Крылатая коробка умудрилась продержаться в воздухе еще некоторое время, а затем начала падать, как при замедленной съемке. Огненная вспышка последовала сразу же за ударом. Широченный язык пламени опалил скалу. Тряхнуло так, что Рэмбо вздрогнул.
Что если Муса у той скалы? Неужели я его убил?
Рэмбо вздрогнул снова, на этот раз от грохота пушки БТРа. Снаряд разорвался в двадцати ярдах позади него. Повстанцы прекратили отступление и с криками снова бросились в атаку. БТР двинулся им навстречу.
Взрыв прямо под ним оторвал одну гусеницу и разворотил днище машины. Показалось пламя. Раздались вопли.
Этот взрыв мог вызвать только заряд, который подорвал Муса. Значит Муса жив!
У повстанцев был всего один РПГ-7; это оружие они добыли, разбирая обломки после успешной атаки два месяца назад. Им дорожили и держали в запасе до последней минуты, стрелок использовал его только когда был уверен, что цель будет поражена. И вот сейчас афганец с РПГ выстрелил, и прошившая металл ракета уничтожила второй БТР. Его покореженный корпус разорвало, когда вспыхнуло горючее и сдетонировал боезапас.
Оставшиеся в живых советские солдаты бросились спасаться бегством через заваленный перевал. Повстанцы с криками погнались за ними.
Однако танк по-прежнему оставался на месте, и его пулеметы, не переставая, строчили, а пушка продолжала вести прицельный огонь. Афганцы, неосторожно высунувшиеся из укрытия, чтобы отпраздновать победу, очень быстро получали возможность умереть смертью мученика, о которой столько мечтали.
Танк устремился вперед, стреляя на ходу и круша гусеницами все на своем пути. Еще несколько повстанцев упали на камни.
Раненый афганец попытался в предсмертном броске подорвать танк. Взрывчатка с дымящимся запалом упала в пяти шагах от бросавшего. Танк приближался, но слишком медленно, чтобы попасть под взрыв. Повстанцы в отчаянии поливали приближающуюся махину автоматными очередями. Ствол пушки начал разворачиваться в их сторону.
Рэмбо вскочил на ноги и помчался к дымящемуся взрывпакету. Он подхватил пакет на бегу и метнулся навстречу танку. Шквал пулеметных очередей заставил его броситься на землю. Падая, Рэмбо кинул пакет; тот угодил на турель пулемета. Танк был уже рядом, его тень накрыла Рэмбо, прижавшегося к земле, чтобы не быть раздавленным днищем машины. Справа и слева злобно скрежетали гусеницы. Увидев наконец дневной свет, Рэмбо вскочил на ноги и изо всех сил бросился бежать. Легкие саднило, ноги пронзила боль. Взрыв швырнул его на землю. Горячий ветер обжег шею.
Переведя дыхание, Рэмбо оглянулся. Пулеметная турель покосилась, ствол смотрел в землю. Из развороченных внутренностей машины рвался огонь.
Рэмбо обессилевший лежал на песке.
Его накрыла тень. Он полез за ножом.
И остановился, увидев улыбающегося Мосаада, протянувшего руку, чтобы помочь ему встать.
Со стороны перевала еще раздавалась редкая беспорядочная стрельба — уже не автоматные очереди, а отдельные выстрелы из винтовок. Повстанцы охотились за советскими военными, прячущимися в завалах по ущелью. Рэмбо почувствовал отвращение, догадавшись, что пойманных солдат афганцы тут же убивают.
Если не считать этой стрельбы, то бой окончился. Пыль улеглась. Среди обломков и трупов бродили повстанцы, собирая трофейное оружие и боеприпасы.
Афганец перерезал горло раненому советскому солдату.
Рэмбо отвернулся.
Эта война не моя!
Эти люди едва в состоянии прокормить самих себя, не говоря уж о пленных. У них слишком много своих раненых, чтобы тратить медикаменты на раненых врагов. Если они позволят пленным уйти, эти советские снова вернутся и опять будут убивать повстанцев. У повстанцев нет выбора. Им приходится убивать пленных.
И все же…
Эта война не моя!
Шум заставил его обернуться. Слева, в отдалении от поля боя, образовался кружок возбужденных повстанцев, которые бросали куда-то камнями.
У Мосаада загорелись глаза. Он побежал к гогочущей толпе. Халид и Рахим тут же к нему присоединились и начали расталкивать всех, чтобы прорваться в центр.
Смущенный и недовольный, Рэмбо поспешил за ними. Когда он увидел, что служило мишенью для повстанцев, ему стало нехорошо. Русский солдат — парень не старше лет двадцати — лежал на песке, обхватив руками голову и пытаясь защититься от камней, которыми афганцы забрасывали его.
