Ознакомительная версия.
Мне у него описание псовой охоты понравилось. Да так, что я ни с того ни с сего стихами заговорил, даже на бумажку записал:
– Растерзать! —
зубы щелкнут кастетом.
Взвизгнет плеть, одарив скакуна,
И ударят слова, как дуплетом,
Нож сверкнет,
тихий стон,
тишина.
А потом будут крики:
– Ну, с полем!
Знатный нынче у графа трофей!
– Лет так двадцать, давай-ка поспорим,
Взял такого же наш Тимофей.
Будут спорить до хрипа, до драки,
За вином вспоминая те дни,
И уставшие в беге собаки
Лягут в серых полосах стерни.
Костерок разведут у болота.
Захрустят на костре вертела.
Отшумела сегодня охота,
И поземка следы замела.
Только крови багровые сгустки,
Как рябина, лежат на снегу.
Эх, охота борзая – по-русски,
Для потомков тебя сберегу.
Это типа у меня предисловие к травле получилось. И так вроде ничего строчки-то. А раньше я за собой ничего подобного не замечал. Нет, девчонкам в школе, конечно, что-то там рифмовать пытался, но не больше, а тут как нахлынуло. А почему бы нет? Может, я когда-нибудь и поэму по мотивам Толстого напишу? Вот в отпуск уйду и засяду. Другие пишут, а я чем хуже? Ничем. И с этими мыслями я вновь раскрыл «Войну и мир».
Все уже давно уснули, а я все читал и читал… Уснул я только под утро.
Сказано: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», и это верно. Царившая в ПВД обстановка самым невероятным образом сказывалась и на нас. Мы неуловимо менялись, и я едва ли не первый почувствовал это на себе, с головой окунувшись в чтение. Так что произошедшее, можно сказать, новостью для меня не случилось.
Кому первому пришла в голову идея всей группой бросить курить, так никто и не запомнил, но и не важно, главное, что после непродолжительной полемики решение большинством голосов – одиннадцать за, один против при одном воздержавшемся – было принято. Воздержался я – с самого начала самоустранившийся от принятия данной процедуры. Проголосовавшим же против оказался мой доблестный заместитель – старший сержант Болотников Илья Федорович.
– И что из того, что почти все в роте курить бросили? – заявил он. – Я пятнадцать лет курил – и еще столько же курить буду. И никто меня бросить не заставит! А так мы такими темпами, может, уже завтра и матом ругаться перестанем? – гневно выпалил он, но на его гнев никто не отреагировал, лишь посмотрели со снисходительной улыбкой: мат и без всяких решений и голосований в разговорах проскальзывал все реже и реже.
– Нет, вы как хотите, а я курить бросать не стану! – заявил Болотников, остальные пожали плечами и на этом поставили точку.
Вот так и вышло, что старший сержант Болотников, заместитель командира первой группы третьей роты отдельного отряда специального назначения, присоединяться к общему решению не стал и демонстративно отправился в курилку. А его, собственно, никто и не заставлял, даже слова против никто не сказал. Хочет человек свои легкие губить – пусть и дальше дым сосет, кому какое дело. Сказать не сказали, а неодобрительно вслед посмотрели, ведь это если бы каждый сам по себе курить бросал, тогда понятно, а тут, получается, коллектив решил. Так что была все же некая отстраненность. А старший сержант Болотников Илья Федорович вышел из палатки и со смутной тревогой на лице пошел в отведенное для курения место – посыпанная светло-желтым песочком площадка с двумя аккуратными деревянными скамеечками и металлической, блестевшей золотом бронзовой урной находились на отшибе. В курилке никого не было. Пребывая во все том же задумчиво-тревожном состоянии, старший сержант сел, достал сигарету и огляделся: ни одного окурка ни вокруг, ни в урне. Щелкнул зажигалкой, но прикуривать не стал – курить расхотелось. Тогда Илья встал, скомкал так и не зажженную сигарету и бросил ее в урну. Подумав, отправил туда же и только что начатую пачку.
– Да пропади они все пропадом! – в сердцах высказал он и быстрым шагом направился к спальному расположению.
А следующий день, с раннего утра, в расположение отряда на обычном неприметном «уазике» прибыл какой-то странный подполковник с пехотными эмблемами в петлицах. Встречать его никто не вышел, из чего можно было заключить, что человеком он был совершенно незначительным. Его даже некоторое время продержали на КПП, и только после звонка комбату приехавшего было разрешено пропустить за ворота и в сопровождении помощника дежурного проводить в штабную палатку. И вот с этого самого момента начались волшебные метаморфозы. То, что этот подполковник оказался не тем, за кого себя выдавал, стало ясно, когда минут через пятнадцать после его прибытия командир отряда вызвал к себе майора Белова. А еще через полчаса меня потребовал к себе ротный. И все это время незнакомый подполковник находился в отряде.
