Я крепко зажмурился. Хватит, не все кругом – враги. Не все вокруг потенциальные или состоявшиеся убийцы. Я прихлопнул здоровенную муху и сделал глубокий вдох. Была весна, и воды реки несли запахи пробуждающейся к жизни природы. Аллигаторы строили гнезда из песка, веток и ила. Цапли кормили вопящих птенцов живой рыбой. Цвели шиповник и жимолость.
Достав нож из ящика, я отложил его рядом на скамью. Через плечо глянул на незнакомца и стал заколачивать гвоздь, заменяя сломанную доску новой. Утро выдалось жаркое, температура уже перевалила за плюс двадцать пять. Голый по пояс, в джинсах, я обливался потом.
Как говаривал дядюшка Билл, ветеран Второй мировой, злиться – значит заколачивать гвозди в крышку собственного гроба. О войне он никогда не рассказывал, только о собственных демонах, с которыми ему потом приходилось бороться. Еще он говорил, что у каждого есть свой предел. Тринадцать лет в убойном отделе помогли мне понять, о чем толковал дядюшка Билл.
Душевная гниль – самое опасное, с чем сталкивается коп. В убойном отделе я не боролся с преступностью. Преступления совершались еще до нашего приезда. Боролся я с мотивацией, с выключателем, что щелкал в душе человека, позволяя отнимать жизнь ближнего. А она боролась со мной: проникла под коросту на теле души, скрывающую погасшие угли в самом моем нутре, и эти угли ожили. Они тлели во мне по ночам, когда я в поту просыпался от кошмаров.
Следующий гвоздь я вбил так глубоко, что шляпка ушла в дерево. Полгода назад моя жена Шерри скончалась от рака яичников, и я перебрался сюда, в самую глушь Флориды, прихватив с собой Макс. Шерри купила крохотного щенка, когда я трое суток провел на дежурстве, в засаде. Собаку Шерри назвала Максин и позволила спать в изножье кровати, на собственном «собачьем» одеяле. Жена говорила, что в мое отсутствие только Максин имеет право согревать мое место в постели. Ну как с этим поспорить? Собачонка с грустными карими глазами и сердцем льва сделалась нашим спутником.
Теперь нас осталось двое, и Макс грела опустевшее место рядом со мной под одеялом. Я продал особняк в Майями и поселился в старом кракерском [1] доме с жестяной крышей, кучей комнат-пристроек, просторной верандой и шикарным видом на реку. Дом стоял на высоком прибрежном холме, по берегам высились раковинные кучи древних индейских поселений. Аборигены жили у реки, питались рыбой и моллюсками и оставили после себя горы костей и расколотых раковин.
– Если собачка подойдет слишком близко к воде, ее сцапает аллигатор.
Я резко обернулся. Незнакомец внезапно оказался в пятидесяти футах от причала. Ничего себе скорость! Неужели я так громко колотил молотком, что не услышал, как лает Макс? Она вообще лаяла? Такса, стоя на краю причала, виляла хвостом и глядела на незнакомца.
Шляпа у него на голове была ветхая, австралийская. Незнакомец шел по грудь в воде, прощупывая дно шестом. Макс тихо зарычала.
– Спокойно, Макс, – сказал я. Собака в ответ недоверчиво обернулась. Я бросил короткий взгляд на нож.
Незнакомец тем временем ухватился за поля шляпы и с головой ушел под воду.
Глава 2
Его не аллигатор утащил. Уж больно медленно погрузился человек под воду. Я подошел к краю пирса, откуда Макс, выпучив глаза, неподвижно смотрела на точку, где пропал человек.
– Может, он в яму провалился? – сказал я собаке.
Макс заскулила, готовая залаять, и тут незнакомец вынырнул, точно Посейдон, вооруженный трезубцем. Одной рукой он придерживал шляпу, с полей которой стекала вода, а во второй по-прежнему сжимал металлический шест.
– Не смог достать ногой, пришлось руками поработать, – сказал он, бросая что-то в кожаный мешок за спиной.
– Чем вы тут занимаетесь? – спросил я.
Продолжая тыкать шестом в речное дно, незнакомец прикрыл глаза и прислушался. Лицо у него было кофейного цвета и очень гладкое для человека пятидесяти – как мне показалось – лет. Наверное, индеец. Длинные с проседью волосы были собраны в «конский хвост», орлиный нос не раз сломан, безрукавка подчеркивала бугрящиеся мышцы рук и плеч.
