...Бердяев открыл глаза и, перелетев через пространство и время, оказался в своем кабинете. Его подчиненные, расположившись на стульях в вольном порядке, продолжали совещание. После доклада капитана все настолько увлеклись жарким спором, что его отсутствие осталось незамеченным. Совещание затянулось, и надо было заканчивать эту болтовню. Бердяев сделал рукой еле заметный жест, и оживленный разговор постепенно сошел на нет.
– Ну что. Пора как-то все это подытожить. – Он встал из-за стола, засунул руки в карманы брюк и подошел к окну.
– Ваш бывший начальник, майор Вершинин... если кто еще не знает, сообщаю, сегодня утром моим приказом отстранен от занимаемой должности, надолго, очень надеюсь, навсегда. Так вот, ваш бывший начальник сослужил всем нам плохую службу, если не сказать хуже. И речь здесь идет не только о репутации нашего отдела, хотя и о ней тоже. Операция майора Вершинина, извините за слово «операция», обнажила весь чудовищный непрофессионализм наших сотрудников, низкую физическую и техническую подготовку отдела в целом, и так далее, и так далее. Так вот, время требует решительных действий, вплоть до коренной реорганизации. И здесь уже не обойтись полумерами. С сегодняшнего дня всем сотрудникам отдела необходимо пройти переквалификацию, начиная с меня. По всем показателям. Я не потерплю в нашем отделе любителей и полупрофессионалов. И еще. Я требую, чтобы с этой минуты вся информация о проведенных, проводимых и, главное, готовящихся операциях была у меня на столе. Вся информация, все ваши сведения, планы, намерения, идеи и даже мысли. У кого они есть. – На этом месте своей речи Бердяев закурил и сделал паузу. Потом сухо продолжил: – Я буду карать. Карать беспощадно. Исключений не будет ни для кого. Два года работает у нас, всю жизнь работает у нас – смотреть не буду, выгоню в шею в тот же день. На этом всё, все свободны. Суворовцев – останься.
Дважды повторять не потребовалось, через полминуты кабинет опустел. Только Суворовцев оставался невозмутимо сидеть на подоконнике.
– Я тебя прошу, – уже более доверительно обратился к нему Бердяев, – наведи порядок. Пускай Вершинин сдает тебе дела и не крутится больше под ногами. Если будет приставать, гони в шею. Со служебной машиной, обещаю, решим в ближайшее. Ну, как тебе Москва? Был где-нибудь?
– Еще нет, – ответил Суворовцев.
– А ты Вершинина попроси. Он тебе такие места покажет!
– Я уже кое-что сделал.
– Что? – не понял Бердяев.
– Вы просили все систематизировать, привести в порядок. Я подготовил базу данных. Готов предварительно представить ее вам.
Бердяев не верил своим ушам. За всю его, в общем, не короткую службу он не помнил подобного молниеносного исполнения его приказа, особенно в части бумажной работы.
– Молодец! Ну-ка, давай, конечно! – заинтригованно попросил он.
Суворовцев не спеша прошел к столу, вынул из портфельчика ноутбук, быстро и ловко приготовил его к работе. Вскоре на экране появилась навороченная заставка некой программы, а затем интерфейс, напоминающий современный поисковик.
Бердяев на эту компьютерную «игрушку» посмотрел с удивлением.
– И как у тебя работает эта балалайка? – настороженно спросил он.
– Можно по адресам, можно по датам, можно по фамилиям, кличкам, роду преступной деятельности, даже по отпечаткам пальцев. При желании, и по генетическим кодам. – Суворовцев говорил негромко и спокойно, а потому очень убедительно.
Бердяев, явно впечатленный, развернул к себе ноутбук и тут же уверенно залез в меню.
Уже через несколько секунд он открыл файл из базы и сказал:
– Сейчас проверим. – Потом остановился и повернул монитор к Суворовцеву так, чтобы тому было лучше видно изображение. Суворовцев сразу узнал этот файл с разделом вещественных доказательств, в котором было больше всего неразберихи. – Вот, к примеру, телефонная сим-карта. У нас таких изъятых – килограммы. Но, как ты понимаешь, сама по себе она звонить не может. Вывод? Значит, у каждой был телефон. А где база по аппаратам? Где поиск по физическим адресам, на которых фигурант бывал или жил? Удобно ведь – по адресам? Так что, база неплохая, но сырая еще. Работай. Доведешь ее до ума – покажешь. – Вполне удовлетворенный собой и разговором, Бердяев вышел из кабинета.
Суворовцев спокойно посмотрел ему вслед.