– Группа отдохнуть успела? – На заданный в лоб вопрос я утвердительно кивнул. И главное, не соврешь, все-таки три дня после крайнего боевого задания прошло. Белов одобрительно кивнул и сообщил без лишних предисловий:
– После обеда выход намечается.
– Кто? Что? Куда? Зачем? – Жизненно важные вопросы я выпалил как некую присказку.
– А вот этого я и сам не знаю. – В задумчивости ротный достал и начал разворачивать на столе карту, потом словно опомнился. – Да что это я? Пошли к комбату.
– Сейчас, только в берцы переобуюсь. – По случаю очередного дня отдыха я пребывал в тапочках, а на ЦБУ у нас строго – только по форме, и плевать на жару. Впрочем, там кондиционер. Так что сильно жарко не будет.
– Не надо, – Белов принялся складывать карту, – к комбату в палатку пойдем.
– О как! – вырвался у меня удивленный возглас. Это что-то новенькое, комбат раньше постановку задач у себя в палатке никогда не проводил.
– Сейчас все узнаешь, пошли, пошли! – поторопил меня ротный, спешно складывая почти расстеленную на столе карту.
Командир отряда подполковник Мохов сидел в кресле, стоявшем подле стола, на котором была расстелена карта, и пребывал в крайней степени задумчивости.
– Серьезная задача намечается, – без лишних предисловий сообщил он. – Выбор пал на твою группу. Ты у нас сейчас самый опытный, да и группа не в пример другим везучая. – Степан Игнатович сердито зыркнул на ротного. В гибели людей его никто не обвинял, больше даже удивлялись, как это он вообще сумел не только отбиться от противника, но и обратить того в бегство, но косой взгляд иногда бросали. Привычка у людей такая – виноватых во всем искать. И ничего не поделаешь: люди, а не ангелы.
– Когда и какая? – Я, повинуясь приглашающему жесту комбата, устало опустился на стоявший у стола стул. То, что везение имеет свойство когда-нибудь заканчиваться, – об этом я говорить не стал, чтобы ненароком удачу не спугнуть. Мы, спецы, народ суеверный.
– Сложная. – Командир отряда вздохнул и на миг ссверкнувшей в глазах неприязнью посмотрел на сидевшего напротив него пехотного (если судить по мотострелковым эмблемам) подполковника. – Работать придется одной группой, и на поддержку с воздуха тоже рассчитывать не приходится.
– Почему?
– Не знаю. Сказали, – опять быстрый взгляд на подполковника, – было бы можно применить авиацию – обошлись бы и без нас. Более того, ввиду совершенной секретности, рассчитывать вам приходится только на самих себя, впрочем, я это уже сказал. Так что постарайтесь не встревать, иначе, пока суд да дело, она уже залетела, – усмехнулся Мохов.
А я решил вставить свое слово:
– Товарищ полковник, как я понимаю, задача не простая?
Комбат хмыкнул:
– А как я понимаю, задача предстоит очень сложная, но какая конкретно, сказать не могу, конкретику вам объяснит товарищ… – Мохов запнулся, видимо зная настоящую войсковую принадлежность приехавшего «товаристча», и я понял, что нечто чуть ранее сверкнувшее в его глазах было вовсе не неприязнью, а чем-то другим, – …подполковник. Нас не посвятили, – добавил он с сарказмом.
– Даже так?! – сорвалось с моего языка невольное восклицание. Комбат неодобрительно покосился в мою сторону, но замечания делать не стал и продолжил как ни в чем не бывало:
– Хорошо хоть, при возникновении у вас чрезвычайной ситуации нас в известность поставить обещали. – Слова комбата прозвучали для меня не слишком оптимистично. – Так что, Виктор Петрович, не все так безнадежно, в случае чего надейся: четыре группы мы будем держать в готовности. И даже говорят, – он опять покосился на подполковника, – две пары вертолетов, аж сюда на площадку поставят. – Чувствовалось, что комбату ужасно не нравится происходящее, но какой-то спущенный сверху приказ заставляет его повиноваться. – В общем, Виктор свет Петрович, надейся, но не слишком рассчитывай: пока поднимемся, пока долетим, держаться долго придется.
– Я понимаю.
– Ну и славно, – вроде как обрадовался комбат, а на лбу залегла очередная морщина, и он повернулся к ротному. – Так, товарищ майор, – обратился комбат к Белову. – Мы с тобой пошли, пусть товарищи тет-а-тет пошушукаются.
Ознакомительная версия.
