бывший рабом, он выглядел соответствующе: грязный, обросший, в лохмотьях. Такому обращаться к княжичу не подобает, но никаких стеснений на довольной морде замечено не было.
Ариберт прищурился, доброжелательность мигом улетучилась.
— Знакомый говор… Дражко, в твоей дружине теперь лютичи водятся?
Векша промолчал, лишь ухмыльнулся сильнее.
Вагры постоянно воевали с лютичами. Это тянулось веками. Даже заручившись поддержкой прежнего союзника, империей франков, или вечных врагов — саксов, — оба хаживали на земли друг друга, чтобы грабить и убивать.
— Он помог нам оторваться от данов, за что получил свободу, — пожал плечами Дражко. — Но в дружину я его не принимал.
Ариберт фыркнул, отвернулся, тут же переменившись в лице, и обхватил Дражко и Яромира.
— Айда в корчму! Вам наверняка есть что рассказать!
Дражко обернулся, встретился взглядом с Удо. Тот кивнул, мол, не волнуйся, за всем прослежу. Оставлять дружину не хотелось, но пренебречь гостеприимством никак нельзя.
━─━────༺༻────━─━
Живко, казалось, не останавливался ни на секунду. Добычу нужно было разместить на гостином дворе, под охрану. От пошлины «Лебедя» освободили, но трудиться пришлось самим. Живко не мог поднять слишком много, но ловко таскал всякую мелочь, успевая сделать два, а то и три захода вперёд остальных.
— Ишь, разошёлся! — кинул вслед Деян, который вместе с Круто волок бочки с пряностями.
Управились быстро. Живко уже сновал по ладье, подбирая завалявшиеся вещи, прибираясь или проверяя узлы, будто сам лично отвечал за состояние корабля. Время от времени он хватался за рукоять ножа. Только свободный человек мог носить оружие, поэтому неудобный, непривычный клинок, болтающийся на боку, являлся главным свидетельством нового положения. Это походило на сон, Живко боялся проснуться и снова оказаться в конюшне.
Ингигерд сжалась возле мачты. Когда Дражко ушёл, на неё никто не обращал внимание, будто позабыли совсем. Бедняжка дрожала то ли от страха, то ли от холодного ветра, взволнованно, вздрагивала каждый раз, когда мимо проходил кто-то из гриди.
Почему-то вспомнилась Милдрит.
— Вот, поешь, — Живко протянул девушке кусок лепёшки.
Может, еда немного успокоит бедняжку…
Но Ингигерд лишь сжалась сильнее и с опаской смотрела на него, будто загнанная в угол лисица.
— Я плохого не сделаю, обещаю! Поешь, полегчает!
Он снова протянул лепёшку, и на этот раз Ингигерд осторожно приняла её.
— С-спасибо, — пробормотала девушка в ответ.
— Чего? Я по-вашински не понимаю. О! — он заговорил на языке саксов: — Меня зовут Живко. Понимаешь?
Ингигерд уже не с опаской, а с интересом наблюдала за ним. Кажется, саксонский ей больше пришёлся по душе, но всё равно жесты в данном случае играли бо́льшую роль.
— Ты Ингигерд?
Она кивнула, прожёвывая кусок. Горло пересохло, но голод так разыгрался, что хотелось глотать пищу, не тратя времени на пережёвывание.
— Во дурень! — воскликнул Живко по-славянски, затем метнулся за бурдюком с водой, который Ингигерд с благодарностью приняла и высушила почти наполовину. Казалось, влага мигом впитывается в язык.
Живко подождал, пока девушка доест. Голод часто навещал его, поэтому свободный мальчишка отлично понимал, что не стоит мешать наслаждаться трапезой, хоть и довольно скудной.
