– Ты правда моряк? – спросила она с интересом.
– Правда.
– Интересно, а ты не пробуешь в глубине души меня жалеть? – спросила Кончита. – Терпеть не могу, когда попадаются такие вот... которые жалеют бедное падшее создание... А попутно все равно используют.
– Брось, – сказал Мазур. – И не думаю я тебя жалеть. Молодая, красивая, наверное, не бедная, зарабатываешь, могу побиться об заклад, побольше скромного морского офицера...
– Ты и правда так думаешь? – Она пытливо всмотрелась ему в лицо, удовлетворенно кивнула. – Правда. Дедушка у меня был брухо... как по-английски... колдун. Я кое-что умею, клянусь мадонной... А пистолет у тебя с собой?
– Угадай, если умеешь, – сказал Мазур.
– Нету... Ну, тогда ты и впрямь серьезный человек – шпион без пистолета опаснее шпиона с пистолетом, только дурачки, локо, мелкие людишки увешиваются стволами... Может, мне что-то такое сделать? Может, ты чего-то хочешь?
– Я пока так посижу, – сказал Мазур. – Трудный денек выдался.
– Тогда пей. Это «Кансильер», прошлого года, отличное... Возьми бокал и иди сюда, – подвинулась она.
Мазур сел с ней рядом, отпил из бокала и откинулся на мягко-упругую спинку дивана. Смокинги. Роковые красотки. «Ла Палома», куда кого попало не пускают. А ведь не врали романы, все это есть, досталось же на старости лет...
Осторожно покосился на очаровательную соседку, безмятежно умостившую пышноволосую головку у него на плече.
– Ага-а... – протянула Кончита. – Ну, я верю, что ты меня не жалеешь, только вот в глазах у тебя присутствует второй классический вопрос... Как я сюда попала, а?
– Ты это тоже терпеть не можешь?
– Да нет, почему. Наоборот. Я, видишь ли, Влад, не пала, а поднялась. У родителей ранчо в Барралоче. Понятно?
– Не совсем.
Девушка недоуменно покосилась на него снизу вверх, что-то, видимо, сообразила:
– Ах да... Милый, это у гринго и в Мексике ранчо означает поместье. У нас, если поместье, это называется «финка» или «асиенда». А ранчо у нас, да будет тебе известно, – это простая деревенская хижина. Стены глинобитные, пол земляной, крыша – соломенная. Оценил? Во-от... Жутко подумать, что бы со мной было, останься я в Барралоче. – Она искренне передернулась. – Потасканная корова с кучей сопляков и мужем-бурро... ослом. А как я живу теперь? У меня была рито. Как тебе объяснить... Рито – это удача, фортуна, счастливый случай... Влад, ты почему такой напряженный?
Мысленно махнув рукой, Мазур сказал:
– Я сегодня, кажется, видел привидение.
– Случается, – ничуть не удивилась Кончита. – Я сама не видела, но они иногда показываются... Кто-то, кого ты убил?
– Нет, – сказал Мазур. – Жена. Ее убили.
– Ко-олепредо... – протянула Кончита.
– Что?
– Ну и дела... Здесь убили?
– Нет, там, у нас...
– Молодая или старая?
– Молодая. Как ты.
– Красивая?
– Очень.
– Так... – задумалась Кончита, прижавшись теснее. – Что бы тебе на это сказал дедушка? Она тебя любила?
– Думаю, да.
– Думает он, видите ли... Ох, мужчины... Н-ну... Будь это кто-то, кого ты убил, можно сразу уверенно говорить, что он тебе пророчит беду. Те, кого ты убиваешь, это уж-жасно любят, заявиться в самый неподходящий момент, беду напророчить. А если жена, любящая... Хм, она тебя предупреждает.
– О чем?
– Ну откуда я знаю? Надо ей о чем-то тебя предупредить, понимаешь? Так тебе и сказал бы толковый брухо. А уж плохое там или хорошее... Quien sabe?[6] По-английски это...
– Я знаю, – сказал Мазур, успевший выучить эту незамысловатую фразу, применявшуюся здесь в массе ситуаций и носившую невероятное множество значений и оттенков. – Но вот о чем...
– Вряд ли есть необходимость беречь верность, – лукаво покосилась Кончита. – Сам подумай, если она тебя любила, ей приятно, что ты продолжаешь с красивыми женщинами... Если ее все равно нет, это же не измена, понимаешь? Глупо хранить верность мертвым. И вообще, los muertos e idos no tien amigos...
– Что?
– У мертвых и ушедших нет друзей, – сказала Кончита. – Это такая пословица...
– Черт, верно, – растерянно сказал Мазур.
По крайней мере, к нему эта пословица подходила на все сто – у тех, кто уходит на задание, друзей больше нет...
– Ты весь зажатый, – тихо сказала Кончита. – Не бойся, я же тебе говорю, б о л ь ш у ю беду любимая жена не пророчит, предупреждает просто.
