Миллер подождал, пока не ощутил на лице дыхание человека, и лишь тогда открыл глаза. Глаза напротив, дюймах в десяти, принадлежали рыжебородому четнику. Миллер свел раскинутые руки и мертвой хваткой вцепился в горло четника, не успевшего оправиться от потрясения.
Андреа беззвучно выскочил из-за сосны, замахнувшись «шмайссером». Чернобородый заторопился на подмогу приятелю, но краем глаза увидел Андреа и вскинул обе руки, защищаясь от удара. С таким же успехом он мог бы загородиться двумя соломинками. Лицо Андреа исказилось непроизвольной гримасой физического напряжения, он отшвырнул «шмайссер», выхватил нож и обрушился на второго четника, отчаянно сопротивлявшегося в руках Миллера.
Миллер поднялся на ноги, и они оглядели два лежавших на земле трупа. Миллер с озадаченным видом осмотрел рыжебородого, неожиданно нагнулся, ухватился за бороду и потянул. Борода осталась у него в руке, открыв чисто выбритое лицо со шрамом, тянувшимся от уголка рта к подбородку.
Андреа и Миллер обменялись многозначительными взглядами, однако комментировать увиденное не стали. Они оттащили мертвецов с тропы и спрятали в подлеске. Андреа поднял с земли ветку и замел следы волочения тел по снегу, а у основания сосны — все следы встречи. Он знал, что в течение часа полосы, оставленные веткой, исчезнут под слоем свежевыпавшего снега. Подобрав свою сигару, он забросил ветку далеко в лес, Андреа и Миллер, не оглядываясь, стали живо подниматься вверх по склону.
Даже если бы они и оглянулнсь, вряд ли заметили чье-то лицо, выглядывавшее из—за дерева. Дрошни вышел к повороту как раз в ту минуту, когда Андреа, закончив операцию по заметанию следов, выбрасывал ветку; что все это означало, он не понял.
Он переждал, пока Андреа и Миллер исчезли из виду, на всякий случай подождал еще две минуты, затем поспешил вверх по тропе. Его смуглое разбойничье лицо выражало озадаченность и подозрение. Он приблизился к сосне, где двое четников попали в засаду, наспех осмотрелся и по следам ветки вышел к подлеску. Озадаченность на его лице сменилась подозрением, перешедшим в полную уверенность.
Он раздвинул ветки кустарника и обнаружил в углублении тела двух четников, наполовину засыпанных снегом и лежащих в таких неестественно застывших позах, которые свойственны лишь мертвым. Через несколько мгновений он выпрямился, оглянулся и посмотрел наверх, туда, где скрылись Андреа и Миллер. Лицо его сделалось страшным.
Андреа и Миллер быстро поднимались в гору. На одном из бесчисленных поворотов прямо над собой они услышали негромкие звуки гитары, приглушаемые и смягчаемые падающим снегом. Андреа замедлил шаг, выбросил сигару, согнулся и схватился за бок. Миллер заботливо взял его под руку. Основная группа, как они определили, шла ярдах в тридцати. Она двигалась медленно — глубокий снег и подъем, становившийся все круче, не позволяли идти быстрее. Рейнольдс оглянулся — он регулярно посматривал через плечо и казался чрезвычайно встревоженным — увидел Андреа с Миллером и окликнул Мэллори, который остановил группу и подождал, пока Андреа и Миллер не нагнали их. Мэллори окинул Андреа озабоченным взглядом.
— Стало хуже?
— Долго еще идти? — хрипло спросил Андреа.
— Должно быть, меньше мили.
Андреа ничего не сказал, он стоял, тяжело дыша, с обреченным видом больного человека, пытающегося представить подъем длиной в милю да еще по глубокому снегу. Сондерс, который тащил уже два рюкзака, несмело подошел к Андреа и начал издалека: — Знаете ли, вам будет легче, если...
— Знаю.— Андреа устало улыбнулся, снял с плеча «шмайссер» и вручил его Сондерсу. — Спасибо, сынок.
Петар негромко перебирал струны гитары. В этом темном сосновом лесу, где, казалось, должны были водиться привидения, мелодия звучала необычайно зловеще. Миллер оглянулся на Петара и обратился к капитану: — Зачем музыка в походе?
— Мне кажется, это пароль Петара.
— Как сказал Нойфельд: никто не тронет нашего поющего четника?
— Что-то в этом духе.
Они вновь отправились в путь. Мэллори пропустил остальных и вместе с Андреа оказался в хвосте колонны. Мэллори взглянул на Андреа без особого любопытства, а лишь с естественной обеспокоенностью, вызванной здоровьем друга. Андреа перехватил его взгляд и мимолетно кивнул. Мэллори отвел глаза в сторону.
Спустя пятнадцать минут их остановили, взяв на мушку, трое, вооруженных автоматами, возникшие, казалось, ниоткуда и столь неожиданно, что и Андреа не смог бы ничего предпринять, даже имей он в руках оружие. Рейнольдс встревоженно взглянул на Мэллори, который улыбнулся и покачал головой.
