Итог – меня хотят и могут внедрить на секретный завод, где я должен осуществить террористический акт. Вероятно, при этом придется бить морды и стрелять либо отстреливаться как можно больше, пока не шлепнут – или пока не рванет все к чертям собачьим. Хочу ли я становиться террористом? Конечно же, нет, однозначно.
И тут выплывает на свет загадочная открытка.
Написавший открытку ненавязчиво убеждает: «ты хочешь». Меня, доверчивого, банально вербуют. Предлагают роль двойного агента. Я работаю на Пал Палыча и одновременно на… кого? На того, кто написал открытку. Почерк покойного брата. Лично присутствовал на похоронах…
Удивительно складно все получается! Два режиссера. Сценарий и контрсценарий. Посредине – я, послушный и покорный. Заинтригованный со всех концов авантюрист.
Согласно сценарию Пал Палыча я превращаюсь в ужас космонавтики. Следуя контрсценарию, я притворяюсь, что превратился в ужас космонавтики, и жду, когда же поступят следующие распоряжения, написанные почерком брата.
Логично предположить, что контрсценарий предполагает в нужный момент поломать планы Пал Палыча.
Предотвратить теракт? Зачем такие сложности, можно действовать проще. Раз уж известен основной сценарий, выяснить детали типа где, чего и как, дело плевое, вопрос техники, рутина. Я – пешка, в подобной игре фигура совсем не обязательная…
Ну что, Семен Андреич? Запутались? Гордиев узел, да? Пора, Семен Андреич! Минимум информации вы получили, худо-бедно в курсе дела. Пришло время перевоплощений. Настал час сюрпризцев для высоколобых сценаристов и хитрых контрсценаристов. Мудрецы с обеих сторон дали маху. Обе стороны держат меня за «шестерку» в рукаве и не догадываются, что я – джокер, бьющий любую карту вне зависимости от масти и старшинства!
– Семен Андреич! О чем задумались? – спросил Пал Палыч, раскуривая очередную папиросу. – Не стесняйтесь, спрашивайте. Я отвечу на ваши вопросы в меру дозволенной мне компетентности. Для этого я здесь перед вами и сижу.
– Последний вопрос, Пал Палыч. А вдруг я получу миллион и убегу не только от хваленых западных спецслужб, но и от вас. Что тогда?
– Ну вы хватили, Семен Андреич! Не далее как несколько часов назад вы уже пытались убежать, и… – Пал Палыч сделал многозначительную паузу. – И – убежали, но… – снова пауза. – Чисто номинально. Фактически же вы сидите напротив меня с руками, скованными за спиной наручниками. Неужели подобный опыт вас ничему не научил? В одиночку, хороший вы мой, с системой не справиться! Вы же, при всем моем уважении, не Бэтмен, в конце концов, не человек-паук и не супермен. И мы с вами обитаем не на съемочной площадке, а в реальном мире, где все подчинено грубым материалистическим законам и нет места для чудес…
– Но есть место для фокусов. – Я вытянул перед собой руки. Наручники с запястий исчезли. – Ловкость рук и никакой мистики, наивный мой Пал Палыч!
Глаза Пал Палыча удивленно округляются. Не даю ему по-настоящему опомниться, бью указательным пальцем в кадык, заботливо подхватываю безвольное тело, аккуратно, без шума, опускаю истекающую слюной голову на столешницу и при этом довольно громко продолжаю нести откровенную чушь:
– Давайте рассмотрим чисто гипотетический вариант, Пал Палыч. За кордоном я похищаю документы, удостоверяющие личность добропорядочного гражданина, допустим, Франции. Нет, не перебивайте, дайте мне выговориться. Итак…
Мой бредовый монолог адресован Сержанту, притаившемуся, как я выяснил, за дверью. Пусть думает, что беседа течет своим чередом, а я тем временем успею подготовить следующий ход.
Продолжая вещать, бесшумно встаю со стула. У ног моя спортивная сумка и забытый доктором саквояж.
Сначала обследую саквояж. Очень быстро и тщательно. Нахожу две интересные вещицы. Флакон со спиртом и скальпель. Находки водружаю на стол.
Приступаю к манипуляциям со своей сумочкой. Совсем не случайно я вчера, после получения зловещей открытки, переложил свои пожитки именно в эту сумочку.
Заученным движением выдавливаю запакованный в дерматин прямоугольник. Производители укладывают на дно спортивных сумок подобные твердые плоские днища, чтобы придать изделию должную форму. Как такую штуковину обозвать? Ну, допустим, каркас.
Разрываю дерматин, обтягивающий каркас, освобождаю два тонких листа пластмассы. Между ними – сложенный особым образом черный матерчатый пояс со множеством кармашков. В кармашках у меня припасены всякие полезные штучки. Повязываю пояс поверх кимоно. Попутно замечаю – из сумки исчезли доллары. Кучка денег, заработанных вчера в честном поединке на арене гладиаторских боев, плюс две тысячи от Пал Палыча испарились без тени следа. А он мне тут еще про миллион впаривал!