– Мне просто показалось, – сказал он, злясь на себя за то, что вновь потихонечку допускал в мозг прежнее ощущение, испытанное там, на площади. Что чуточку верил, будто видел Ольгу на самом деле.
– Ничего не показалось, – наставительно сказала Кончита. – Значит, приходила она к тебе, глупый...
И, гибко выгнувшись, прильнула к его губам долгим поцелуем.
Глава пятая
Una guapa bonita
Как давно известно сведущим людям, главная сложность случайных романчиков, платных или бесплатных, заключается в искусстве красиво разойтись утром. Мазуру в этом смысле повезло – у смышленой девчонки, умело и яростно пробивавшейся из грязи в князи, стиль был неплох. Наверняка отработан на неизвестном количестве предшественников, но это, в сущности, неважно. Умеренно-короткие ласки после пробуждения, легкий завтрак с кофе, непринужденная болтовня – все катилось по накатанной, так что Мазур почувствовал себя совершенно свободно.
В девять утра после деликатного стука в дверь объявился второй секретарь, мужчина представительный, холеный и в других обстоятельствах наверняка надменно державшийся бы со столь плебейскими гостями, зачем-то прикрытыми дипломатическим паспортом. Однако перед Мазуром с Кацубой он откровенно прогибался и, судя по некоторым наблюдениям, искренне – явно получил от кого-то неизвестного хорошую накачку. Дополнительный штрих в пользу серьезности операции.
– Подожди минутку, – сказала Мазуру Кончита, почти не обращая внимания на импозантного дипломата (быть может, искренне считала его чем-то вроде посольского шофера). – Сейчас уедет наш особо скрытный гость... Полюбоваться хочешь?
Мазур выглянул в окно. На обсаженной эвкалиптами аллее стоял белый «мерседес», и к нему живенько поспешал невидный субъект в сопровождении двух квадратных мальчиков, декорированных темными очками.
– Министр земледелия, – беззаботно пояснила Кончита. – Крайне нервный субъект, поскольку женат на состоянии супруги, а она однажды уже грозила разводом. Конечно, кресло у него весьма доходное, но по сравнению с деньгами сеньоры – й-ют![7] Вот и бережется... Ну, всего тебе наилучшего. – По-прежнему игнорируя третье лицо, она приподнялась на цыпочки и звонко чмокнула Мазура в щеку. – И чтобы призраки больше не навещали...
«С ума сойти, – грустно подсмеиваясь над собой, думал Мазур, спускаясь по витой лестнице следом за дипломатом. – Выхожу это я утречком из одного из самых шикарных борделей столицы, смотрю, а из соседней двери – сам министр земледелия... Поэма. Обычно воспоминания в сто раз прозаичнее...»
* * *
...И завертелось, закрутилось, с удовольствием бы сказал «понеслось», но все обстояло как раз наоборот – поползло... Теперь вместе со вторым секретарем по кругам здешнего бюрократического ада поплелись и они с Кацубой, и кругов этих было не семь, как в каноническом аду, а, пожалуй, семижды семь, не считая тупиков, ответвлений и ловушек.
Российские коллеги здешнего крапивного семени выли бы от зависти, узнав в точности, как здесь обставлено дело. Самые любимые присказки местных чиновничков – «Quien sabe?» и «маньяна» – «завтра». Мазур полагал сначала, что ржавые колеса и прочие приводные ремни начнут вертеться быстрее, если в ход пойдет то, что здесь именуется «мордида», а по-русски – «на лапу», однако Кацуба обескуражил, авторитетно разъяснив, что мордида помогла бы ликвидировать процентов двадцать пять волокиты, и не более того. Просто порядки таковы, и точка...
Однажды оказалось, что их дипломатические паспорта не только не помогают, а в парочке случаев даже мешают. Будь у них простые туристские визы, сэкономили бы часа три, убитых на визит в мунисипалидад – городскую управу. Мазур уже отчаялся хоть капельку понять здешний механизм, покорно таскался за спутниками по коридорам и кабинетам, механически повторяя то, что ему подсказывали, подписывая, что подсовывали, а в иных случаях, наоборот, протестуя и отказываясь по наущению Кацубы подписывать – однажды даже добросовестно орал на пожилую канцелярскую крысу, грозя жалобой лично президенту и дипломатическим скандалом (что на крысу особого впечатления не произвело, но таковы уж были правила игры – отчего-то именно в этом кабинете требовалось орать, пугая, что из-за этого вот субъекта Россия немедленно разорвет отношения с Санта-Кроче).
Из мунисипалидад отправились в министерство общественных работ, почему-то ведавшее еще и почтой, – дабы получить закорючку, позволяющую отправлять свою корреспонденцию на каких-то льготных условиях (они вовсе не собирались никому писать, но тем не менее закорючку получить были обязаны). Оттуда – в министерство здравоохранения, заверить дубликаты своих свидетельств о прививках.
