…Три года назад, после смерти больного туберкулезом вора Костыля, утратившая своего покровителя малочисленная бригада Чалого, как и следовало ожидать, прекратила свое существование.[1] Большая часть братков не рискнула отправиться в свободное плавание и от греха подальше примкнула к «зареченским», вместе с прикрученными точками. Те же камикадзе, кто не захотел лечь под самую могущественную группировку Питера и остался с Чалым до конца, были почти полностью уничтожены в короткой, но очень кровавой войне. Чудом уцелевшие в той адской мясорубке пацаны, включая самого бригадира, скрылись в неизвестном направлении. По слухам, упорно распространяемым «зареченскими» – они под видом ущемленных в гражданских правах геев-пидоров подались в Финляндию и получили там официальное убежище. Ведь на тот момент в российском УК формально еще существовала статья, карающая за мужеложество. Но ни Влад, ни Индеец в такую туфту не верили. Это была чистой воды издевка, имеющая одну цель – как можно сильнее опарафинить беглого бригадира в глазах братвы. Представить себе родного сына старого вора, добровольно назвавшегося гомиком ради спасения шкуры, мог разве что полный придурок. Так или иначе, но о Чалом в городе с тех пор не слышали. А Невскому, Индейцу и Слону, сумевшим накануне смерти Костыля взять под контроль крупное СП «Союз-Бавария», тогда неожиданно повезло. Выбирать между уходом к «зареченским» и призрачной свободой, грозящей очень быстро превратиться в сырую могилу, не пришлось. В ресторане, куда Влад и Индеец отправились, чтобы отметить удачное завершение дела с СП, они познакомились с сидевшим за соседним столиком скромным на вид мужичком, лет пятидесяти пяти, на поверку оказавшимся известным в криминальном мире Питера человеком. Звали его без затей – дядя Коля. Коронованным вором он не был, хотя на зоне провел без малого пятнадцать лет, авторитетом пользовался серьезным и был отлично осведомлен обо всем, что творилось в Питере, не раз выступая в качестве третейского судьи, к которому обращались урки и бандюки для разруливания спорных ситуаций. Знал дядя Коля и о смерти Костыля. Чем именно приглянулись ему совсем еще юные Невский и Антоха – неизвестно, но ресторанное знакомство быстро переросло в некое подобие дружбы. Дядя Коля, поняв, что имеет дело с пацанами из обреченной на растерзание бригады Чалого, ненавязчиво взял их вместе с точками под свою защиту, особо оценив успехи команды в деле с «Союз-Баварией». В общем, Рэмбо и Индеец сами не заметили, как стали частью не слишком большой по численности, но отлично вооруженной и оснащенной группировки дяди Коли, о существовании которой раньше даже не слышали. Справедливости ради стоит заметить, что паханом дядя Коля оказался мудрым, справедливым и не жадным. Не в пример безбашенному главарю «зареченских» Гоше Вампиру. Предоставив команде полную свободу действий, дядя Коля редко беспокоил Невского и Индейца просьбами о силовом решении проблем и получал за покровительство вполне умеренный процент от собираемой бригадой доли. За год, прошедший со дня их встречи в ресторане до ареста Невского, бригада сильно укрепилась. Прикрутила множество серьезных точек, выросла до тридцати человек, обзавелась штаб-квартирой в виде взятого в бессрочную аренду у машиностроительного завода спортивного комплекса, недвижимостью, целым парком автомашин и мощным арсеналом оружия. И как-то само собой получилось, что бригадиром стал считаться именно Рэмбо, а Индеец без малейшей обиды на армейского друга довольствовался ролью его «правой руки». Разборки, тем более с огнестрелом, бывали не часто, дела шли в гору, а «боевые» потери хоть и случались, были минимальны. Так продолжалось ровно одиннадцать месяцев, пока Влада не арестовали. Ночью. В недавно отобранной у поставленного на счетчик и по всем правилам разведенного на бабки торгаша с Апрашки четырехкомнатной квартире на Садовой. В буквальном смысле слова голого сняли с биксы, заковали в наручники и бросили в СИЗО. О причине ареста промучившийся почти сутки в одиночной камере Невский узнал только на допросе. Его обвиняли в зверском убийстве честного предпринимателя Артака Гарниковича Карапетяна! Того самого «черного юриста», который не без участия скрывшегося Чалого в конце девяностого года забрал у Влада, тогда еще обычного фраера-культуриста, маленькую квартирку на окраине, доставшуюся в наследство от бабушки. И которого, спустя несколько месяцев, Влад вычислил, поймал возле собственного дома и наказал.