— Все в порядке — партизаны. Взгляните на красную звезду на фуражках. Это всего-навсего сторожевой пост, охраняющий одну из главных дорог.
Так оно и оказалось. Мария быстро поговорила с одним из солдат, который выслушал ее, кивнул и пошел вперед, жестом призывая их следовать за собой. Два других партизана остались на тропе и, когда Петар снова заиграл негромкую мелодию на гитаре, начали креститься. Мэллори подумал, что Нойфельд ничуть не преувеличивал той степени благоговейного уважения и страха, с которой люди относились к слепому певцу и его сестре.
Не прошло и десяти минут, как они вышли к партизанскому штабу, расположением и внешним видом странным образом схожему с лагерем гауптмана Нойфельда: такие же грубо сколоченные хижины, расставленные по окружности в такой же ложбине среди таких же могучих, высоченных сосен. Проводник сказал что-то Марии, и та холодно обратилась к Мэллори, всем своим видом показывая, насколько ей претит любое общение с ним.
— Нам предоставили хижину для гостей. Вы должны доложить о прибытии коменданту. Этот солдат проводит вас.
Проводник подтвердил последнюю фразу легким поклоном. Мэллори последовал за ним и оказался перед большой, хорошо освещенной хижиной. Проводник постучал в дверь, открыл ее и движением руки пригласил Мэллори войти и зашел следом сам.
Комендант, высокий, худой, смуглый мужчина с орлиным носом и аристократическими чертами лица, типичного для горцев Боснии, заулыбался и подошел к Меллори, протянув руку для приветствия.
— Майор Брозник, к вашим услугам. Уже поздно, ночь на дворе, но, как видите, никто не спит. Хотя, должен сказать, я ожидал вашего прибытия раньше.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Не понимаете... Но ведь вы — капитан Мэллори, не так ли?
— Никогда не слышал о таком. — Мэллори в упор посмотрел на Брозника, покосился на проводника и вновь перевел взгляд на коменданта. Брозник нахмурился, но вскоре его лицо прояснилось.Он сказал что-то проводнику, который тотчас вышел. Мэллори протянул руку.
— Капитан Мэллори, к вашим услугам. Прошу прощения, майор Брозник, но я настаиваю, чтобы мы беседовали наедине.
- Вы никому не доверяете? Даже в моем лагере?
— Никому.
— И даже своим людям?
— Я не доверяю им, чтобы не сделать ошибок. Я не доверяю себе, чтобы не сделать ошибок. Я не доверяю вам, чтобы не сделать ошибок.
— Поясните. — Голос Брозника, как и его взгляд, был холоден.
— У вас в отряде когда-нибудь были двое людей,которые потом исчезли, — один с рыжеватой бордкой, другой с черной, рыжеватый еще косил на один глаз, и у него был шрам ото рта до подбородка?
Брозник придвинулся. — Что вам известно об этих людях?
— Так были? Вы их знаете?
Брозник кивнул и медленно проговорил: — Они не вернулись из боя. В прошлом месяце.
— Вы нашли тела?
— Нет.
— Их и не могло быть. Они дезертировали — перебежали к четникам.
— Но они и были четниками — перешедшими на нашу сторону.
— А потом перешли снова к своим. Сегодня они выслеживали нас. По приказу капитана Дрошни. Я велел убить их.
— Вы-велели-убить-их?
— Подумайте сами, — устало сказал Мэллори. — Если бы они прибыли сюда, выждав некоторое время после нашего появления, что, несомненно, входило в их планы, мы бы не разоблачили их, а вы встречали бы изменников как вырвавшихся из плена. Они стали бы передавать сведения о каждом нашем шаге. Но даже если бы мы распознали их и приняли соответствующие меры, где гарантии, что у вас нет других четников, которые донесли бы своим хозяевам о ликвидации их ищеек? Мы же избавились от них очень тихо, без шума, в укромном месте, а трупы спрятали.
— Среди моих людей нет четников, капитан Мэллори.
Мэллори сухо сказал: — Только не очень опытный садовод, майор, увидев сверху два подгнивших яблока, будет совершенно уверен, что во всей корзине таких больше нет. Исключено. Этого не может быть. Никогда. — Мэллори улыбнулся, пытаясь сгладить резкость замечания, и бодрым голосом продолжил — Итак, майор, гауптман Нойфельд хочет получить кое-какую информацию.
Мягко говоря, хижина для гостей мало соответствовала своему гостеприимному названию. Она могла претендовать лишь на роль приюта для домашних животных, но предназначалась для ночлега людей. В ней бросалось в глаза отсутствие того, что в нашем современном избалованном светском обществе именуется минимальными удобствами. Даже спартанцы Древней Греции признали бы, что это переходит все границы. Шаткий стол, установленный на козлах, скамейка, затухающий огонь в очаге и больше ничего, если не считать земляного пола, которого тут было в избытке.
