Ознакомительная версия.
Третий был, вероятно, самый главный. Он держался высокомерно по отношению как к Грегу, так и к афганскому офицеру. У него совсем не было бороды, и бритое смуглое лицо вызывало у меня странное впечатление, словно оно не настоящее.
Глаза его закрывали черные очки. Если бы не афганская форма, я бы сказала, что это – европеец с очень смуглой кожей. Оружия у него в руках не было, только плетка. Я вспомнила, что точно такими солдаты, с которыми мы ехали ночью, погоняли своих лошадей.
«Значит, плетка не его, взял он ее специально, – сообразила я. – Это может означать только одно – он хочет продемонстрировать, как ею владеет. На ком-то одном из нас. А то и на каждом по очереди…»
Я внимательно смотрела на Грега, ожидая от него хоть какого-нибудь знака или намека на то, что он собирается предпринять дальше… Но Симпсон нагло смотрел только на офицера в темных очках, не удостаивая меня ни единым взглядом.
Супермен хренов! Я была просто в бешенстве! Мы с Полем что ему – статисты, что ли?
Неожиданно я почувствовала, как рука Поля легла мне на талию.
Это что еще за новости? Я чуть не оглянулась на него с недоумением, близким к возмущению. Но заставила себя сдержаться, решив, что более опытный Поль имеет право завладеть моим пистолетом при обострении ситуации. А осложнялась она прямо на глазах.
Я почувствовала пальцы Поля у себя на пояснице, и тут же пистолет начал выползать из моей поясной кобуры. Секунд через десять Поль уже держал его за моей спиной, скрывая от глаз афганцев.
Я услышала, как щелкнул предохранитель. Поль при этом тоже не сводил глаз с Грега… Но тот стоял пока не шевелясь, с совершенно непроницаемым выражением наглого усатого лица.
Офицер в черных очках разглядывал нас минуты три, потом вышел на пару шагов вперед и заговорил по-английски. Причем чисто заговорил, почти без акцента. Скорее всего, он учился в Англии или Штатах. И фразы строил абсолютно правильно. И еще. Я бы не сказала, что психология была ему абсолютна незнакома.
По мере того как я его слушала, во мне накапливалось напряжение, переходящее в возбуждение. И я знала, что то же самое должны испытывать по крайней мере двое – Поль и Грег, хотя насчет последнего у меня и были какие-то смутные сомнения.
Судаков был все еще без памяти и, конечно, не мог слышать, что говорит этот европеизированный афганец, а насчет того, понимали ли хоть что-нибудь из услышанного двое тронувшихся умом врачей, я просто не знала.
– Всем отойти к стене направо, – тихо сказал очкастый и показал плеткой на стену с маленькими окошками под потолком.
– Его оставьте, – добавил он, увидев, что Поль, который успел уже спрятать мой пистолет, пытается поднять Судакова.
Поль поднял так и не сказавшего ни единого слова анестезиолога, а я подошла к Ивану Васильевичу и тоже отвела его к стене, на которую указал офицер в очках. Тот поднял плетку вверх и сделал жест, словно посылая кого-то из-за своей спины вперед. Охранник с автоматом бросился вперед и побежал к Судакову…
Охранник рывком приподнял длинное тело Судакова, посадил его, прислонив к стене, и вновь отбежал к двери, за спины офицеров…
Судаков застонал. На его кровавое лицо невозможно было смотреть.
– Смотрите на него вы все, – сказал офицер с плеткой. – Он мне ничего не рассказал, хотя что-то наверняка знает… А если не он, значит, знает кто-то из вас. Один из этих троих – русский шпион. Я не знаю, кто именно. Но знаю точно, что один из них – офицер русской внешней разведки…
При всей напряженности ситуации я почувствовала какое-то удовлетворение. Моя задача наполовину была выполнена. Я получила доказательство не только того, что Судаков именно тот, кого мне поручено найти, но и свидетельство, что он не связан с талибской разведкой, поскольку она его сама ищет.
И еще я поняла, что все происходящее вертится вокруг того маленького цилиндрика, который выплюнул мне в руку Судаков. Я уже нисколько не сомневалась, что это кассета с микропленкой.
