— Я…
— Молчи! Ты прав: поведение Антона стало неадекватным. Опасным. А почему? Потому, что он употреблял наркотики. И у меня есть веские основания считать, что толкал ему их именно ты!
— Но…
— Вероятно, — с металлическими интонациями перебил первый зам УФСБ Питера, — он не расплатился с тобой за них и опасался, что ты станешь трамбовать его.
— Конст… Константин Ильич!
— Более того, я уверен, что вся компания Антона: Валентин, Олег, этот новый парень, Илья, — сидели на наркодотациях от тебя. Ты впаривал им наркоту, на которую у них явно не хватило бы денег! Ты не ждал, что они отдадут деньги… значит, ты ожидал, что они вернут тебе должок чем-то иным! Чем?
…Как тогда в кабинете, в разговоре со Свиридовым, степенность и невозмутимость Малахова-старшего как рукой сняло. Его глаза сверкали огнем, в котором не на шутку перепугавшемуся Карамболю почудились отсветы поджидавшей его преисподней.
— Конст… я ничего не… я не убивал их, клянусь! — воскликнул он. — Ни сном ни духом… не угрожал, не звони… Да как же вы так могли подумать! Я же Антона вот с таких лет знаю!
— Каин тоже знал Авеля вот с таких лет, — внушительно проговорил Малахов. — А это не помешало ему сделать сам знаешь что. Ты же у нас образованный.
— Константин Ильич, чем я могу доказать, что непричастен к смерти этих трех ребят?
— Прежде всего ответь на вопрос: где ты был последние дни? Ведь тебя не было в Питере, так?
По крайней мере, у меня такая информация была.
— Я был в Москве, — сказал Карамболь. — Я уехал туда на следующий день после того, как Антон… Но я не думал, что мой отъезд будет так неадекватно воспринят…
— А в Москве что делал?
— Так… — замялся Борис. — Координационные проблемы…, - А, очередной бандитский съезд? Понятно.
А вернулся только вчера, да?
Карамболь как-то странно посмотрел на Малахова, а потом несколько изменившимся голосом произнес:
— Да, вчера. Только… а вы не отметили одну странность, Константин Ильич? Что эта дружная компания в четыре человека повымерла, извините за сравнение, как мамонты, а один мамонтенок уцелел, несмотря ни на что? И это при том, что он, кажется, познакомился с Антоном и другими только около месяца назад.
— Ты об Илье Свиридове? — нарочито равнодушно проговорил фээсбэшник.
— Вот именно, О нем, родимом. А вам известно, товарищ полковник, кто брат этого ребятенка?
— Брат?
— Вам известно, что его брат, в последнее время непомерно прославившийся, теперь живет в Питере? Владимир Свиридов по прозвищу Стрелок, или Робин? У меня в свое время был контакт с саратовским авторитетом Китобоем…
Валерой Марковым, ныне покойным… так он такое рассказывал об этом Свиридове! Просто кино про суперменов. Хотя Китобой всегда был здравомыслящим человеком. Вам известно, кем этот Володя был до момента обоснования в Питере? Киллером!
— Разумеется, мне это известно, — спокойно отозвался Малахов. — Более того, я установил плотное наблюдение за Свиридовым. Ничего предосудительного. Скажу больше: именно он узнал, что Антон в день своей смерти звонил тебе. Карамболь.
На гладком черепе Бориса выступили мелкие, бисерные капельки пота. Он машинально взял с зеленого стола кий, покрутил им промеж пальцев, а потом выдавил:
— То есть как… вы пустили по моему следу этого… Свиридова?
— Не переоценивайте себя.
— Но, Константин Ильич, нельзя же так!
Боже мой…
— А, Боря, ты заговорил о боге? — с каким-то жутким удовлетворением произнес Малахов. — Молодец. Когда нужно, начинаешь думать головой, а не тем местом, которое у тебя, наверно, выглядит примерно так же, как голова. Нет, Боря.
Мне не нужна твоя смерть. Если бы Свиридов согласился отработать тебя, ты бы уже пускал пузыри где-нибудь под Литейным или Кантемировским, а может быть, скромно лежал под канализационным люком.
— Но он же сейчас в Питере!
— В Питере. Только занимается совсем не тем, чем ты думаешь. Человек, находившийся в федеральном, а потом и международном розыске и получивший отпущение грехов по президентской амнистии, не будет глупить. Поэтому сейчас он работает скромным охранником в фирме своего дяди. Время от времени принимает участие в работе детективного агентства «Донар», которое также принадлежит Осоргину. Например, сейчас он выясняет, кто убил моего сына и племянника. А также Олега Осокина.
— Но…
— А два или три дня назад стреляли в его брата, — продолжал Малахов. — И уцелел он только чудом.