Один из моджахедов оторвал руки русского от его головы. Парень бросил вверх испуганный взгляд. Он напомнил Рэмбо забитого и несчастного щенка. Светловолосый, голубоглазый, совсем еще мальчишка, с мягкими чертами лица, которые выдавали в нем жертву, а не насильника.
Повстанцы схватили пленного за плечи и закрутили его как волчок. Парень рухнул на песок, и в него снова полетели камни. Один из афганцев достал нож, схватил парня за волосы, рывком запрокинул ему голову, чтобы удобнее перерезать обнажившуюся шею…
Рэмбо метнулся через толпу и перехватил кисть афганца за мгновение до того, как лезвие коснулось тела. Сверкающий клинок дрожал в миллиметрах от вздувшейся на шее вены; афганец пытался высвободиться из рук Рэмбо, а тот изо всех сил старался отвести нож в сторону.
Афганец зарычал. Рэмбо вывернул ему руку и перехватил нож.
Афганец отскочил и направил свою винтовку в грудь Рэмбо.
Из толпы выбежал Халид и, схватившись за ствол, опустил его в землю. Он рявкнул на афганца и тут же обратился к Рэмбо с еще большим гневом.
— Он говорит, что спас тебе жизнь, а теперь вы квиты за то, что ты спас жизнь его дочери. Тебе не надо было вмешиваться.
Рэмбо обернулся. И увидел Мусу.
Но у него не было времени сказать ему: «Слава Богу, ты жив! Слава Богу, тебя не было на скале, когда я подорвал там заряды!»
Афганцы сгрудились плотнее, их позы стали напряженнее. Рахим заговорил с яростью в голосе. Муса начал переводить.
— Ты отнял у этого человека нож. Ты обесчестил его. За оскорбление полагаться месть.
— Я не хотел его оскорбить! Я просто пытался… Афганец никогда не нападает на афганца.
— Но я же не один из вас! — настаивал Рэмбо. — Я не знаю ваших правил!
— Говори спокойнее, — произнес Муса. — Афганец никогда не кричать. Пусть сила будет в твоих словах. Крик — тоже оскорбление.
Рэмбо собрал всю силу воли, чтобы заставить голос звучать спокойно.
— Переведи ему, что я не хотел оскорбить его честь. Я уважаю его отвагу. Он великий воин. Но я не могу ему позволить убить пленника. Я не стал бы вмешиваться без веской причины. Пусть он выслушает…
Афганец, чей нож отнял Рэмбо, дрожал от ярости, и взгляд его стал бешеным.
— Скажи ему, что я приношу извинения. Вот каким ничтожным я чувствую себя перед ним.
Рэмбо прижал нож к своему плечу и медленно провел им, разрезая тело. Хлынула кровь.
Афганец выпрямился. Рэмбо подал ему нож рукояткой вперед.
— Я глубоко сожалею о том, что произошло. Но твоя честь не пострадала. Ты не зря вынимал нож. Он испил крови.
Афганец замер в нерешительности.
— Прости меня, и я стану твоим должником, — сказал Рэмбо.
Кровь капала с его руки. Воин заколебался, недовольно повел плечами и взял свой нож.
— Благодарю тебя, — сказал Рэмбо. Афганцы одобрительно зашептались. Рэмбо расслабил плечи.
Мосаад ворчливо сказал что-то, Муса перевел:
— Он сказал, что надо поступить иначе. Так, как учит Коран. — Устроить суд. Вынести приговор. Проявить справедливость и уж потом убить пленника. Рахим возразил:
— Нет. Коран требует суда только над мусульманами. Неверных наш закон не охраняет. Этот солдат — хуже неверного. Он атеист. И к тому же трус. Когда мы напали, он убежал в камни и спрятался. Он не заслужил чести быть судимым. Палач должен увести эту паршивую собаку долой с наших глаз и обезглавить!
Афганцы закивали. Худой палач вышел вперед со своим топором.
— Муса, скажи им «нет», — стараясь придать голосу убедительность и при этом не повысить тона, проговорил Рэмбо. — Скажи им, что они должны меня выслушать. Скажи им, что мне нужен этот человек. Я думаю, он может помочь мне спасти моего друга.
— Мы обсудим это на совете, — ответил Мосаад.
— Тогда заодно обсудите и еще кое-что, — сказал Рэмбо. — С тех самых пор, как я здесь появился, мне все время приходится оказывать кому-то услуги. Теперь пришло время оказать услугу мне. Вы обещали помочь мне найти друга. Вы все время говорите о чести. Я ловлю вас на слове. Выполните свое обещание. Если этот человек окажется в силах помочь мне, оставьте его в живых.
Афганцы, казалось, были шокированы этой речью.
— Плохо! — сказал Муса. — Тебе не надо было сомневаться в их слова. Теперь у них единственная выбор — убить тебя или выполнить просьбу.
Затаив дыхание, Рэмбо ждал решения.