- Я сам напросился…
- И я сам! И я сам напросился. Потому что глупеньким был. В интернациональный долг верил. В сказку про коммунизм. А теперь… Да что я тебе говорю! Сам все давно понял. И еще… Помяни мое слово - в стране скоро все переменится. Так переменится, что чертям тошно станет. Уезжали мы из одной страны, а приедем в другую. Где никому на хрен не будем нужны. И я не удивлюсь, если тот же Кемаль, со своим Шах Масудом, нашим союзником станет!
- Ну, это уж ты загнул!
- Ничего не загнул! Ничего! Ты когда последний раз дома был? Видел, как наши ребята, которые инвалидами стали, мыкаются? Есть до них кому-нибудь дело? Да никому они не нужны! Так и говорят: "Мы вас туда не посылали!" А я не хочу, чтобы мне так говорили, если на мину нарвусь или пулю схвачу. Не хочу просить подаяния. И не хочу, чтоб жена моя с протянутой рукой у церкви сидела, если, тьфу-тьфу-тьфу, "груз 200" получит.
Студеный, вытянув из кармана клетчатый черно-белый платок, промокнул лоб, вытер щеки. Потянулся к фляге со спиртом, замер на полпути и развернулся в правую сторону, туда, где на стенке висела фотография сына. Мальчику было лет десять. Он стоял на зеленой лужайке, спрятав за спину руки, и напряженно улыбался фотографу. Казалось, что он стесняется съемки, терпит ее в силу необходимости и мечтает только о том, чтобы сбросить парадные рубашку и брюки и сбежать на футбольное поле.
- От тебя много не требуется, - заговорил после паузы Арцыбашев так, будто комбат уже со всем согласился. - Утвердишь план операции, который я подготовлю. И потом, если выгорит, борт в Союз организуешь, чтобы проскочить без досмотра. А делить все будем по-честному, напополам. Если тебе много не надо - хоть ребенку будущее обеспечишь…
Студеный размышлял долго. Вряд ли он подозревал разведчика в провокации. Их отношения давно выдержали проверку и острыми ситуациями, и разного рода делами, за которые можно было, в лучшем случае, лишиться погон. Так что подставы от Арцыбашева Студеный не ждал. Но определиться тем не менее было трудно. Два миллиона… Что с ними делать? Как на рубли поменять, как легализовать такое богатство? Спалиться можно в полтычка, и снисхождения ждать не придется. Это не шмотки с кандагарского базара и не трофейные сувениры в Душанбе переправлять. Здесь, если пронюхают, мгновенно лоб зеленкой намажут. Каково будет после этого родственникам - вообще думать тошно. Так что - пан или пропан.
- Я тоже с вами пойду, - сказал Студеный, глядя в пол.
- Да ты что?! На всю округу, знаешь, сколько разговоров будет?!
- По фиг. Я пойду.
- Во как… Не доверяешь? - осклабился Арцыбашев.
Караван появился позже, чем ожидали. Прошел час после того как встало солнце, когда наблюдатели доложили о первой машине.
Головной дозор "духов" двигался на большом старом пикапе, в кузове которого стоял пулемет на самодельной турели, развернутый в сторону гор. Двое, в чалмах и дурацких ярких халатах, тряслись возле этого пулемета, еще двое были заметны в кабине. Тот, что сидел рядом с шофером, держал рацию, длинная антенна которой раскачивалась, выставленная из окна.
Поднимая за собой пыль, облезлый пикап промчался мимо того места, где лежали Арцыбашев и комбат, бодро взлетел на пригорок и скрылся за ним. Спустя пару минут он опять появился, на меньшей скорости протарахтел в обратном направлении, произвел еще один разворот и встал посреди грунтовой дороги, дожидаясь, видимо, появления основных сил. Лучшего и представить было нельзя. "Духи", словно нарочно, заняли такую позицию, на которой их можно было расстреливать, точно в тире.
Несколько следующих минут пролетели мгновенно, сжигаемые кипевшим в крови азартом. Хотя само по себе появление пикапа с четверкой головорезов означало не многое, у Арцыбашева отпали последние сомнения в успехе всей операции. Теперь он точно знал, что колесо фортуны закрутилось в их сторону.
Время шло, и наконец появилась основная часть каравана. Два грузовика ГАЗ-66, раскрашенных в желто-коричневые разводы, но без каких-либо опознавательных знаков, серый джип, определить марку которого Арцыбашеву не удалось, и замыкавший колонну микроавтобус без стекол и без дверей, во все стороны ощетинившийся автоматными стволами и трубами гранатометов.
