Ознакомительная версия.
Японец сжался в комок, краем глаза наблюдая за верзилой-сержантом, который был вынужден отпустить дубинку и обеими руками вцепиться в поручень, дабы не расколоть лоб о железные дуги на потолке кабины. Сложив скованные наручниками руки в один мощный кулак, Накамура вонзил его в печень детине, с удовлетворением почувствовав, как с хрустом проломились и вогнулись внутрь ребра. Забрыдайло выпучил глаза и с хекающим звуком завалился назад. Но еще за миг до этого японец, подняв правую ногу над сиденьем, врезал каблуком туфли лейтенанту по затылку. Фуражка отлетела в сторону, голова мента мотнулась вперед, крепко приложившись к лобовому стеклу и оставив на нем кровавые следы.
Воробьев не сразу сообразил, в чем дело. Сначала он подумал, что это от его езды Матвеев расшиб себе голову. Но когда в спину уперлось что-то твердое, а над ухом зашипел рычащий голос японца, он понял, что ему кранты, и от испуга выпустил руль из рук. «УАЗ» наскочил на кочку и дернулся в сторону.
– Тормози! – заорал Накамура, тыкая дубинкой водителя в шею. Кое-как справившись с охватившим его ужасом, тот нащупал педаль тормоза и навалился на нее. Машина, нехотя дергаясь, встала в полуметре от высокого березового пня и заглохла. Стало слышно, как плещется бензин в баке и тихонько скулит лейтенант. Оглянувшись на Забрыдайло, японец успокоился: тому ни до кого не было дела – глаза бессмысленно закатились, широко открывая рот, он пытался вдохнуть, но безуспешно.
– Сними наручники! – приказал он водителю, слегка треснув того по макушке. Дрожащими руками Воробьев полез в карман к лейтенанту, который судорожно пытался нащупать опору, чтобы поднять голову, но рука скользила по окровавленной передней панели. Достав ключи, Шура неуклюже попытался повернуться назад всей своей немалой тушей.
– Дай сюда, – агент Корпорации выхватил связку у него из рук и привычным движением, словно тренировался каждый день, стал щелкать замками.
Ошалевший от происходящего мент подался в сторону двери и попытался выбраться из машины. Японец не стал его останавливать. Освободив руки, он выпрыгнул наружу, обогнав ефрейтора, который как раз развернулся к нему лицом. Когда Воробьев узрел перед собой того, кто, по его мнению, должен был остаться в «УАЗе», ноги его подкосились, губы задрожали, пытаясь произнести: «Не надо!» Японец с отвращением глядел на хныкающего стража порядка, который не только не пытался остановить побег преступника, но даже себя защитить не мог. Как ни пытался Накамура представить перед собой врага, ничего, кроме боксерской груши, на ум не приходило. С коротким вскриком он дважды ударил. Один раз в толстый живот, отчего Воробьев откинулся назад, странно икнул и стал заваливаться на бок. А второй – по передней дверце, которая хрястнула застрявшего в проеме толстяка поперек груди, оставив его висеть в неудобном положении.
– Стой, сука! – послышался срывающийся голос из-за капота машины.
Обернувшись на голос, Накамура с веселой злобой оскалился. Шатаясь и едва держась на ногах, на него двигался окровавленный лейтенант. Вид у него был жалкий. Правого глаза совершенно не видно из-за отека, левый залит кровью, вместо носа зияет багровое месиво. Шумно выдыхая, Матвеев постоянно сплевывал набегающую кровь и обломки зубов.
– Стой… – с трудом повторил он, направив на японца табельный «макаров».
Агент не стал ожидать выстрела – молниеносным кувырком сблизился с противником, одновременно уходя с линии огня. Подхватив с земли короткий сук, он с силой метнул его в голову мента. Попал. Палка корявым торцом врезалась в расквашенный нос, разбрызгав в стороны мелкие капли крови. Зарычав от боли и злобы, лейтенант выронил ствол, ноги его подкосились. Упав на колени, он яростно выл, зажимая ладонью кровь, хлынувшую с новой силой, и одновременно пытался нащупать выпавшее оружие. Накамура подивился стойкости парня, но выражать свое уважение было некогда. В два прыжка преодолев расстояние, он наступил ногой на кисть Матвеева, уже подобравшуюся к рукоятке пистолета, и легким ударом второй ноги сломал ему руку. Вой прекратился. Тело лейтенанта дрожало крупной дрожью. Окажись в руках японца самурайский меч, вряд ли он удержался бы от того, чтобы одни взмахом оборвать жизнь окровавленному человеку. Уж очень происходящее предрасполагало к подобному исходу. Но дело происходило в самом сердце России, где самурайские обычаи были не в чести. А убивать мента, какой бы сволочью он ни был, означало навлечь на себя еще одну кучу проблем. Поэтому он ограничился коротким ударом по шее, повергшим недруга на землю и временно избавившим его от мучительной боли.