Главным свидетелем обвинения выступала гостиничная проститутка Катя Вертолет, приехавшая в тот вечер к коттеджу в Песках вместе с Карапетяном. Невский по до сих пор непонятной для него причине тогда пожалел ее и отпустил, целой и невредимой, приказав лишь держать язык за зубами. Хотя по всем неписаным правилам должен был отправить на тот свет вместе с армяшкой. Вариант, что молчавшая почти год шлюха вдруг ни с того ни с сего решила расколоться по собственной воле, засадив за решетку убийцу одного из своих постоянных клиентов, Рэмбо, разумеется, не брал в расчет изначально. За лярвой определенно кто-то стоял. Кто-то, кто неожиданно узнал о том, что дорогая и ухоженная блядь видела в лицо убийцу, показал ей нужную фотографию и угрозами, наверняка подкрепленными обещанным вознаграждением, уговорил шмару дать показания против Невского.
Но беда, как известно, одна не ходит. Если уж началось — будь готов хавать дерьмо столовой ложкой. Как назло, в помощь шлюхе откуда-то нашлась глазастая бабка из местных, которая в день убийства якобы видела устрашающих габаритов парня, выходившего из ворот дома богатого соседа. Неизвестный направился в лес, откуда вскоре выехала и умчалась прочь вишневая «девятка». К этому времени финский бревенчатый коттедж Карапетяна уже напоминал гигантский факел. Старуха опознала Влада по фото. Навскидку это заявление было чистейшей воды бредом. Запомнить лицо человека, которого видела бог знает когда, в течение нескольких секунд, с расстояния в десятки метров, абсолютно невозможно. Но тут Рэмбо ждал очередной сюрприз со знаком минус, уже третий по счету – оказывается, тишайшая старушка страдала самым что ни на есть настоящим вуайеризмом и страсть как любила наблюдать за соседями через доставшийся в наследство от мужа-военного древний, но достаточно мощный армейский полевой бинокль! Было ли это туфтой голимой или роковым стечением обстоятельств, от которого никто и никогда не застрахован, уже не суть. Пойди теперь докопайся до правды. Для Влада гладко и без сучков подходящие друг к дружке показания двух свидетельниц означали только одно – неминуемый приговор и срок. Единственное, что хоть немного приглушало тоску перед неизбежной командировкой к «хозяину», – это то, что срок ему легавые выпишут все ж таки не за фу-фу, а за дело. Юриста Влад действительно мочканул. И не жалел о содеянном ни мгновения, ни тогда, сидя в «Крестах», ни впоследствии.
Когда Рэмбо повязали, дядя Коля сделал все, что мог, чтобы вытащить Невского с кичи. Напряг связи, подогнал толкового адвоката, но максимум, чего удалось добиться – это запарить судейским мозги, фактически развалив первоначальное обвинение в убийстве, переквалифицировав его на поджог из хулиганских побуждений, подмазать некоторые винтики механизма «правосудие» и скостить срок до «трехи». Которую Влад и отсидел от звонка до звонка, наблюдая из-за колючей проволоки за происходящими в стране и родном городе стремительными переменами. После путча власть коммуняк пала и десятилетия наводившая ужас на весь остальной мир Империя развалилась как карточный домик. На смену ей пришел хаос, дикий капитализм и, как заумно вещали из телевизора сытые картавые словоблуды, «эпоха первоначального накопления капитала». Бандитские войны стали явлением обыденным даже в глухой провинции. Милицейские сводки своей похожестью напоминали прогноз погоды. Кровь и бабло текли бурной рекой, смешиваясь в гремучий коктейль. На развалинах великой страны все продавалось и все покупалось с удивительной легкостью. Заказные убийства уже никого не удивляли, и заморское слово «киллер» мягко и ненавязчиво вошло в повседневный обиход. В мутной воде всеобщего бардака и почти абсолютной свободы набравшая силу братва и повылезавшая изо всех щелей многоликая нечисть чувствовали себя весьма комфортно. Хоть и не знала наверняка – наступит ли для нее завтрашний день. Стрекотание автоматных очередей и звуки звонко падающих на асфальт горячих гильз по всей России слились в единую мелодию с пьяными воплями разудалой кабацкой гульбы, тихим шелестом купюр с ликами американских президентов, завораживающим бегом шариков по колесу рулетки и нудными речами обещающих светлое капиталистическое будущее политиков с рожами купленных иностранных холуев и продувных хапуг. Веселуха и жуткая нищета захлестнули страну от края до края. В общем, пока Невский весьма достойно тянул в тайге пришитый ему прокурором срок, на огромных просторах Родины «жить стало лучше, жить стало веселее». И очень хотелось увидеть этот пир во время чумы собственными глазами. Если верить вестям, регулярно поступавшим в зону от Индейца, не все было так плохо и перспективы косить зеленые лимоны открывались такие, что аж дух захватывало. Куда там «Союз-Баварии», своей крутостью и масштабами некогда вызывавшей у них, молодых бандитов, если не благоговейный трепет – не дождетесь, барыги! – то уж некое подобие уважения. Хотя и эта контора, как довольно сообщал в маляве Антоха, по-прежнему исправно гнала лес за рубеж, наращивая объемы экспорта, и приносила бригаде добрую треть всех лавэ в «дереве» и СКВ.
