Ознакомительная версия.
— Ну да, — подтвердил Гордеев, — разумеется. А чего вы хотели? МВД ведет учет преступлений не по профессиям пострадавших, а только по уголовным статьям. Извините, что перебил.
— Вот и выходит, что реальную картину нападений на врачей «скорой помощи» можно обрисовать только конкретными примерами, — резюмировал Малышкин.
— Вы можете мне их привести?
— Кое-что, пожалуй, могу. Как, например, поступать в таком случае? Представьте, что родственники больного ворвались на станцию «Скорой помощи», облили бензином и подожгли пульт?
— Что, и такое было?! — ужаснулся Гордеев.
— Кое-где было. В Красноярске, например. В результате там нашлись деньги на то, чтобы врачей сопровождала милиция, ну и вообще на охрану. Я туда ездил по другим делам, видел: сибиряки очень неплохо все организовали. На диспетчерском пункте, где принимают вызовы к больным и передают их дежурным бригадам, стоит отдельный стол, за которым сидит человек в милицейской форме, вооруженный автоматом. И все стало в порядке. Все спокойно занимаются своим делом, принимают вызовы, выезжают на вызовы. А опытные диспетчеры уже давно научились определять, где медиков могут ждать неприятные сюрпризы.
— Какие вызовы считаются опасными? — спросил Гордеев.
— О! Да все что угодно может быть. Это и ранение — ножевое или огнестрельное, и побои, и если голос у позвонившего человека нетрезвый, такой вызов тоже считается опасным. И представьте, после введения милицейской охраны в Красноярске не было зафиксировано ни одного случая нападения на врачей «скорой». Пьяным или излишне нервным горожанам хватает одного только присутствия вооруженных людей в форме.
— А у нас, значит, зафиксировано?
— До черта, — вздохнул Малышкин.
— Почему же, допустим, в Химках невозможно добиться такой же охраны?
— Э-э, — махнул рукой Малышкин, — попробуйте убедить наши городские власти потратить на это деньги. Мэры меняются, депутаты меняются, а я уже много лет с этим бьюсь, и все без толку. А народ звереет потихоньку. Вот и получается, что мы периодически в драку лезем.
— Интересно. Значит, следователи и судьи несправедливо относятся к врачам? Квалифицируют их действия «превышением необходимой обороны» и напрасно делают ответчиками и обвиняемыми по подобным делам, и это вместо того, чтобы обеспечивать вашу безопасность?
— Не знаю, как это называть правильно, вы же юрист, помогите нам с этим разобраться!
— Пока что я озабочен судьбой одного конкретного человека.
— Да-да, я понимаю…
Гордеев подумал, что никогда ведь даже в голову не приходило, что у врача может быть опасная работа. Тяжелая — да, малооплачиваемая — да. Но не война ведь…
— Что вам сказать, Юрий Петрович… Химкинские врачи «Скорой» принимают до тысячи вызовов в сутки, и, отправляясь по вызову, врач может только гадать, что ждет его за дверями очередной квартиры. А ведь больше половины опасных адресов наши врачи знают. И медики, выезжая по ним, заранее предполагают, что могут подвергнуться нападению, могут быть затравлены сторожевыми псами. Бывали случаи, когда бандиты и нож к горлу врачу приставляли, и родственников пациентов врачей избивали, а психически больные топоры в медиков бросают. И врачи у нас привыкли считать эти действия «издержками производства».
— Веселенькие дела! — покачал головой Гордеев.
— Да уж… Поэтому время от времени на собраниях врачи просят дать им оружие, чтобы они сами себя охраняли. В таких случаях я им говорю: «Да вы что, братцы, если на вас напали, отдайте им все, а то из вашего оружия вас же и убьют!»
— Стоп, — сказал Гордеев. — Вы это говорили до того, как Великанов застрелил тех двоих парней, или после?
— Да я всегда это говорил! — В бодром голосе Малышкина Гордеев первый раз уловил некоторую досаду. — Я всем всегда это говорил!
— То есть предчувствовали нечто подобное?
— Боже упаси! Но случай с Сергеем особый… Все же происходило почти у меня на глазах — эта его эволюция, я имею в виду.
— То есть доктор Великанов с вашей «страусиной» позицией не соглашался, — откомментировал Гордеев, — и…
Малышкин посмотрел на него поверх очков:
— Зачем вы меня провоцируете?
— У меня свои резоны, — заверил Гордеев. — Может, ляпнете что-то лишнее, что мне поможет.
— Я не пойму, — удивился Малышкин, — вы же адвокат Великанова, да?
— Да.
— И вы ждете, что я ему наврежу?! Просто поверить не могу! Во-первых, никогда в жизни я не сделаю ничего подобного, а во-вторых, вам это зачем?