Значит, Судаков получил какие-то секретные материалы талибского командования, и сейчас они попали ко мне. Талибы как-то узнали о том, что их тайные планы скопированы и что причастен к этому один из врачей… Как узнали? Вот это уже не моя забота! Пусть наша контрразведка себе в затылке чешет… Больше других талибы подозревают, конечно, Судакова, иначе не был бы так изуродован именно он. Но найти у него они ничего не сумели. Лишь уверены, что передать эти материалы Судакову еще никому не удалось. Скорее всего, группа врачей была очень быстро изолирована. Мы с Полем – первые, кто вошел в контакт с русскими врачами… Кроме больных в Кайдабаде, конечно. Но у талибов есть все основания полагать, что связник, которого ждет агент, должен быть русским… Или французом. Вряд ли русский агент воспользовался афганской агентурой, которая у него, несомненно, есть. Но через нее он вполне мог передать какое-то кодовое сообщение, вызвать связного. Но важный материал доверять афганцу не стал бы. Наверное, талибы рассуждали примерно так же…
Талибский офицер тем временем продолжал:
– А один из вас…
Он медленно поднял руку и указал плеткой сначала на Поля, потом на меня.
– …его связник. Об этом мне сообщил мой американский друг мистер Грегори Симпсон.
При этих словах мои глаза округлились, я невольно уставилась на Грега и увидела, что он делает какие-то еле заметные знаки головой и губами. Я не поняла ничего, кроме того, что здесь нельзя верить на слово ни одному человеку. И прежде всего не знаю, верить или не верить теперь американскому офицеру. Сомнения не помешали мне заметить, что знаки Грега адресованы не мне, а Полю, ведь мой пистолет у него. О чем француз каким-то образом уже успел сообщить американцу.
– Один из вас может спасти свою жизнь, – продолжал покупать нас офицер в темных очках. – Он только укажет мне русского шпиона и его сообщника, и я отпущу его живым. Остальные умрут, и некому будет рассказать о его предательстве. Пусть это его не беспокоит. Мертвые хорошо хранят тайны…
«Вот так, – подумала я. – Наступает момент выбора. Ситуация еще не экстремальная, но движется к ней стремительно… Причем врет эта бородатая образина самым наглым образом – никто из нас отсюда живым не выйдет. Что у тебя там с твоими скрытыми возможностями, радость моя?.. Туго пока? Ну что ж, подождем, когда уже совсем плохо будет…»
– Не тешьте себя глупой надеждой, что будете просто молчать, а потом умрете от пули… Нет. Это было бы для вас спасением…
Офицер показал плеткой на лицо Судакова. Я невольно посмотрела вслед его движению и тут же отвела глаза… Лицо у Судакова было… Нет, на него просто нельзя было смотреть…
Я подумала, неизвестно еще, что свело с ума Ивана Васильевича Линева – расстрел больных или лицо Судакова. Недаром же картина его истязания напрочь стерлась из памяти пожилого эпидемиолога. Он же и словом нам об этом не обмолвился… А он не мог не присутствовать при пытке Судакова…
Было бы слишком не похоже на азиатов, если бы врача не заставили смотреть, как пытают его друга, коллегу и начальника…
– Внимательно смотрите на его лицо. У вас у всех будут такие же милые, привлекательные лица. Вы все будете похожи друг на друга, как братья… И сестры… Знаете, как легко снимать кожу с лица человека? Нужно только иметь очень хорошо поставленный удар… Такой, как у меня. Смотрите, как это просто…
Офицер откинул назад ремень плетки, сделал резкое движение рукой вперед, потом назад. Свистнула в воздухе узкая полоска кожи, и самый ее кончик хлестнул по обезображенному лицу Судакова.
В сторону брызнули капли свежей крови. Судаков хрипло закричал.
Очкарик сделал еще два шага на середину комнаты, встал между двух каменных столбов-опор и пристально посмотрел на меня…
Он вновь развернул свою плетку…
Я ждала только взмаха его руки, чтобы, не дожидаясь завершающего движения, броситься, но не на него, а к двери, где, открыв рот, тупо смотрел на происходящее охранник с автоматом.
Мне нужен был его автомат, а не плетка очкастого офицера.
Но его занесенная вверх рука вдруг застыла неподвижно, и я еле-еле успела затормозить уже почти начатое движение к двери.
И слава богу, что все же успела! Иначе бы я, предупреждая удар, рванулась к двери, и это, скорее всего, оказалось бы моим последним движением, поскольку в следующее мгновение я оказалась бы точно на линии выстрелов…
Но поскольку я осталась на месте, мне очень хорошо была видна картина далее произошедшего. Грег вдруг повалился на спину, головой в сторону Судакова и ногами к двери, и выпустил длинную оглушительную очередь в двух охранников – того, что пришел с офицерами, и в нашего часового, торчавшего в дверном проеме в надежде посмотреть на спектакль пытки… Оба они свалились под его выстрелами, не успев понять, что произошло.
Ознакомительная версия.
