Мне пришлось изо всех сил вытянуть шею да приподняться над водой, чтобы увидеть само судно. Это был небольшой снежно-белый кораблик, одномачтовая яхта, которая, по-видимому, практиковала для отдыхающих прогулку «в открытом море». Кричать я не стал, лишь махнул рукой, чтобы обозначить себя, и поплыл к ней.
Яхта оказалась намного дальше от меня, чем мне показалось сначала, и очень скоро я выбился из сил, а расстояние тем не менее сократилось незначительно. К тому же я понял, что никто из людей, находящихся на борту, меня не заметил, в противном случае судно обязательно подплыло бы ко мне. Яхта стояла на месте, слабо покачиваясь на волнах. Плыть в кроссовках было очень неудобно, но большее неудобство доставляла футболка, которая в воде надулась, как тормозной парашют, и тралила планктон. На полпути к яхте я настолько обессилел, что пришлось лечь на воду спиной и несколько минут отдыхать, покачиваясь на волнах подобно вздувшемуся утопленнику и вызывая нехороший интерес со стороны чаек.
Теперь я мог более детально рассмотреть яхту, острую как штык стеньгу которой чуть не сшиб брюхом мой несчастный самолет. Я разглядел название, составленное из потускневших медных букв, – «Галс», потрепанный и закопченный флаг на корме, два пустых шезлонга на кормовой палубе под тентом и желтое полотенце, висящее на леере. Ни пассажиров, ни кого-либо из экипажа не было видно. Возможно, люди прятались от полуденного солнца в кают-компании. Я негромко крикнул и, превозмогая усталость, поплыл дальше, глядя на алый спасательный круг, как голодная собака смотрит на колечко колбасы.
Последние метры потребовали от меня немалых усилий. Я боялся, что яхта вдруг запустит мотор и уплывет в морские просторы, так и не заметив меня, и потому я выкладывался, как на финише олимпийской дистанции. С кормы свисала никелированная лесенка. Я схватился за перила обеими руками и некоторое время висел на них, как квелая рыба на кукане.
На палубе по-прежнему не было заметно никаких признаков жизни, никого не привлекло мое хриплое и тяжелое дыхание. И даже когда я громко чихнул, никто не проявил ко мне сочувствия и не пожелал здоровья.
Впрочем, этому не стоило удивляться. Я хорошо понимал настроение команды. Как-то мы с Ириной взяли в аренду яхту, ушли на ней далеко в море, убрали паруса и стали тихо дрейфовать, и нашим суденышком играли веселые волны, и кружили над нами чайки, и щедрое солнце поливало нас своим нежным теплом, и мы были одни в этом блаженном мире, словно Адам и Ева. Естественно, что большую часть времени мы пребывали в полусонном состоянии, млея в шезлонгах. Вполне возможно, что люди, к которым я собирался обратиться за помощью, пребывали сейчас в состоянии эйфории, ничего не слышали, кроме плеска волн, и не видели, кроме лазурного неба. Я был вынужден испортить им отдых.
Я распластался по горячему крашеному полу и некоторое время лежал неподвижно. Меня колотил крупный озноб, мое утомленное тело жадно впитывало в себя тепло палубы. Я представлял себя масленичным блином, растекшимся по горячей сковородке – нет большего блаженства на свете! Должно быть, кто-то из команды уже увидел меня. Не хотелось пугать людей своим видом, но я чувствовал себя тающей под солнцем медузой. Палуба ласково покачивалась подо мной, словно я лежал на спине коня, который шел медленно и осторожно, чтобы ненароком не скинуть меня. Перед глазами мельтешили голубые «мухи», я видел несущиеся мне навстречу волны, прозрачную «тарелку» пропеллера… Все, что случилось со мной за минувший час, казалось спрессованным до нескольких мгновений…
Я раскрыл глаза, не без усилий поднялся на четвереньки. Мокрое пятно подо мной высыхало прямо на глазах. Было похоже, что исчезает моя тень. Я встал на ноги. Палуба качнулась, и мне пришлось схватиться за шезлонг, чтобы удержаться на ногах.
– Эй, кто тут есть? – позвал я.
В ответ лишь негромко скрипнула деревянная, обитая медными уголками дверь, ведущая в кают-компанию. Без спроса зайти в какое бы то ни было помещение на чужом судне – все равно что в чужую квартиру. Я не стал наглеть и, придерживаясь двумя руками за ограждение (только бы снова не оказаться в воде!), пошел мимо рубки на нос. Там, на широком белом треугольнике, где так любят загорать топлес молодые женщины, тоже никого не оказалось. Меня это не слишком расстроило. Я был в полной мере благодарен судьбе, что эта яхта оказалась рядом, я не барахтаюсь в воде и мне уже не грозит перспектива утонуть. Я жил, я уже мог строить планы на будущее и не сомневался, что рано или поздно это чудесное судно отвезет меня на берег.