С поста наблюдения сообщили, что никого больше в их поле зрения нет. Таким образом, весь караван оказался как на ладони. Арцыбашев готов был поспорить, что деньги находятся именно в джипе. Не прибегая к биноклю, он сумел разглядеть, что кроме водителя там находятся два человека. Один, могучего телосложения бородач, вполоборота расположился на переднем правом сиденье и так же, как и пассажир головного пикапа, в руке держал рацию. А на заднем диване раскачивался лысый толстяк в темных очках. Даже расстояние и мутное стекло внедорожника не могли скрыть удивительной для здешних мест бледности его кожи. Было бы интересно с ним пообщаться! Но "языков" брать нельзя…
Ударили одновременно. Реактивная граната врезалась в дверцу пикапа. Взрывом машину подбросило, развернуло поперек дороги и опрокинуло на бок. Снайпера поразили водителя джипа и бородача, прострелили колеса. Тяжелый внедорожник, вильнув из стороны в сторону, скатился с дороги и заглох, ткнувшись бампером в откос горы. Микроавтобус обработали из огнемета, и только два моджахеда сумели выскочить на дорогу, заметались на ровном месте, где не было и тени укрытия, но были срезаны автоматными очередями. Под первым "Газоном" рванул удачно заложенный фугас, так что хватило одного пулеметного рожка, чтобы покончить с находившимися в кузове боевиками. Водитель второго грузовика попытался рвануть по косогору, и какое-то время везение было на его стороне. Удалось проскочить метров сорок и почти поравняться с раскуроченным, горящим пикапом, прежде чем пули прошили кабину. Из его кузова через брезент вслепую огрызались огнем, плотность его была высока, но, после того как "шестьдесят шестой" встал, подавить сопротивление труда не составило. Пятеро "духов" выскочили и укрылись под грузовиком. Один был вооружен гранатометом и успел жахнуть раньше, чем его достал снайпер. Рвануло выше того места, где располагалась засада, но комья земли и камни посыпались в аккурат по бойцам. Арцыбашева сильно долбануло по каске, бойцу рядом с ним рассекло щеку каким-то осколком. Студеный оглушенно замотал головой. Зацепило кого-то еще; огонь на правом фланге вдруг стих, а когда возобновился, то велся он с куда меньшей интенсивностью, чем прежде.
Ручная граната взорвалась перед грузовиком, и осколки вывели двоих "духов" из строя, но остальные продолжали отстреливаться, и подавить их удалось только после того, как отработали снайпера, а потом и огнеметчик, сменив позицию, дотянулся до бородатых струей горючей жидкости. Деваться им было некуда, и один хотел поднять руки, но не успел: более двух десятков автоматов ударили одновременно, и тела душманов швырнуло в разные стороны, пришпилило к косогору. В кармане одного из них сдетонировала граната. Взрыв, хоть и внезапный, показался удивительно тихим. Чего нельзя было сказать о результате: "духа" разорвало на части, и голова его, описав крутую дугу, шмякнулась на капот внедорожника.
Хоть победа и выглядела несомненной, к машинам подходили с соблюдением всех мер предосторожности. Не зря: на левом фланге оказался кто-то живой, и вспыхнула короткая перестрелка. Три отрывистых выстрела сменила автоматная очередь, и с моджахедом было покончено, но перед этим он успел одного бойца легко ранить, а второму прострелить грудь. Санинструктор помочь был не в силах: младший сержант скончался у него на руках, и последним словом, которое он произнес, было ругательство…
Первым возле джипа оказался Студеный. В машине были только покойники. Водителя и переднего пассажира, как Студеный и видел, уничтожили снайпера. Каждый получил по одной пуле в голову. А вот бледнолицый толстяк видимых повреждений не имел. Сидел с пистолетом в руке, привалившись к подлокотнику в середине дивана. Темные очки сползли на кончик носа, остекленевшие глаза смотрели прямо на комбата, и майор видел в них свое отражение. Что же с ним произошло? Принял хитрый восточный яд, когда понял, что ловушка захлопнулась? Или сердце не выдержало, не привык толстячок к таким передрягам? На кого на кого, а на боевика он точно нимало не смахивал. Ему бы в кабинете сидеть, под шелест кондиционера финансы крутить, а не с пушкой в руке по горам путешествовать. Интересно, кто он такой?
К удивлению Студеного, в кармане куртки отыскались документы. Какие-то карточки из блестящего пластика и паспорт, насколько удалось разобраться - дипломатический, выданный в Доминиканской республике. Как же его сюда занесло? Международная наркомафия? Студеный вспомнил обличительные статьи в периодике, а также кое-какие оперативные данные. Что ж, вполне может быть…