Шест чиркнул обо что-то под водой, и незнакомец, подцепив пальцами ног невидимый предмет, достал его, повертел в руках и бросил в мешок.
Макс завиляла хвостом и тявкнула. Незнакомец взглянул на нее и нарочито медленно произнес:
– Собачка привлекает аллигаторов. С месяц назад видел тут одного, здоровенного.
Я чуть не рассмеялся нелепости ситуации.
– Вы стоите по грудь в воде, посреди реки. Вам ли говорить, что моя собака привлекает аллигаторов?
Человек отвлекся от своего занятия и ответил:
– Я не на середине реки, и аллигаторы охотятся ночью. Поживите рядом с ними – узнаете их повадки.
– Отрадно слышать, что вы в гармонии с окружающим миром.
– Собаки и аллигаторы в природе не пересекаются. Аллигатор подкараулит псинку тут, на причале, вынырнет и сцапает ее.
– Так чем же вы заняты?
– Артефакты ищу.
– Наконечники стрел?
– Спасаю прошлое.
– Почему именно в реке?
– Только в ней и стоит искать. – Он прищурился на солнце. – На берегу уже все выбрали. Тысячи лет здесь жил мой народ. На дне реки покоится много наконечников – от стрел и от копий.
Он подошел к причалу и высыпал на доски содержимое мешка.
Макс завиляла хвостом, обнюхивая находки, и я улыбнулся:
– Да, Макс, давай покопаемся в прошлом. Будущее пока для нас закрыто.
Наконечники стрел – большие и маленькие, вырезанные из разноцветного кремня, – сохранились практически идеально.
Индеец показал мне самый крупный.
– Парочка таких, и можно было завалить ламантина или аллигатора. – Положив шест на причал, он выбрался из воды, ополоснул ноги в реке и встал. – Меня зовут Джо Билли.
Я пожал мозолистую руку. Хватка у индейца была что надо. От него пахло по́том и речным илом, на бедре висел нож.
– Я Шон О’Брайен. Часто вы тут собираете наконечники… то есть артефакты?
– Да как получится. Я сразу чую, наткнулся на кремень или на пивную банку. – Он почесал Макс за ухом. – Привет, псинка. – Макс завиляла хвостом. – Давно здесь обитаете?
– С полгода. Вот, в порядок все привожу.
Джо Билли погладил Макс по голове, взглянул на дом и произнес:
– Ничего подозрительного не замечали?
– Подозрительное я вижу и слышу всюду. Работал в полиции.
– Нет, я говорю о холме. Ничего такого не чуете?
– В каком смысле?
– Это священное место, курган. Вести себя здесь надо соответственно.
– Какой же это курган? С чего вы взяли?
– Какие-то из холмов были свалками. Прочие – те, что насыпаны с видом на реку, вроде этого, – для мертвых. Здесь обитают духи.
– Ясно.
Джо Билли пристально посмотрел на меня:
– Береги то, что осталось от священного места, и сам сбережешься.
Я с трудом сдержал смех.
Джо Билли еще раз глянул на меня и, порывшись в наконечниках, протянул мне один, черного цвета.
– Вот, нашел возле причала. Берите, он ваш.
– Спасибо, конечно, только что мне с ним делать? Оставьте себе.
– Это большая редкость. Наконечник – особенный. В этих краях черного кремня нет. Выходит, стрелу выпустил кто-то неместный. Может, тот воин даже погиб тут, близ реки.
– Может, и так.
– Стреляли когда-нибудь из лука?
– У меня есть старенький «Пирсон», но я давненько не брал его в руки. Стрелы нынче другой модели.
– Воины вытачивали наконечники для стрел очень тщательно, чтобы наверняка поразить цель.
Он бережно спрятал черный наконечник в мешок и снова погладил Макс по голове.
– Живете поблизости? – спросил я.
– На реке близ Деланда. – Джо Билли осмотрел причал. – Неплохо бы сваи обновить. Я немало причалов в свое время поставил.
– Учту. А вы сюда от самого Деланда пришли?
Джо Билли снял шляпу и большим пальцем смахнул пот со лба.
– В полумиле вверх по реке у меня каноэ на приколе.