— Инсценировать можно все, что угодно, — пробурчал Борис.
— Да, но при этой инсценировке ранен друг Свиридова, тоже известная личность — некто Афанасий Фокин.
— Чер-рт! — вырвалось у Карамболя. — Значит, Константин Ильич… — ты веришь этому Свиридову?
— Я никому не верю, — последовал холодный ответ. — Тебе тоже. В общем, так, Карамболь: подключайся к этому делу и ты. У тебя широкие связи, обширная сеть информационных каналов. И еще: тебе есть за что работать, сам понимаешь. Думаю, и ежу понятно, что, если бы не я, сейчас харили бы тебя паровозиком на нарах и прикармливали с параши.
— Да, Константин Ильич, — поспешно согласился Карамболь.
— Кстати, к тебе в гости собирался Свиридов-старший, — сказал Малахов.
— Это еще зачем? — в трудом сдержав крупную дрожь во всем теле, произнес Карамболь.
— Передать привет с того света. От твоего старого знакомого — Китобоя. А если серьезно — то он занимается тем же, чем будешь заниматься и ты, — розыском ублюдков, устроивших эту кровавую бойню. Так что работай.
И, не подавая владельцу «Карамболя» руки, Константин Ильич вышел.
На выходе он едва не столкнулся с высоким молодым человеком. Молодой человек проводил садящегося в «Волгу» Малахова внимательным взглядом и пробормотал:
— Интересный получается фуршет…
Это был Владимир Свиридов.
— Мне нужен Борис Сергеевич, — сказал он верзиле на входе. Тому самому, в золотых очках, что провожал Малахова к Карамболю.
— А вы кто такой?
— Я его близкий родственник.
— Родственник?
— Ну да, родственник, — беспечно ответил Свиридов. — Павел Иваныч Чичиков.
То ли верзила читал-таки русскую классику, в частности, сочинения Н.В. Гоголя, то ли ему просто не понравился тон, которым разговаривал с ним Владимир, но он надвинулся на Свиридова и проговорил прямо в лицо:
— Не морочь мне голову, петух. Вали отсюда, пока брючки не примялись.
— Ну так я и пришел взять у Бориса Сергеевича напрокат утюг «Турбо-глисс». Брючки прогладить…
Говоря это, Владимир одной рукой сжал запястье охранника так, что тот едва сдержал стон боли, а извлеченным из-под пиджака компактным пистолетом-автоматом, зажатым во второй руке, ткнул тому в бок и тихо проговорил:
— Любезный, проводите меня к Борису Сергеевичу. Я уверен, что он очень обрадуется, когда увидит меня.
Тот попытался было вырваться, но тут же понял, что это бесполезно: несмотря на то что «Павел Иваныч Чичиков» уступал ему в габаритах, физически он превосходил многострадального охранника клуба «Карамболь».
— Хорошо, — проговорил тот. — Но пистолет вы отдадите мне. Потому что, если вы пройдете с ним к Борису Сергеевичу, меня уволят.
— Борис Сергеевич не увидит пистолета, если ты будешь вести себя смирно и проведешь меня к нему. Мне нужно только поговорить, и я уйду.
Что же мне делать, если у меня нет клубной карты вашего заведения?
Тон Свиридова успокоил охранника.
— Хорошо, — проговорил он, потирая запястье. — Ну и хватка у вас. Хорошо, я проведу вас к нему.
— От и добре, сынку. А что, случается, что вы за глаза называете своего хозяина не Борисом Сергеевичем Аникиным, а по названию его клуба — Карамболь?
— Это не он по названию клуба, а клуб по его старому погонялу. Клуб назван по прозвищу Бориса Сергеича…
— Ага. Очень хорошо.
* * *
Владимир застал Карамболя играющим в бильярд с какой-то длинноногой девицей в сильно открытом платье. Причем он не столько смотрел на расстановку шаров на столе, сколько в низкий вырез на ее груди.
Впрочем, надо чистосердечно признать, там было на что посмотреть.
Визит Свиридова, судя по всему, был куда как некстати, потому что, заслышав слабый звук открывавшейся двери и ворвавшиеся вслед за этим упругие звуки музыки на первом этаже, Карамболь резко повернулся к входящим и рявкнул:
— Какого хера? Я же сказал, чтоб меня больше не беспокоили! Ты че, хочешь, чтобы я тебя вышвырнул на улицу, дятел? Еще раз такое — и уволю к ебеням!!
— Не ругайтесь на него, Борис Сергеевич, — сказал Владимир. — Он-то ни в чем не виноват. Ну… иди, пока шеф окончательно не разгневался.
Охранник поспешно ретировался.
