Однако те немногие избранные, которым выпало побывать внутри, легко убеждались в справедливости мысли: истинный комфорт не может быть публичным.
Доказательством тому служили и толстые стены со звукопоглощающими экранами, нашпигованные самой современной электроникой, и детально продуманная, хотя и несколько старомодная, обстановка, и атмосфера истинного уюта, которой нынешние хозяева жизни давно уже предпочли крикливую показуху.
Но особенно впечатляла система безопасности: полтора десятка наружных видеокамер тускло отсвечивали объективами по периметру четырехметрового забора, черепичная крыша щетинилась разнокалиберными антеннами, а охранники, почему-то облаченные не в привычную черную униформу, а в одинаковые серые костюмы и такие же плащи, хотя и не впечатляли посетителей рельефными бицепсами Шварценеггеров, но работали на удивление грамотно. Серенькие телохранители не бросались в глаза, тем не менее ощущение защищенности создавали, как и должно настоящим профессионалам.
Впрочем, работы у охранников было немного. Во двор можно было попасть, лишь миновав металлические ворота, открываемые бесшумным электромотором, или через калитку в тех же воротах, но и ворота, и калитка открывались лишь по несколько раз в неделю.
Человек неискушенный, обрати он на этот невыразительный с виду коттедж пристальное внимание, наверняка мог подумать, что в нем поселили главу Международного валютного фонда, приехавшего в Россию инкогнито для предоставления льготных кредитов.
Любитель политических тайн и сенсаций, наверное, решил бы, что здесь расположены надземные этажи засекреченного спецбункера правительства, построенного на случай третьей мировой войны.
Преданный читатель гангстерских романов мог бы предположить, что в этом скромном с виду доме живет какой-то высокопоставленный мафиози.
Однако все эти домыслы были очень далеки от истины.
В тщательно охраняемом коттедже на Рублевском шоссе встречал старость обыкновенный пенсионер, формально лицо частное и неофициальное. В отличие от большинства людей своего возраста, обитатель этого дома никогда не страдал ни отложением солей, ни ревматизмом, ни выпадением зубов и волос. Он не брюзжал на хулиганов-внуков потому, что таковых у него не было. Он не поносил не приносящего пенсию почтальона, казалось, деньги совершенно не волновали его. И по причине скверной погоды он тоже не злился. Так уж получилось, что человек этот никогда не задирал голову, силясь рассмотреть, что или кто над ним; всю свою жизнь он смотрел только впереди себя…
Несмотря на явно почтенный возраст, хозяин рублевского коттеджа выглядел моложаво и подтянуто. Отсутствие резких морщин, размеренные, выверенные движения, вескость произносимых фраз — все это невольно располагало к себе любого, кто общался с ним. Безукоризненный костюм, в который хозяин облачался даже тут, в загородном доме, подчеркивал спортивную стройность фигуры. Старомодные очки в тонкой золотой оправе выгодно оттеняли интеллигентность лица. Но больше всего обращал на себя внимание взгляд за голубоватыми линзами очков: ощупывающий, пронизывающий и немного ироничный. И тот, кто хоть однажды ощутил его на себе, невольно утверждался в мысли, что глаза эти, словно рентгеновские лучи, просвечивают, пронизывают черепную коробку и от них ничего нельзя утаить.
Ни охранники, ни прислуга, ни редкие посетители не знали его имени и фамилии, да и не стремились узнать. Прокурор, а именно под таким устрашающим псевдонимом был известен этот человек в узком кругу высшего политического истеблишмента России, до первого августа занимал одну из ключевых должностей в аппарате Кремля. Для среднестатистического российского налогоплательщика его фамилия, имя и отчество не сказали бы ровным счетом ничего, потому что почти никогда не упоминались в официальной газетной хронике, не звучали с экранов телевизоров, но тем весомей казалось место, еще недавно занимаемое им у кормила государственной власти.
Впрочем, структура, во главе которой в свое время стоял Прокурор, и сама никогда не стремилась к саморекламе: о существовании глубоко засекреченной спецслужбы «КР» даже в высших эшелонах власти знали лишь единицы.