Отстегиваю карабины, которыми к сумке крепится лямка-ремешок. У моей сумки ремешок массивный, толстый и мягкий, с поролоновой подкладкой, чтоб не резало плечо. Надрываю поролон в нужном месте и вытаскиваю изящный металлический грузик конической формы, вслед за которым тянется прочная стальная цепочка. На другом конце полутораметровой цепочки еще один конусообразный грузик.
В ремешке была спрятана кусари – боевая цепь, проверенное и надежное оружие.
Обматываю цепь вокруг пояса. Сюрпризы, скрытые в сумке, почти исчерпали себя. Остался последний.
Докторским скальпелем надрезаю сумку справа-сбоку. На пол вываливается запаянный целлофановый пакетик с белым порошком внутри. Чуть надрезаю пакетик и прячу его под батарею, в самый дальний угол, противоположный от окна. Через полчаса белый порошок самовоспламенится. С помощью подобных пакетов, только не в пример больше моего, в ныне далеком 1978 году подожгли столичную гостиницу «Россия». Воспламенившись, белый порошок обеспечивает температуру около двух тысяч градусов по Цельсию. Стенка подле батареи, там, где я спрятал пакетик, деревянная. Стало быть, гореть будет отлично.
Между тем мой монолог постепенно иссякает. Самое время разговорчивому Пал Палычу бросить мне в ответ пару незамысловатых фраз. Но Пал Палыч мертв, а Сержант-Михалыч за дверью не круглый идиот и вот-вот догадается заглянуть, проверить, чем же вызвано столь долгое молчание хозяина.
– Короче, Пал Палыч, при желании удрать от вас – я смогу. Ну, что же вы молчите?
Я щедро орошаю спиртом из докторской склянки давно не стиранные занавески на зарешеченном окне. Отступаю к двери, оставляя за собой влажную дорожку, благоухающую этилом. Со стола заимствую зажигалку «Зиппо». Замираю на корточках у стены, возле дверного косяка. В левой руке зажигалка, в правой скальпель.
Щелчок крышкой «Зиппо».
Ребристое колесико чиркнуло, высекая пламя, вспыхнул разлитый на полу спирт. Огненная дорожка метнулась к занавескам. Мягкое движение левой кистью – и зажигалка, пролетев два метра, звонко разбила лампу на столе. Полумрак. Фонарь за окном. Объятая пламенем занавеска.
Дверь шумно хлопает, чуть не слетев с петель. В комнату врывается Гной. Притаившись на корточках у стенки, я вижу его в странном ракурсе. Вблизи моего лица – локоть правой руки, вооруженной пистолетом. Палец на спусковом крючке напряжен. После хорошо освещенного предбанника причудливая игра огня в кабинете на миг дезориентировала и Гноя, и тех, кто за его спиной.
Хочу отдать должное Сержанту с Жабой: ребята вместо того, чтобы толкаться в кабинетной тесноте, отступили, страхуют Гноя. Профессионалы, грамотно работают.
В моем распоряжении не более полутора секунд.
Скальпель входит Гною под ребра легко, без всякого сопротивления. Никогда не надо брезговать бронежилетом!
Бью я сильно, рассчитывая не столько на остроту инструмента, сколько на мощность удара. Гной опрокидывается на спину. Ноги в кабинете, голова за порогом, рука с пистолетом возле моих босых пяток.
Хватаю пистолет, неудобно сгибаю вооруженную кисть и не глядя стреляю в дверной проем. Опустошаю всю обойму. Слышу сдавленное «ах-х»: попал, задел Жабу.
Подсознательно жду ответных выстрелов, но вместо них в кабинет влетает небольшой тяжелый предмет. Стукнувшись о стенку, предмет глухо катится по полу. Граната!
Если бы было время рассуждать, я, наверное, подумал бы следующее: «Ай да Сержант! Молниеносно просчитал ситуацию, понял, что нет уже на этом свете Пал Палыча, сообразил, что со мной лучше в дуэли не играть, наплевал на последующие разборки со своими нанимателями и… на окне – решетки, в кабинете – граната, выход – под прицелом. Ни одного шанса выжить у меня нет!»
Юноша сидел на коленях. Спина прямая, руки перед грудью, пальцы переплетены в замысловатой комбинации под названием «учи-дзиси».
Глаза у юноши были пусты, мысленно он отождествлял себя с непобедимым демоном Тэнгу. Губы беззвучно шептали заклинание-дзюмон: «Он дзи рэ та ра ши…»
Старик сидел рядом. Тягучий голос старца вливался в сознание юноши, порождая зыбкие образы и корректируя упорную работу духа.