Конюх не единожды голодом в наказание за провинности. Особенно в первое время, когда укрощал упрямый норов, словно объезжал жеребёнка. В один из таких дней Милдрит заметила Живко на рынке — Эйкин заставлял его таскать за собой покупки. По голодным глазам она поняла состояние бедняги и тайком сунула пирожок прямо в рот, проходя мимо.
Конюх ничего не заметил, а от запаха пирожков с капустой едва не наворачивались слёзы ещё долгое время. Хотя теперь Живко вряд ли сможет проглотить даже небольшой кусок.
Их накрыла тень. А затем раздался голос Удо:
— Живко, отведи девку в палаты Дражко. Он будет ночевать в княжеском тереме. Найдёшь?
Мальчишка кивнул.
— Вот и хорошо… — здоровяк сделал паузу, задумчиво оглядел их. — Ещё попроси отмыть её. И сам отмойся, да принарядись. А то на холопа похож.
В воздухе сверкнули медяки, которые Живко ловко поймал.
Удо ушёл, оставив присматривать за ладьёй двух человек. А Живко пришлось постараться, объясняя Ингигерд, что от неё требуется. Но в конце концов они направились в город.
Уже издалека Стариград поражал воображение. Живко видел другие города, но этот был намного больше. Над раскинувшимися улицами, площадями, огороженными извилистыми стенами, возвышался крутой вал с мощными укреплениями. Его окружал ров, наполненный водой из реки, с одной стороны омывающий крепость, а к воротам вёл длинный деревянный мост.
Городок, оставшийся в прошлой жизни, теперь казался лишь деревушкой.
Улицы наводнили толпы прохожих. На торговых площадях стоял громкий шум зазывал, от ремесленного конца доносились удары кузнечного молота, скрежет, хлопки и прочие звуки работы. Самыми спокойными были жилые концы, но и там повсюду сновали местные. Особенно между домов, что стояли ближе к крепости — там жили более состоятельные горожане.
Но самое главное отличие от саксонских городов, известных Живко, — это отсутствие какой-либо упорядоченности в постройке. Да, были разные концы, и крепость служила ориентиром, но дворы стояли неровно, размашисто, отчего улицы постоянно искривлялись, то сужаясь, то расширяясь, а пройти ровно от одного места до другого оказалось не такой простой задачей.
Поначалу Живко боялся заблудиться, но довольно скоро привык к суете. Казавшийся прежде беспорядок теперь выстраивался в нечто понятное и даже приятное, торопливость окружения заставляла самому соображать быстрее.
Это место точно оказалось по нраву мальчишке.
По наказу Удо Живко сменил нищенские тряпки на новенькие штаны, длинную рубаху с поясом и простенькие башмаки. Ингигерд тоже нарядил — в платье на местный манер.
Хотя сначала их чуть не погнали прочь. Торговец принял двух оборванцев за попрошаек, уже схватился за метлу, но блеск монет быстро остудил пыл.
— Настоящие? — прищурился торговец, осматривая медяк. — Украл небось?
Живко нахмурился так грозно, как только мог, сжал рукоять ножа.
— Я из дружины воеводы Дражко с острова Руян! Оскорблять вздумал?!
Хотелось выказать возмущение жёстко, твёрдо, но детский голосок и писк, самовольно вырвавшийся в самом начале, всё испортил. Однако Живко решил сделать вид, что ничего не было.
— Ладно, ладно, — усмехнулся торговец. — Монета настоящая, так что мне плевать, где ты её достал. Хотя если одолжишь эту девку ненадолго, мы можем…
— Она принадлежит Дражко! — категорично пресёк его Живко.
— Как хошь, — торговец пожал плечами.
В новых нарядах добираться до крепости было проще — меньше оглядывались на подозрительную пару, слишком схожую на холопов. Но у крепости их всё равно остановили.
— Кто такие? Чего надобно? — лениво буркнул привратник.
Он напоминал стражников из городка саксов. Такие обычно бежали в таверну, как только сдавали пост сменщику, напивались до беспамятства, отсыпались и снова заступали