* * *
Вырвавшись из-под опеки спецслужб, Рю Накамура связался с посольством Японии в Москве. Произошло это всего через десяток минут после кровавой драмы в подмосковном лесу. Еще через час ловкий агент встретился в условленном месте с военным атташе своей страны, привел себя в порядок, загримировался и получил от дипломата новые документы на имя гражданина Южной Кореи Ли Йонг Су. А уже через три часа, успешно пройдя таможенный контроль, новоиспеченный кореец поднимался в воздух на авиалайнере компании «ПанАмерикан», направлявшемся в Венесуэлу, откуда уже был забронирован билет до Ла-Пуэрто.
То, что происходило за закрытыми дверями кабинета начальника райотдела милиции, словами описать невозможно. Ураган «Катрина» по сравнению с этим был всего лишь легким дуновением ветерка. А для двоих стоявших навытяжку офицеров – капитана и майора – белый свет и вовсе казался с овчинку. Бледные лица провинившихся стражей порядка были неотличимы от выбеленных известью стен, но на этом сходство между мужчинами заканчивалось. По лбу и щекам капитана стекали крупные капли пота, несмотря на то что в помещении было не так уж и жарко. Опустив бегающий взгляд в пол, он с каждым новым раскатом грома прикрывал глаза подрагивающими веками. Безнадежно потели и ладони – не помогал даже зажатый в пальцах носовой платок, о который капитан вытирал руки. Иначе выглядел майор. Поджав и без того тонкие губы, он прямо и твердо смотрел на источник «атмосферного электричества», бегавший перед ним по ковру.
Круглый багровощекий генерал МВД, распекавший что есть мочи своих нерадивых подчиненных, и впрямь был похож на шаровую молнию. По крайней мере, грохоту от его зычного баса было не меньше. Устав мотаться взад и вперед, он плюхнулся в кресло хозяина кабинета и виновато поглядел на неприметного человека в элегантном темно-сером костюме, скромно сидевшего на стуле для посетителей и за все время с самого начала «порки» не проронившего ни слова.
– Ну что мне с ними делать, а? Один раз товарищи из дружественного ведомства попросили оказать им помощь, и что? Опозорились сами и меня опозорили. И просьба-то пустяковая была: покараулить япошку в два вершка ростом!
При этих словах представитель разведки чуть заметно раздвинул губы в усмешке. А генерал после краткого затишья опять начал набирать обороты:
– Ослы лопоухие, за педофилом уследить не могли! Самих бы вас в то самое место, да каленым железом! Чтобы о работе думали, а не о кренделях небесных! Вот скажи мне, Сурняков, что мешало тебе засунуть эту сволочь в самую дальнюю камеру и на все замки запереть, а? Молчи, майор! Языком трепать вы все мастаки! По этапу у меня пойдете в самую поганую зону!
– Если суд решит, пойду и на зону, – сквозь зубы процедил теперь уже бывший начальник райотдела.
– Что-о?! – задохнулся от возмущения генерал, собираясь, видимо, разорвать в клочья огрызающегося офицера. Но ему не дал впасть в неистовство человек в штатском, прервавший наконец свое безмолвие.
– Скажите, господин Кислицын, – обратился он вжавшемуся в стену капитану, которого столь официальное и непривычное обращение, похоже, окончательно добило. – А как все же получилось, что Согава во всем признался?
Генерал, сердито пыхтевший оттого, что не удалось излить свою ярость, встрепенулся.
– Вот именно? – пробасил он, вскакивая с места. – Вы что же, сукины дети, из иностранного подданного признания выбивали?
– П-пальцем его никто не тронул! – дрожащим голосом пролепетал капитан. – Кинул он нас всех!
– Ага, вот так просто взял человек и признался в двенадцати эпизодах педофилии! – Генерал потряс в воздухе протоколом. – Да еще и сам вызвался показать, где у него кассеты припрятаны с порнухой собственного производства, да? Вы что, нас всех за идиотов держите?
– Клянусь, так и было! – На Кислицына стало жалко смотреть. Того и гляди зашмыгает носом, а из глаз польются слезы. – Я только рассказал ему, как на зоне насильников опускают… он тут же раскололся! Ну не я же это все придумал?! Там и подпись его есть!
Представитель дружественного ведомства поднялся со своего места и шагнул к столу.
Ознакомительная версия.
