– Ну что ты за человек! – простонал Кныш и, кажется, сплюнул. Если человек в собственной спальне плюется, то я его действительно достал. – Ты хочешь сказать, что тебя снова подставили? Надо же, какая популярная личность в криминальном мире!
Я стремительно падал в глазах Кныша.
– Ты что, не веришь мне? – зачем-то спросил я, хотя на его месте тоже не поверил бы такому сочетанию случайностей.
– Плохи твои дела, – сказал Кныш.
– Ты еще ни в чем не разобрался, а уже хоронишь меня, – ответил я с надеждой, что Кныш как-то поддержит меня или на крайний случай скажет что-то оптимистичное. – Там вчера меня видели как минимум человек пять. Продавщица винного отдела легко вспомнит, в котором часу я покупал у нее «Славянское»…
Должно быть, мой лепет сильно смахивал на оправдание. Кныш перебил меня, огорошив совсем другой новостью:
– Да я не о том. Меня сейчас убийство Милосердовой больше занимает. Здесь у нас бригада с документами работала… В общем, Кирилл, выяснилось, что ты сказал мне неправду.
Я, конечно, не святой и после такого заявления не мог тотчас ответить однозначно: «Упаси господь, Володя! Я тебя не обманывал». Упрек Кныша заставил меня призадуматься. Он молчал. Мне в голову не приходило ни одной компрометирующей меня мысли.
– Самое интересное заключается в том, – сказал я, – что я не могу вспомнить, когда обманул тебя.
– Страдаешь провалами памяти? – усмехнулся Кныш. – Тогда напомню. Что ты мне сказал вчера насчет своего вклада в «Милосердие»?
– Что сказал? – переспросил я. – Сказал, что вкладывать, к сожалению, нечего. А разве это не так, Володя?
– Да-а-а, – протянул Кныш. – А утверждаешь, что откровенен со мной. Нехорошо.
– Да что нехорошо, черт возьми?! – вспылил я. – Что ты загадками со мной говоришь?
– Кирилл, – каким-то усталым голосом ответил Кныш, – в «Милосердии» у тебя есть валютный счет. И на том счету висит двадцать пять тысяч баксов. Плюс проценты.
– Что?! – не поверил я своим ушам и даже стал заикаться от волнения. – Какие еще двадцать пять тысяч баксов? Что ты пургу метешь? Откуда у меня такие деньги? Никогда у меня не было ни валютного, ни купонного…
– Слушай сюда! – не дал мне договорить Кныш. – Все это будешь объяснять следователю. Сам понимаешь, прикрывать я тебя больше не могу. Несколько человек, у которых на счету «Милосердия» висят крупные суммы, взяты под особый контроль.
– По той причине, что эти люди больше других могли желать смерти Милосердовой, отказавшей им в выплате? – усмехнулся я. – Железная у вас логика.
– Не мне решать, железная или деревянная. Я просто предупреждаю, что тебя в ближайшее время вызовут на допрос. И там ты расскажешь следователю, где был в час убийства девятнадцатого числа, как в твою лодку подкинули плащ убитой с письмом. А потом еще добавишь про Караева: как пытался поймать убийцу.
Кажется, Кныш зло иронизировал.
– Володя, но ты же сам понимаешь, что с такими фактами из личной жизни у меня прямая дорога в следственный изолятор. Что мне делать?
– Не знаю. Единственное, что советую, – это не пытаться сбежать.
– Но если я приду к следователю и дам показания, меня сразу же посадят.
– Возможно, – после паузы ответил Кныш. – И все-таки так будет лучше. Я найду тебе хорошего адвоката, и если ты говоришь правду, то беспокоиться тебе нечего.
– Ты меня успокоил, – огрызнулся я и швырнул трубку на аппарат.
«Черт возьми! – думал я, вылезая из спального мешка. – Кажется, вокруг меня остается все меньше и меньше людей, которые бы верили мне, как самим себе. Анна с легкостью необыкновенной променяла меня на симферопольского заезжего анестезиолога. Володя Кныш, как дешевая ЭВМ, дал сбой и перестал мне верить, как только ситуация усложнилась и стала неординарной. Остался Леша, с которым я знаком не больше месяца и с которым очень скоро мы расстанемся. Я не могу винить его в том, что он отбил у меня Анну, – я сам сказал ему, что нас с ней ничто не связывает и мы свободные люди. Но как теперь верить ему и надеяться на его помощь?»
* * *
Мне показалось удивительным то, что Анна пришла ко мне похвастать своим счастьем. Я считал, что всякая нормальная женщина в ее положении постарается быстрее исчезнуть с моих глаз, чтобы никогда больше не встречаться со мной и не подыскивать в связи с этим дурацких оправданий.
– Физкультпривет! – крикнула она, прикладывая ладонь к виску, словно отдавала честь.