Сфера интересов этой загадочной структуры была всеобъемлющей и определялась простыми, но убедительными словосочетаниями: внутригосударственная разведка, государственный контроль и государственная безопасность. Конечно, сходными проблемами занималась и Федеральная служба безопасности, и Федеральное агентство правительственной связи и информации, однако, в отличие от «КР», ФСБ и ФАПСИ, никогда не были службами законспирированными. К тому же органы и сами нуждались в постоянном контроле, да и не только они одни…
В любой уважающей себя стране существуют подобные структуры, чаще всего вынужденные действовать во внеконституционных рамках; ведь те, кто угрожает безопасности государства, изначально не придерживаются никаких законов!
Именно потому «КР», созданная в середине восьмидесятых, и получила карт-бланш, именно потому Прокурору, стоявшему во главе этой структуры с первого дня основания, и были даны в свое время сверхполномочия, притом на самом высоком уровне…
Постсоветское бытие, к счастью, складывалось не только из мерзостей русской жизни, вроде бандитских разборок, террористических актов да бессмысленных кавказских войн. Существовал и другой мир — работящий, создающий те материальные ценности, без которых невозможно каждодневное существование; мир, в котором, пусть мучительно и с великим трудом, растили и учили детей, писали стихи, возводили дома, занимались честным бизнесом…
И в том, что мир этот еще не был полностью парализован нынешним беспределом, не был ввергнут в пучину всеразрушающей анархии, во многом была заслуга Прокурора и подконтрольной ему структуры.
Так продолжалось до конца июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года, пока нынешний хозяин рублевского коттеджа не подал на самый верх подробный аналитический меморандум с прогнозом, выглядевшим предельно неутешительно: в недалеком будущем Россию постигнут тяжелые времена. Прокурор даже предоставил несколько рекомендаций, как смягчить надвигающийся кризис.
Меморандум был подан двадцать первого июля, а двадцать третьего последовала ответная реакция, совершенно неожиданная: структуру «КР» распустить, дела сдать, кабинеты в четырнадцатом корпусе Кремля опечатать.
Мотивация выглядела малоубедительно: во-первых, для бедной России слишком накладно тянуть сразу две мощные спецслужбы, которые дублируют друг друга. Функции контроля частично передавались в ФСБ, в УРПО — Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций; во-вторых, сами прогнозы были признаны стратегически неверными, ' пессимистическими, искажающими реальную картину.
Как известно, приказы не обсуждают, их выполняют. А тем более, если приказы подписываются на высочайшем уровне. И потому Прокурору не оставалось ничего иного, как подчиниться. Текущие дела были переданы на Лубянку, так же, как и архивы (правда, предварительно и с дел, и с архивов бывший Глава секретной спецслужбы распорядился снять электронные копии). Сотрудники «КР» спешно покидали секретные базы, разбросанные по всей России.
Памятуя о прошлом высоком статусе руководителя конспиративной контролирующей структуры, кремлевское руководство определило ему солидную пенсию, льготы и этот особняк (по сути, государственную дачу) в пожизненное пользование.
Однако недавний высокопоставленный чиновник и в отставке оставался столь же деятельным и влиятельным, как и прежде; рычаги теневой власти по-прежнему были в его руках. А потому его устрашающий псевдоним во всех местах концентрации высшего российского руководства и теперь произносился исключительно шепотом и с оглядкой: и на Варварке, и на Старой площади, и на Огарева, и на Лубянке, и даже в самом Кремле…
Сдать дела формально вовсе не значит навсегда отрешиться от них.
Прокурор, прагматик и практик до мозга костей, понимал: послекризисная Россия, как никогда прежде, нуждается в совсекретной контролирующей структуре.
Формально распущенная «КР» сохранила и денежные средства, и кадровый костяк; ведь в свое время нынешний обитатель казенного особняка подбирал не просто профессионалов, а профессионалов, лично преданных ему. А потому, перебравшись за Московскую кольцевую, бывший глава совсекретной службы продолжил то, чем занимался на последнем этаже четырнадцатого корпуса Кремля.
Сюда, в подмосковный коттедж, по-прежнему стекались информационные ручейки, сливаясь в полноводную реку; сюда сходились невидимые нити манипуляции сильными мира сего; здесь составлялись прогнозы и принимались важнейшие решения, влияющие на судьбы России.
Человек неискушенный, плохо знающий Прокурора, наверняка бы задался вопросом: а для чего ему, уважаемому пенсионеру, заниматься тем, от чего его отстранили? Наслаждайся спокойствием и тишиной, поливай георгины да пописывай мемуары в стол.