* * *
Ничего себе! Вот это интересно. Значит, Бердяев работал с этой базой данных. С ходу эту программу не расщелкаешь, тем более, не найдешь ее слабые места. Я думал, только я такими «секретными программами» увлекаюсь, в Управлении о них и слыхом никто не слыхивал. А о Бердяеве и вовсе думал, что он на компьютере только приказы об увольнении в «Ворде» набивает. Что ни говори, а здесь становится все интереснее. Жена Вершинина подсажена на героин. Бердяев подсажен на новейшие «проги». И ничего не понятно. Да. Темный лес. А чего я хотел? Было бы все просто, меня бы не послали.
Опять пришло уведомление на телефон.
И опять – Настенька пишет Охотнику. Настырная.
Настенька to Охотник
Слушай, Охотник. Каждый раз, когда в жизни случается хоть самая незначительная мелочь, хочется, чтобы это кто-нибудь заметил. Сегодня вот волосы с утра сами прекрасно легли, безо всякой укладки. Я хожу и ловлю себя на мысли, что все время озираюсь. Мне интересно – все ли видят, как у меня волосы легли здорово, и ведь безо всякой укладки? Мне это важно! Чтобы заметили...
Вот раньше люди вели дневники. Только не электронные – бумажные. И не для рейтинга – для души. Считалось, что прочесть чужой дневник – это, ну, фактически преступление. Их нельзя было читать! Это что-то очень личное, как нижнее белье, или даже еще «личнее»...
А сейчас все здесь, в Сети, стараются показать. Нет, не показать даже, а предложить примерить свое белье каждому встречному – сколько каментов к твоему последнему посту? Так много? О, да ты крутой! Твоя жизнь так интересна всем! Твое личное так всем подходит! Значит, что получается? У твое «исподнего» такой удобный размер, что всем – подходит. Безразмерка.
Вот и я тебе еще один камент сейчас накатаю, Охотник, совсем крутой станешь. А кто, собственно, я такая? Ты же не знаешь. Может, я – бот? Или клон? Таких в Сети полно: сами постят, а потом сами же под своими постами каменты пишут под другими никами... Создают иллюзию читаемости дневника. Потому что теперь ведь дневник – уже не дневник, если его никто, кроме автора, не открывает?
У меня тоже есть дневник: по статистике, мой журнал читает куча людей – и хоть бы один камент оставили! Кто все эти люди, «гости в моем мире»? А может, это и не люди вовсе? Где-то я читала, что на некоторых сайтах их авторы заводят специальных роботов-чатеров, чтобы общались с посетителями, жизнь поддерживали. И бывает такое, что, к примеру, на двух таких сайтах посетителей нет, и тогда приходится роботу с одного сайта общаться с роботом с другого, жизнь поддерживать же надо. Вот так сидят, представляешь, Охотник, роботы и чатятся. Они же умеют общаться, не хуже людей. Ты как? Нормально, а ты? И я. Ты че делаешь? Ниче, вот с тобой чатюсь, а ты? И я. Ну, давай поговорим о жизни и душе. Давай. Как ты думаешь, что такое жизнь? Я? Да, ты. Ну, жизнь – это то, что сейчас происходит, наше общение, наш чат. Согласен. Жизнь – чат. ЖЖ-жизнь. Вот так они и чатятся. Им хорошо. Представляешь? Смешно или страшно? Ну ладно, Охотник, не буду тебя грузить. А то тебе, наверное, охоту испорчу. ПАКА.
Сразу захотелось что-то ответить этой Настеньке. А что, хорошая она, и думает о том же, о чем и я. Почти так же, как я. Вот интересная вещь, кстати. Человек, который думает о том же, о чем и ты, так же, как ты, уже на этом основании кажется тебе хорошим, «своим» человеком. А почему? Потому, что себя же по определению считаешь хорошим, да? Интересно, есть ли на свете человек, который думает про себя: «Я – негодяй, полный негодяй, мерзавец законченный». Или нет таких людей? Интересно, как о себе думает Сорс? «Человек я, в общем, хороший, ну просто наркотиками торгую, людей убиваю пачками, а кому сейчас легко?»
И все-таки отвечу что-нибудь этой Настеньке. Сейчас. Вот так пусть будет.
Охотник to Настенька
Хороший ты человек, Настенька. Таких в лесу мало. Держись там. Согласен с тобой насчет дневников. Только получается, и ко мне, и к тебе это ведь тоже относится. Ты ведь тоже почему-то не бумажный дневник завела, а?
* * *
Когда Вершинин подъехал к месту забитой «стрелки», вместе с ванильным мороженым в его руке растаяло и терпение Скалы. К этому моменту уже больше часа Скала ни за что ни про что распекал несчастного Щуку, просто потому, что никого другого, на ком можно было бы сорвать свою злость, рядом не было. Вершинин опаздывал уже почти на полтора часа, и это было явное издевательство. Вместо того чтобы получать радость от жизни, что Скала любил и умел, в своем, конечно, понимании, он сидел в машине со Щукой и ждал Вершинина.
