Синяя «бээмвэшка», которая от аэропорта шла позади маршрутки-«Газели», на Международном шоссе резко сделала правый обгон и села на хвост «форду» сопровождения — но не вплотную, а держась метрах в ста позади.
— Николай Валерьянович! — негромко процедил Серега, то и дело бросая взгляды в зеркало заднего вида. — Что-то мне эта «бээмвуха» синяя не нравится. Поглядите!
— Ну что, вы уже больше не Сучков? — обращаясь к Владиславу, пошутил угрюмо Чижевский, а сам кивнул Сереге и, достав мобильный телефон, набрал номер Петра Гуськова — старшего группы сопровождения, сидящего сейчас на переднем сиденье тяжелого джипа «форд-экспедишн».
Варяг, казалось бы, не замечал ни тревоги в голосе водителя, ни внезапного напряжения Чижевского и, рассеянно глядя в окно на проносящиеся мимо рощицы, ответил:
— Нет, Николай Валерьянович, с этой дурацкой ролью покончено. Теперь я опять Владислав Геннадьевич Игнатов… — И при этих словах Варяга остро кольнуло странное чувство не то. грусти, не то горечи… Ему вспомнилось вдруг, что еще несколько лет назад он был не Игнатовым, а Щербатовым, а при рождении сорок с лишком лет назад ему выписали метрику и вовсе на другую фамилию, доставшуюся от отца, которого он никогда в жизни так и не видел… И тут, без всякой связи с мимолетным воспоминанием, его вновь, уже в который раз за сегодняшний длинный день, посетило неприятное сомнение — правильно ли он поступил, доверившись гарантиям влиятельного гэбэшного генерала-отставника Неустроева и открыто вернувшись в Россию сейчас. Правда, поручителем за Неустроева выступил Герасим Герасимович Львов, которому Варяг не мог не доверять. Львов был старинным другом академика Егора Сергеевича Нестеренко. После смерти академика Варяг не раз обращался к Львову за помощью, и тот его никогда не подводил. Кроме того, Владислава успокаивало то, что Неустроеву и тем, кто за ним стоит, было очень выгодно наладить сотрудничество со смотрящим России именно теперь, когда он сумел не только расправиться со своими влиятельными врагами, но и найти пять миллиардов долларов, нагло похищенных из общака. С такими людьми, как Варяг, им самый резон иметь деловые отношения. Так было всегда, так будет и впредь.
— Так что вы говорите о «той стороне»? — задумчиво спросил Варяг.
Но Чижевский не ответил: он развернулся назад и внимательно следил за не отстающей от «форда» сопровождения синей БМВ. Он поднес мобильник к уху и тихо приказал:
— Давай-ка, Петя, перегруппируемся. Ты пока выдвигайся вперед, а я пойду вторым номером — хочу сам поглядеть, что это за фрукт…
Справа за окнами «лексуса» пронесся синий пакгауз мебельного супермаркета, потом гигантский рекламный шит с надписью: «Мебель завтрашнего дня».
— Вот ребята развернулись, — прокомментировал задумчиво Варяг. — Все-таки правильно мы поступили тогда на переговорах в Гамбурге. Правильное решение приняли… А московские руководители сглупили — не договорились со шведами. Пожадничали и свою долю потеряли… А мы ее удвоили… — Его губы тронула слабая улыбка. — Вот смотаюсь к Закиру на дачу — Лизоньку повидаю. Потом отосплюсь как следует, и задело… Что-то я устал. Отдохнуть нужно, мозги в порядок привести. — Варяг, прикрыв глаза, откинулся на кожаную спинку сиденья. Все эти зарубежные скитания порядком надоели Владиславу. Его всегда тянуло на Родину, когда он вынужден был надолго уезжать. Вот и сейчас он испытывал настоящую радость от того, что мог любоваться прекрасной подмосковной природой, мелькающей за окном автомобиля.
Водитель Серега заметил далеко впереди на обочине дороги старенькую серую «девятку» с задранным капотом и включенными «аварийками». Около «девятки» копошился низенький мужичонка в синих джинсах и белой куртке — безрукавке.
Водитель Серега буквально приклеился взглядом к мужичонке. Тот торопливо обошел «девятку», открыл багажник и сунул внутрь башку.
Когда «лексус» от серой «девятки» отделяло с пол сотни метров, мужичонка резко выдернул из багажника какую-то длинную трубу, бросил ее себе на правое плечо и направил прямо на мчащийся на него серебристый джип. Серега собрался было бросить «лексус» влево, через сплошную и вылететь на встречную полосу, но не успел…
Раздался приглушенный хлопок выстрела, и тут же мощный взрыв разворотил радиатор «лексуса», оба передних колеса нелепо раскорячились и загорелись, тяжелый джип сначала встал на задние колеса, и его, вздыбленного, по инерции протащило вперед, после чего джип с грохотом и лязгом рухнул передней осью на асфальт. И тут Серега ощутил нестерпимый жар под ногами и острую боль в обеих ногах и внизу живота.