Я сел на палубу, прислонившись спиной к якорной лебедке. Буду терпеливо ждать, когда обитатели судна поднимутся наверх и увидят меня. Мне спешить некуда. Я получил все, о чем может только мечтать оказавшийся посреди моря человек. Теперь надо расслабиться, успокоить нервы и отдохнуть. Это потом я буду думать, как рассчитаться с аэроклубом за разбитый самолет. Потом, когда окажусь на берегу. Плохо, что нельзя поднять со дна моря обломки «Яка». Глубина здесь – о-го-го! Значит, бортовой самописец как единственный свидетель никогда не расскажет о том, что знает. И мне придется на пальцах доказывать, что не по моей вине у самолета отказал двигатель…
Тихий всплеск волн убаюкал меня, и я задремал. Не могу сказать точно, сколько времени я пребывал в отключке, но мне показалось, что я закрыл глаза всего на мгновение. Из оцепенения меня вывел посторонний звук, похожий на щелчок, который издает замок портфеля. Я вскочил на ноги. Палуба по-прежнему была пуста, но я готов был поклясться, что кто-то только что спрятался в люке.
Я немедленно подошел к люку и заглянул в его темную утробу. Крутая полированная лестница вела в узкий коридор. Мне стало как-то не по себе. Неужели никто из пассажиров до сих пор не заметил меня?
Мокрые кроссовки издавали неприятные чавкающие звуки, и, прежде чем спуститься в трюм, я разулся. Пусть сохнут на палубе. Лестница негромко скрипнула под моими ногами. Я спустился до ее середины, огляделся по сторонам, ожидая, когда глаза привыкнут к сумраку. Коридор был короткий и заканчивался узкой дверью с вентиляционной решеткой. Здесь же находилось еще две двери.
Я ступил на потертую ковровую дорожку совершенно бесшумно. Меня не покидало неприятное чувство, что за мной следят. Я замер посреди коридора, затаил дыхание, прислушиваясь. Было слышно, как плещутся волны, бьются о борт, словно отвешивая легкие пощечины яхте. Я повернулся к двери, которая была ко мне ближе всего, и осторожно надавил на ручку. В этот момент в торце коридора клацнул замок. Я чуть не крикнул от испуга, кинулся к двери с вентиляционной решеткой и схватился за ручку. Но дверь была уже заперта. Я громко постучал.
– Эй! – крикнул я. – Зачем вы прячетесь?
Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука, потом я услышал шум воды, сливающейся из туалетного бачка.
– Я не прячусь, – ответил кто-то глухим голосом. – Занято!
У меня немного отлегло от сердца. Должно быть, я здорово напугал своим видом кого-то из команды и вынудил человека запереться в уборной.
– Извините, что я без разрешения поднялся к вам на борт, – расслабленно сказал я, стараясь придать своему голосу оттенок вины и покорности. – Дело в том…
Дверь в это мгновение резко распахнулась, и я невольно отшатнулся. На пороге тесной уборной стоял невысокий рыжий мужчина лет тридцати с жесткими волосами, злыми глазками, лишенными ресниц и бровей, с крупным носом, усыпанным веснушками. На нем были только шорты до колен да какой-то невзрачный овальный амулет на шее.
Мужчина прищурил водянистые глазки, подбоченил руки и, вперив в меня недобрый взгляд, спросил:
– А ты вообще-то кто такой?
Чтобы казаться выше, он встал на порожек. По-моему, сделал он это помимо своей воли, машинально, по давно отработанной привычке. Я рассматривал его высокий открытый лоб и неестественно высоко взбитую прическу, напоминающую пышную лисью шапку, что тоже добавляло несколько сантиметров роста.
– Я тут пролетал мимо, – начал я объяснять, но вполне нормальные слова, которые я мысленно заготовил, на слух оказались совершенно идиотскими. – В смысле, я летел на самолете… На спортивном «Яке»…
– Короче! – потребовал рыжий.
– Мой самолет упал в воду рядом с вашим катером…
– Допустим. А ты?
– Я тоже упал. Вместе с ним, – пояснил я, начиная злиться.
– И что ты теперь от меня хочешь?
Есть на свете люди, с которыми совершенно невозможно разговаривать – ни на какую тему. По-моему, этот рыжий принадлежал к их числу.
– Я хочу добраться до берега, – сквозь зубы процедил я. – Почувствовать под ногами земную твердь.
– А я здесь при чем? – пожал плечами рыжий.
Я понял, что еще немного, и я стукну рыжего по его яйцевидной голове.
– Отвезите меня на берег. Пожалуйста, – сдерживаясь изо всех сил, проговорил я.
