобрать ключик… – Пащенко вынул из шкафа теплую спортивную куртку и прошел в коридор.
– Какой ключик?
– Разводной, Струге. Разводной!
Все активисты партии любителей героина действительно сидели и страдали в дежурном помещении Центрального РОВД. Судя по их сумрачным лицам, было нетрудно догадаться, что время кайфа миновало и наступила пора неприятностей в организме. Самое отвратительное еще не случилось, хотя один из компании уже проявлял все признаки жесточайшей ломки. Его лицо было расцарапано.
– Видишь красномордого? – Струге толкнул локтем Пащенко. – Это его я в чувство приводил.
– Чем, наждачкой? – поинтересовался Вадим и шагнул в помещение дежурной части. – Здравствуй, брат Марков! Как жисть мусорская? Только не нужно так бледнеть. Я по личному…
Из всей группы задержанных Струге и прокурор выбрали двоих. Обладателя толстовки с оленем – как человека, уже проявившего себя толковым собеседником, и двадцатилетнюю девчушку со спутанными волосами. Ту самую, что предлагала Струге прилечь рядом.
Поскольку этические соображения в данном случае были неуместны, первым, кто оказался в освобожденном от оперативников кабинете, был красавец с распухшим ухом.
– И где это ты, милок, так сильно ударился? – осведомился Пащенко, кося взгляд в сторону Струге.
«Милок» молча прошел и остановился посередине кабинета. Перед столом стоял стул, но сесть на него означало – сделать вызов. Менее всего хотелось сейчас ему спровоцировать двоих взрослых дядь на превентивные меры. Стоять, однако, тоже было невмоготу.
– Можно я присяду?
– С каких щей? – удивился Пащенко. – Ты что, в мэрии на приеме? Ты, безусловно, присядешь. Но не здесь и не сейчас.
Появившуюся муть в глазах наркомана оба дяди расценили как гнев, перемешанный с безнадегой. Именно в таком состоянии змея жалит человека, а загнанный в угол кролик бросается на удава.
– Ты маску-то такую не надевай, не надо, – посоветовал прокурор. – А то я из тебя упертость враз вышибу. И руки по швам развесь. Убери, говорю, из-за спины. Что ты там придерживаешь, наркуша? Перегной, что ли, лезет?
Наркоман послушно, хотя и с очевидной неохотой, повесил немощные руки вдоль туловища.
– С кем из девок Перец общается? – Ответа Струге пришлось ждать довольно долго. Он встал и сделал шаг навстречу задержанному. – Серу из ушей выбить?
– А я почем знаю, с кем он сейчас общается?! – взвизгнул перепуганный обладатель «оленьего» свитера.
– А ты всех называй, по очереди! – Струге подошел вплотную и говорил ему прямо в лицо. – А мы запишем!
– Да какие ему сейчас девки?! Он уже два месяца, как свой член без рук поднять не может?
– Что так? – опешил Струге, представивший весь масштаб трагедии Перца.
– С ним в январе овердоза приключилась… Он забросил отраву, а тут что-то переволновался… Короче, вмазался, а после на бабу полез.
– И никак? – посочувствовал Пащенко. – Да что же это такое?! Такой пацан правильный… И за что ему такая кара? Значит, как залез, так и слез?
– Да, – вымолвил слегка успокоившийся наркоман. – И вот уже три месяца, как…
– Ай, беда… – покачал головой прокурор. – Я где-то читал, что такое случается с теми, кто пережил сексуальное насилие. Ты за Перцем ничего подобного не наблюдал? Может, на какой из ваших гулянок к нему сзади кто-нибудь пристроился?
– Вы скажете тоже… – возмутился наркоман. – Перец – уважаемый пацан. Все лучшие телки в городе – его.
– То-то я никак подходящую найти не могу! – воскликнул Пащенко. – Они, оказывается, все на конце у Перца! И почему это лучшие меня не замечают, а слюнявому импотенту Перченкову на впалую грудь бросаются? Что-то ты гонишь, олень северный…
– Он у врачей был, так те уверили, что с этим… ну…
– С членом, – подсказал Пащенко.
– Да! – обрадовался наркоман. – С ним все нормально будет. Нужно подождать пару месяцев – и все образуется. Кажется, он говорил, что у него на поправку пошло. Теперь снова все лучшие бабы в городе – его… – «Северный олень» помялся на подгибающихся ногах и слепил на бледном лице гримасу. – Что я с вами, спорить буду?..