Объятая желто-красным пламенем и черным дымом, машина завалилась на правый бок, продолжая со скрежетом скользить по дорожному полотну.
Чижевский заорал что-то Сереге, но тот уже ничего не слышал: от взрыва у него заложило уши. Он обернулся назад и, морщась от чудовищной боли в ногах, бросил взгляд в заднее стекло.
В этот момент мужичок в лыжной шапочке, не теряя ни секунды, бросив отстрелянный гранатомет в багажник «девятки», выхватил оттуда точно такой же и, вскинув его-на плечо, тут же выпустил вторую смертоносную плюху в «форд-экспедишн». Он метил точно в лобовое стекло. Второй выстрел получился помощнее первого: взрыв вскрыл, словно консервную банку, крышу, и салон джипа вспыхнул как соломенный сноп. «Форд», сразу потеряв управление, дернулся влево, завертелся волчком на трассе, и мчащийся по левой полосе самосвал «КамАЗ» ударил его в правое заднее крыло, отчего горящий джип раскрутило в противоположную сторону и он, точно гигантская китайская хлопушка, изрыгая огонь и дым, протаранил лежащий на боку «лексус».
Уворачиваясь от вырывающихся из салона длинных языков пламени, бритый водитель синего БМВ поднял высоко над головой автомат и, направив ствол в салон «лексуса», дал короткую очередь, потом еще одну и еще. А второй — тот, что шарашил из двух гранатометов, — отбежал от своей серой «девятки» и, на ходу передернув затвор непонятно откуда взявшегося автомата, всадил длинную очередь по треснувшему лобовому стеклу горящего «форда»…
Все произошло мгновенно — Варяг только слышал, как страшно орал и матерился Николай Валерьянович, как Серега с перекошенной рожей стремительно переполз, точно гигантская ящерица, через спинку своего сиденья и тяжело навалился на Варяга сверху, прикрывая его от пуль и осколков битого стекла…
Раздался пронзительный визг тормозов, со всех сторон наперебой заверещали клаксоны. Правда, ни одна машина так и не остановилась: водители, быстро сообразив, что происходит, благоразумно давали газу, уносясь подальше от места разборки.
Перед глазами у Варяга все поплыло, потом завертелось хороводом, все быстрее, быстрее — и он увидел где-то далеко впереди яркую точку света, которая росла и росла, неслась на него на бешеной скорости, но никак не становилась ближе… «Я умираю, — пронеслось у него в голове. — Это — предсмертное мгновение… Сейчас я умру…»
И тут же его обуял холодный ужас: неужели он и впрямь умирает — именно сейчас, когда в его жизни наступает новый важный этап, когда можно перечеркнуть прошлое и открыть чистую страницу, когда все, кажется, начинается заново, когда… Неужели это смерть? Перед его мысленным взором вдруг замелькали помутневшие и потускневшие, точно кадры на старой-престарой кинопленке, картинки его давно позабытой жизни… Лицо матери… Драка на пустыре за школой… Пухлые руки кассирши в том гастрономе… И тут он отчетливо увидел обложку школьной тетрадки с аккуратно выписанными на ней именем и фамилией… Его той фамилией.
А потом на него обрушился целый шквал кадров-воспоминаний — он даже и не подозревал, что все это сохранилось в закоулках памяти…
Пустырь был недалеко, почти сразу за обсаженной кряжистыми тополями дорогой, которая дугой обегала краснокирпичное здание школы. Этот день, который перевернул всю его дальнейшую жизнь, состоял будто из клочков. Во всяком случае, потом Владику в память запали только отдельные фрагменты, но самые яркие, без которых было бы трудно объяснить все. Эта драка запомнилась даже не тем, что как-то отличалась от других, похожих, которых в жизни казанского мальчишки было навалом, а скорее всего тем, что без этого жестокого и кровавого побоища не случилось бы ничего, что случилось в дальнейшем…
На пустыре было холодно, ветрено. По небу гнало тучи, они быстро и низко проносились над землей. Всей же толпе маленьких зверенышей, следящих за дракой, было жарко. Жарко было и обоим дерущимся. Они уже устали, тяжело сопели, размахивая кулаками и нанося друг другу неверные удары. Долговязый Крокодил все недоумевал, почему этот недомерок Влад Смуров никак не желает сдаваться. И еще его не отпускала мысль, что же все-таки кроется в ледяном взгляде пацаненка…