Я занимался делом, которое прекрасно успокаивает нервы: сидя на верхней перекладине стремянки, собирал персики. Молча глянул на Анну, аккуратно опустил в ведро мохнатый фрукт и потянулся за очередным.
– А я выхожу замуж! – объявила Анна, отодвигая в сторону ветку и заглядывая мне в лицо.
– Поздравляю.
– Знаешь, за кого? – Ее глаза сверкнули безумным блеском.
– Догадываюсь.
– Не может быть! И что ты по этому поводу думаешь?
– Ничего не думаю, – пожал я плечами. – Мне что, не о чем больше думать, как о всякой чепухе?
Анна сорвала персик, надкусила его, извлекла косточку и, причмокнув, кинула ею в меня.
– И ты даже не ревнуешь?
– Размечталась!
Переступая через картофельные грядки, она стала ходить вокруг дерева. «Зачем она все это мне говорит? – думал я, делая вид, что увлеченно собираю персики. – Чтобы отомстить мне и удовлетворить свое ущемленное самолюбие?»
– Не топчи ботву, – сказал я.
– Ничего не сделается с твоей ботвой. – Анна остановилась, сунула руки в карманы шортов. Я интуитивно чувствовал, как в ней клокочет энергия, словно в паровом котле, где давление выросло до критической отметки. Ее слепило солнце, и Анна щурилась, отчего глаза превратились в тоненькие щелочки.
– Надеюсь, этот человек окажется намного достойнее меня, – сказал я.
– Конечно, достойнее! Можешь даже не сомневаться в этом! – воскликнула Анна. – Это замечательный человек. Он в отличие от некоторых никогда не предаст.
Все ясно. Анна решила возобновить дискуссию. Если человек по своей воле возвращается к давно закрытой теме, значит, его мучают сомнения.
– Когда свадьба? – поинтересовался я.
– Очень скоро.
Я вздохнул.
– Жалко парня.
Анна достала из заднего кармана пачку сигарет и попыталась прикурить, но спичка каждый раз ломалась. Заметив мою усмешку, она кинула сигарету под ноги и втоптала ее в землю.
– Мне жалко тебя, Вацура, – сказала она. – Мечешься, лавируешь, всюду хочешь успеть, отовсюду по кусочку урвать и, где можно, столбишь территорию. И даже не оглядываешься вокруг, не интересуешься, кого походя обидел. Но учти: зло, которое ты совершил, вернется к тебе, как бумеранг. Это закон жизни. Все в ней сбалансировано. Отольются кошке мышкины слезки.
Если бы я сейчас свалился с лестницы и сломал себе шею, то Анна получила бы моральное удовлетворение. «Дудки», – подумал я и на всякий случай взялся за перекладину покрепче.
– Ты не пугай, – посоветовал я. – Лучше расскажи, как Леша тебя под акацией тискал. Как, кстати, он в постели?
– Дурак! – оценила мое остроумие Анна, быстро нагнулась, схватила ком земли и запустила им в меня. Я едва успел увернуться, и снаряд, пролетев мимо, загрохотал по жестяному козырьку.
– А ты мазила, – ответил я.
– Я не мазила, – грустно возразила Анна. – Я идиотка. Потратить лучшие годы жизни на такое ничтожество, как ты! Никогда не прощу себе этого.
– Точно! – кивнул я, подвешивая заполненное наполовину ведро на ветку. – Мои многочисленные дамы, включая Эльвиру Милосердову, так и сказали: зря, мол, Анна потратила свои лучшие годы на ничтожество.
Наша словесная дуэль могла продолжаться еще достаточно долго, если бы вдруг рядом с дачей не раздался пронзительный визг тормозов машины. Густая крона дерева не позволяла мне увидеть, кого еще там принесло, но интуиция подсказала, что ничего хорошего сейчас не произойдет. Я оттянул ветку в сторону. Внизу, у самого забора, матово отсвечивала желтая крыша милицейского «уазика».
Удивительные вещи творятся с человеком, когда он понимает, что милиция пришла за ним. Знакомые и привычные предметы, которые окружали и казались вечным, обязательным и естественным приложением к жизни, вдруг отдаляются со страшной скоростью. Вроде бы вот она, веточка персика с тяжелым темно-красным шаром, прямо перед глазами, но почему-то кажется, что она уже не та, что была мгновение назад, она уже в прошлом – далеком и недоступном, а впереди вместо веточки уже чернеет холодная сталь решетки.
Анна лишь на секунду обернулась, равнодушно посмотрела на машину, снова надкусила персик и принялась было опять сочинять убийственные фразы и выражения, но я уже отложил свою работу на неопределенный срок, спустился на землю и поставил ведро около ее ног.
– Кушай. Тебе перед свадьбой полезны витамины.
Два милиционера в рубашках, пропотевших до белых разводов, уже заходили во двор.
