Ознакомительная версия.
– Убери свои руки! – закричал Илья, пытаясь вывернуться из цепких объятий декана. – Убери клешни, козел старый!
– Пошел вон, свинья! – продолжал декан. – Пошел вон отсюда! Вон! Свинья! – надрывался старикан.
Пушкарев принялся колотить его по потным ладоням, но тут же почувствовал, что начинает задыхаться. Ну и хватка была у декана! Прямо маньяк-душитель какой-то. Ему не отроков в университете обучать, а маньячить по подворотням.
Оставив тщетные попытки оторвать руки декана от своей шеи, Илья схватился за горло и стал оттягивать ворот душившей его рубашки, жадно глотая сухой пыльный воздух.
– Эй, свинья! Я сказал нэ дергайса! А то сечас яица отрэжу!
Илья открыл глаза и огляделся. Три чеченца в темно-синей камуфлированной форме с ненавистью глядели в его сторону. Четвертый абрек, не выпуская ворота гимнастерки Ильи, склонился над ним, держа в свободной руке «акашку», развернутую стволом к небу.
«Писец! – мелькнуло в голове Пушкарева. – Лучше бы я сразу умер!»
– Я сказал, нэ дергайса! – повторил чеченец грозно. – А то прямо сэйчас яица отрэжу, собака. Хочэшь? А? Нэ слышу?
– Нет, – прохрипел Пушкарев, отнимая пальцы от шеи.
– Вот так! – крикнул боевик и засадил добрый пинок в живот Ильи, сломивший его напополам.
Тут же послышался одобрительный смех стоящих рядом моджахедов. Они весело закивали, подбадривая своего «озорника». Получив одобрение от братьев, клоун опустил ствол «калаша». Холодное дуло уперлось между ног Пушкарева, и абрек продолжил выпендриваться перед своими.
– А можэт, отстрэлить тэбэ хер? А? Зачэм вам, собакам, он нужэн? Ми вас вса равно всэх вырэжэм! Чтоб сдохли! Русские свины! Аллах нам поможэт.
Боевик резко дернул рукою, в которой была зажата рукоять автомата, и ударил Пушкарева тыльной стороной кулака. Илья почувствовал ненавистный вкус железа на прикушенном языке. Щеку окатило теплой волной. «Сука, синяк набил», – мелькнула глупая мысль в голове Пушкарева. А внутренний голос ответил: «Какой, к черту, синяк! Ты молись, чтоб тебя в расход не пустили! Или лучше бы, наоборот, прямо сейчас пулю в голову. И ты свободен!» Ведь про зверства моджахедов Илья знал не понаслышке.
А боевик, подбадриваемый смешками бородатых братьев, окончательно вошел в раж. Он вплотную наклонился к Пушкареву и, дыхнув ему в лицо страшным гнилым смрадом, прошептал:
– А можэт, я тэбя трахат буду? Давай, а?
Пушкарев сжал зубы. Гнев и ненависть вскипали в нем, грозя выплеснуться наружу плевком или нецензурным ответом. Однако Илья понимал, что эти слова могут оказаться последними в его жизни. Поэтому он сделал глубокий (насколько это было возможным в его состоянии) вдох и тихо ответил:
– Не надо.
Чеченец громко хмыкнул и резко ударил Пушкарева лбом в лицо. Слава богу, что на этот раз тычок оказался не таким сильным и точным. Нос Илье абрек не сломал. Однако под правым глазом опять сильно обожгло, и нижнее веко стало предательски тяжелеть, наливаясь кровью.
А чеченец, решив что этого с русского, пожалуй, хватит, победоносно поднялся на ноги и что-то гаркнул своим на родном языке. Боевики дружно, неистово расхохотались, едва держась на ногах то ли от смеха, то ли от дури, закачанной в себя перед боем. А абрек, по-детски обрадованный произошедшим, дернул Илью за шиворот и потащил по утоптанной дорожке, тихо насвистывая какой-то восточный мотив. Протащив пленника метров с пятьдесят, чеченец остановился у группы важно беседовавших между собой боевиков.
– Ваха, что дэлать с этим? – спросил он у невидимого для Ильи собеседника. – Может, грохнуть? На хрэна он нам?
– А где его нашли? – послышался хриплый голос командира отряда, звучавший практически без свойственного восточного акцента.
– Да под трэтым бэтээром. Эта сука Кирима и Хамида к Аллаху отправэла. Давай я эму голову отрэжу.
– Нет! – послышался спасительный для Пушкарева ответ. – Брось пока в яму. Там решим. Только не вздумай резать его раньше времени, как в прошлый раз. Мне за ту русскую свинью, которой вы кишки выпустили, потом двух наших братьев предлагали обменять.
– Ладно, Ваха. Я тэбя поняль, – ответил чеченец и потащил Илью дальше.
Через полминуты еле живого парня скинули в зарешеченную сверху яму.
– Смотри нэ сдохни тама! – ехидно крикнул абрек и пошел дальше, насвистывая все тот же ненавистный чабанский мотивчик, от которого хотелось выть на луну.