— Вы меня не понимаете, но я к этому и не стремлюсь. Мне нужна информация, а уж каким образом я из вас ее вытягиваю — это мое дело. Вы согласились со мной побеседовать — и пока меня терпите. Что вы думаете о моих методах, мне глубоко безразлично. Кроме того, навредить Великанову очень даже затруднительно, — напомнил Гордеев. — Но для вас эта история застыла полгода назад, а для меня сейчас оживает. Кто знает, возможно, вы сами не понимаете, что про него знаете.
— Ладно, вы профессионал, вам видней. К сожалению, могу вам повторить только то же самое, что говорил в свое время, когда меня допрашивали. Про пистолет Великанова я ничего не знал.
— Какой пистолет? — тут же уточнил Гордеев. Это был существенный момент, и он ждал удобного случая.
— Ну тот самый.
— Какой — тот самый?
— Слушайте, вы въедливый, прямо… не знаю… прямо как какой-то следователь.
— Достойный комплимент. И я работал следователем. Не отвлекайтесь. Что насчет пистолета? Вы его никогда не видели, я верно понял?
— Нет, не видел.
— И не слышали про него.
— Нет.
— Это действительно так? — Гордеев внимательно следил за мимикой Малышкина, и кажется, доктор говорил правду. — Хорошо, может, кто-нибудь другой видел оружие или знал про него? У него же были близкие друзья, верно?
— Нет.
— Опять — нет! Как это понять, что у него не было друзей?
— У него были друзья, у него были хорошие, ровные отношения со всеми, с кем он работал, — объяснил Малышкин. — Сергей был нормальный человек, он выпивал в компаниях, ходил в гости, но про близких друзей я ничего не знаю. Может быть, в Москве… Но он у нас проработал больше шести лет, так что…
— Ладно, а женщины?
— Тут тоже полный туман. — Малышкин чуть улыбнулся.
— Ну договаривайте, — предложил Гордеев.
— Успехом он пользовался большим, это точно. Но скорее гипотетически.
— Что это значит?
— Значит, что половина нашего женского персонала к нему неровно дышала, но ни про один его роман ничего неизвестно.
— Может быть, это вам неизвестно? Все-таки вы начальство…
— Уверяю вас, Юрий Петрович, у нас с Сережей были вполне приятельские отношения, и даже на работе субординация была скорее формальная. Между прочим, именно я его в Химки работать позвал, когда он медицинский институт закончил. Я там тогда преподавал немного, так что мы были знакомы. Я уже тогда видел — это врач от Бога. Поймите, мы были коллегами… То есть мы и есть коллеги, а для врачей это священное понятие. Мне кажется, у юристов есть что-то похожее…
— Возможно. Владимир Анатольевич, объясните, почему вы психиатр и главврач «скорой» одновременно. В моей голове это как-то не очень сочетается. Я конечно, не медик, но…
— Это и у медиков плохо сочетается, — засмеялся Малышкин. — Многие удивляются. Но так уж жизнь сложилась. Иногда людям нужно помогать немедленно — что-то зашить, наложить гипс, сделать укол. А иногда — постепенно, шаг за шагом, иначе можно навредить.
— Давайте, Владимир Анатольевич, постепенно, шаг за шагом вернемся к пистолету.
— Дался вам этот пистолет, Юрий Петрович…
— Это важно, из него людей убили.
— Да помню я прекрасно! Ну, значит, взял где-то. У какого-то мерзавца, может быть, отобрал. Я думаю, скорей всего, так и было. А где еще его взять?
— Может быть, купил у кого-то.
— Сомневаюсь. С нашими-то зарплатами? Сколько такое оружие может стоить?
— По-разному, зависит от производства. Я не знаю нынешних расценок, но думаю, если ствол отечественный, то не меньше тысячи, а китайский — две-три сотни. Их используют как одноразовые — кого-то убить и бросить.
— Какие ужасные вещи вы говорите… А тысяч и сотен — чего? Рублей или…
— Что вы, доктор, долларов, конечно.
Малышкин даже руками замахал.
— Нет, таких денег у него быть не могло.
— Ладно, допустим, вы правы, — согласился Гордеев. — Двигаемся дальше. Предположим, он отобрал пистолет у мерзавца. У какого? Он вам говорил об этом что-нибудь?
— Господи, да нет, конечно! Ну сколько можно повторять: я ничего не знал о том, что у него есть пистолет.
Гордеев помолчал немного, покивал понимающе. Потом сказал:
— А вы ничего не знали ни о каком пистолете? О «макарыче» или о пистолете Макарова?
Ознакомительная версия.