– Ну назови хоть одну! – Кажется, в этом бестолковом споре Пащенко уступать не собирался. Было даже странно смотреть на то, как его завел какой-то слабовольный юнец.
– Анюта Повелкова! Что, не крутая телка? – По-наркомански шагнув вперед, «олень» боднул воздух перед Пащенко.
– Это та шлюха, что ли?! С Шевченковского жилмассива?! Это она-то крутая? – Прокурор подошел к форточке и плюнул сквозь решетку.
– С какого Шевченковского?! – «Олень» продолжал бодаться. – Она директор продовольственного рынка города! Ни фига себе – шлюха…
– Ну ладно, – согласился Пащенко. – А еще кто? С кем случайностей не бывает? Случается, что и старуха венчается…
– Двадцать восемь – это старуха? А больше у Перца за последнее время я баб не видел.
Струге поморщился и повернулся к Пащенко. «Маловато для широкомасштабных поисков», – прочитал в его взгляде Вадим. «С паршивой овцы хоть шерсти клок, – ответил он Антону. – Курочка – по зернышку».
– Директора рынка посадили же в прошлом году, – сказал прокурор. – Прямо из квартиры на улице Ленина взяли и – на тюрьму.
– Не знаю, кого там взяли, только Анютка до сих пор там работает. Правда, у нее проблемы большие.
– Правда? Наверное, из-за Перца. Нет?
– Не, Перченков тут ни при делах. Она лаве назанимала по кругу – что-то около двухсот штук «зеленых», чтобы за кредит в банке рассчитаться, – да пролетела. Ее братва сейчас по всему городу ищет. Кто первый найдет, тот и вернет свои деньги. Ну и, конечно, пощипают ее чуть-чуть. Поэтому она с Тихвинской съехала и хату на Гоголя купила.
– Ну-ка, давай, старичок, адресок вспомним. Тебе ведь домой уже пора? Нет?
– Конечно! Дом пять, квартира восемь.
– Давай-ка, Антон, следующего анкетируемого…
– Я кормящая мать!! Мне к пяти нужно быть дома! Хотите, чтобы младенец с голодухи загнулся?! Или у меня стоматит начался?! Или от ваших унижений молоко пропало?!
Если это слушать, но не видеть автора проклятий, сложится впечатление, что подонки-гестаповцы мучают радистку Кэт. Если же видеть изображение, но не слышать текста, то перед взором предстанет пациентка психиатрической лечебницы. Очень трудно представить законченную проститутку-наркоманку в роли матери. И уж совсем проблематично уверовать в то, что это создание, которое еще утром на глазах Струге мочилось прямо под себя на вонючий матрас, является матерью кормящей. Если что-то и можно было выдавить из этого бесполого существа, то только не молоко.
– Сядь, сядь, кормилица, – поморщился Вадим. – И не надо нервничать, а то действительно что-нибудь пропадет. Посмотри, Антон, она уже все руки себе расцарапала. Как ты дитя держать будешь? Ты сама еще соска, прости господи… Один вопрос. Получаю на него ответ – ходатайствую перед операми, чтобы тебя оформили в ИВС первой.
– Меня, мать кормящую?!! Суки, мусора хреновы!
– Не пронимает, – признался Струге. – Нас с приятелем это не пронимает.
– Вам хоть в глаза ссы, все равно бесполезно! – визжала в ломке наркоманка. – Вот, гады, уже на оскорбления не реагируют!!
Пащенко подошел к ней, брезгливо взял за ухо и силой усадил на стул.
– Перец сказал, что ты у Анютки Повелковой деньги украла. Нет? На рынке дело было…
– Что?! – Несмотря на тиски, сжимающие ухо, она рванула голову, рискуя сломать хрящ. – Эта сука третий месяц от братвы кроется, как Леся Украинка от Деникина, а я у нее деньги украла?! Я у этой гонщицы за чужими членами деньги украла?!! У этой воровки?!
– Понятно… – Вадим достал платок и вытер пальцы. – Они с Анютой никак не могут угнаться за увядшим достоинством Перченкова. Лидер постоянно меняется. Однако «олень» нас не обманул. Слушай, Антон, Перец на самом деле тот мужчина, на которого стоит посмотреть? Ну, если дистрофию большого пальца в расчет не брать?
Ознакомительная версия.