Оставшись в одиночестве, Илья медленно отполз в угол и попытался подняться по стене. Голова раскалывалась на части. Ушибленная при взрыве спина сильно болела. «Только бы не перелом», – подумал Илья, ощупывая сзади кости ребер. К счастью, они оказались целыми, хоть ныли и болели до головокружения.
– Влип ты, Пушкарев, – прошептал Илья, устраиваясь в углу ямы поудобней, насколько это было возможно. – Влип, как последний чайник.
Теперь, когда Пушкарев сумел немного расслабиться, все ушибы и синяки дали о себе знать. Сначала они тихо ныли, а позже боль стала просто невыносимой. Илья застонал и прикрыл глаза. Болело все: руки, ноги, голова. В спине боль пульсировала резкими ударами, то стихая, то начиная колоть и резать с новой силой. Позвонки в истерзанной шее; синяки на щеке, под глазом, на носу; ушибленные ребра; вывихнутое плечо. Все это превращало тело Ильи в горящий комок плоти и оголенных нервов. От нескончаемой боли Пушкарев закрыл глаза и стиснул зубы. Однако напряженное тело ответило на это новым приступом боли, еще сильней предыдущей. Илья застонал и обмяк от бессилия. И, о чудо! Боль немножко притупилась. Нет, она не прошла, не убежала куда-то в глубь сознания, затаившись там до поры до времени. Она чуть-чуть притихла. Стала меньше, сжалилась над истерзанным телом паренька. И это была маленькая победа. Совсем незначительная и в данной ситуации даже глупая, но все-таки победа! Поэтому Илья поспешил этим воспользоваться, перейдя в контратаку. Он сполз по стенке к земле и, распластавшись на полу, расслабился.
Боль отступила. И даже пульсирующие в спине колючки не могли заставить Пушкарева стонать и вышибать из воспаленных глаз скупые слезы. Илья блаженно прикрыл глаза. Чудесно! Легкая дремота тут же обволокла пленника своими цепкими щупальцами. Сначала он пытался сопротивляться. Ведь ему нужно хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Однако скоро, вслед за дремотой, в его одурманенный мозг прокралось коварное безразличие. И вскоре Пушкарев отключился.
* * *Новость о смерти Хамида Аслан встретил в лазарете. Фарид – местный врач, по совместительству подрывник и просто хороший человек – сообщил парню эту печальную новость, как только тот пришел в себя.
– Я знаю, что ты был близок с Хамидом, – печально начал Фарид, и этих слов Аслану оказалось достаточно, чтобы понять, что брат погиб в бою. – Он всем нам был близок. Настоящий воин – смелый, отважный, решительный, беспощадный. Бил врага без жалости и страха. Но Всевышний призвал его к себе. Значит, на то была Его воля. Время пришло. Сейчас наш брат в лучшем мире. В месте, которое он заслужил по праву. Ест фрукты из райских садов, пьет чистейшую горную воду и забавляется с гуриями. Так не будем же грустить о его уходе с этого света. Ибо он ушел в лучший мир!
Фарид смиренно скрестил руки на груди, ожидая реакции Аслана, который слушал моджахеда с непонятным безразличием. На самом деле это была отрешенность. За последнее время парень видел слишком много смертей близких ему людей. Поэтому мир для него рушился на глазах, заставляя разум отрекаться от происходящего. Почему умирают самые близкие? Почему смерть забирает их от нас, заставляя сердце страдать? Почему не кто-нибудь другие, а именно они?
Комок в горле сбил дыхание. Аслану захотелось разрыдаться. По-детски, уткнувшись лицом в подушку, как это делала его маленькая сестренка. Но нет! Этого он не сделает. Ведь он настоящий мужчина. А может, смерти близких и делают нас взрослей и мудрей? Старшие уходят из этого мира, уступая нам свое место. Мы его занимаем и становимся чуточку опытней. Ведь теперь на нас ложится весь тот груз, что несли они на своих плечах. Своего рода круговорот.
– Крепись, – похлопал по плечу Фарид. – Крепись, мой мальчик. Мы обязательно отомстим за смерть нашего Хамида. И за смерти всех правоверных мусульман на этой земле!
Фарид вышел из лазарета, оставив Аслана наедине со своими печальными мыслями. Как только «врач» покинул комнату, парень уткнулся в подушку. Слезы градом ринулись из глаз, затянув мутной пеленой зрачки. Хотелось кричать и выть. Однако Аслан быстро пришел в себя. Собрав волю в кулак, он перестал мочить слезами подушку.
– Я смогу. Я переживу, – прошептал он, закрывая глаза.
Спасительный сон пришел быстро. Наверно, это был упадок сил и организм моджахеда стремился к восстановлению баланса. И в самом деле наутро Аслану стало гораздо легче. Голова прошла. Тело болело уже не так сильно. И лишь слабое, тоскливое покалывание в грудной клетке напоминало ему о событиях недавнего времени. Решительно вскочив с больничной кровати, Аслан выбрался на улицу.
Ознакомительная версия.
