14
Владимир Заметалин также не терял времени понапрасну. Сумасшедшая соседка действительно была отправлена в Разлив, где уже вторую неделю изучала фундаментальный ленинский труд «Империализм как высшая стадия капитализма». Военно-морской оборотень из Главного управления Балтфлота за сравнительно небольшую взятку передал для плавучего ресторана списанный сторожевик, с которого было снято почти все вооружение. Адмирал предлагал и старую дизельную подлодку, однако Гамадрил вежливо отказался…
Сторожевой катер уже стоял у стенки Арсенальной набережной, как раз напротив популярного следственного изолятора «Кресты», где когда-то работал Заметалин. До открытия плавучего ресторана оставались считаные дни, и работы шли форсированными темпами.
Трудолюбивые судоремонтники с Адмиралтейского завода ползали в металлическом чреве и на палубе, звеня «болгаркой», гремя кувалдой и сыпля искрами электросварки. Золотые зубы Эльбруса и Казбека таинственно мерцали в кокпите, который спешно переоборудовался в холодильную камеру для продуктов. Сам Заметалин несколько раз был замечен на носу, у странного возвышения, накрытого брезентовым чехлом. А на лапе якоря сидел шустрый золотозубый мальчонка кавказской национальности – маленький Магомедик, племянник Ахмеда. То и дело макая в ведро с краской широкую кисточку, он тщательно выводил на обшивке название будущего кабака.
Бывший лагерный офицер со свойственной ему проницательностью уловил витавшие в народе криминальные настроения. Да и место стоянки напротив следственного изолятора навевало на меланхоличные мысли о «тюрьме и воле»… Плавучий ресторан было решено назвать скромно и со вкусом – «Блатхата». Соответствующий антураж и интерьеры уже разрабатывались лучшими дизайнерами Управления исполнения наказаний.
Ахмед, окончательно поверивший в коммерческие таланты Заметалина, сменил место дислокации – теперь вагончик «Русской шавермы» возвышался на набережной, у самых сходней «Блатхаты». Это место казалось кавказцу более безопасным, чем метро у улицы Чернышевского. Передвижная точка фаст-фуда и тут приносила немалую прибыль; ведь в качестве мясной начинки кавказцы использовали «Ушастого отморозка»…
…Осмотрев ход работ и оставшись весьма довольным, Гамадрил спустился по сходням к вагончику и без стука зашел внутрь.
– Ну что, Ахмед! – довольно улыбнулся он и, достав из холодильника бутыль коньяка, нацедил себе полтишок. – Все путем. Через недельку открываемся. Рассчитываю на аншлаг. Так что повалят к нам клиенты со всего города и повезут сюда своих глупых накрашенных телок, чтобы с комфортом пить водяру на Неве… И все будут оставлять на «Блатхате» свое бабло. Ты, кстати, насчет меню подумал?
Кавказец протянул компаньону вакуумную упаковку с изображением лукавого кролика, неуловимо напоминающим логотип «Плейбоя». Рефрижераторные фургоны с таким фирменным знаком давно разъезжали по городу, но Гамадрил как-то не обращал на них внимания.
– Вот с этим шаверма лучше всего продается, да? – буркнул Ахмед, с неудовольствием глядя, как бывший гражданин начальник пьет его коньяк.
– «УШАСТЫЙ ОТМОРОЗОК», – прочитал будущий ресторатор. – «Изготовлено из экологически чистой крольчатины. Звероколхоз «Ленинградский», производитель – ЗАО «Группировка Ленинград»… Как?!
С минуту Заметалин молчал, оглушенный. Он медленно выцедил коньяк, откинулся на спинку стула и непонятливо уставился на мороженую крольчатину.
– Неужели… они? – пробормотал бывший лагерный офицер.
Название фирмы-изготовителя вкупе с красноречивой этикеткой мгновенно воскресило в его памяти полузабытую картину: разгромленная бухаловка «Кроликовод», бездуховные саяно-шушенские, посланные за Батей, и страшный Данила Черняев с огромным бильярдным кием наперевес…
– Где взял? – поинтересовался Заметалин, медленно приходя в себя.
– Где все берут. И я, и Казбек с Эльбрусом, и маленький Магомедик. На оптовый база в Купчино. Там у них консервный завод, какие-то чурки кроликов консервируют, – сообщил Ахмед, немало удивленный состоянием компаньона.
– А кто там еще, кроме чурок? – поспешно перебил Гамадрил.
– Руководитель там пожилой мужчина, аксакал. Руки у него такие синие-синие, как баклажан, да? Его там все очень уважают, называют «отец родной»…
– Может, Батя? – с напряжением в голосе уточнил Заметалин.
– Или батька, – вздохнул Ахмед, и на его узком лбу обозначилась сиротливая морщинка. – Не помню. А помогают ему четыре молодые мужчины… Банда четырех, да?
Сомнений быть не могло…
Спустя несколько минут Заметалин лихорадочно набирал телефонный номер головного офиса саяно-шушенских, без труда обнаруженный в Интернете на рекламном сайте группировки. Сбросив информацию на автоответчик, он с чувством исполненного долга уселся напротив Ахмеда. Достал еще одну рюмку, разлил коньяк и продолжил душевно:
– Считай, что той банды четырех уже нет в живых. Ну что, уважаемый Ахмед… Я хочу выпить с тобой за расцвет нашего бизнеса. А также – за смерть всех этих батек, которые мешают нам жить!..
Чоканье, как и положено в подобных случаях, не производилось.
– …Если мы их сегодня не приземлим, я вас всех закопаю! – сдавленно молвил Аркаша, зыркая на Шанкра сквозь плексигласовое забрало авиационного шлема.
Небольшой вертолетик медленно плыл над старинными крышами Санкт-Петербурга. Негромко рокотал двигатель, рыжее апрельское солнце дробилось во вращающихся лопастях. Пилот уверенно ворочал штурвалом, то и дело посматривая в штурманскую планшетку.
– А приземлять «Группировку Ленинград» надо конкретно. Совсем оборзели. Даю наводки, – чуть подобревшим голосом продолжил саяно-шушенский авторитет, разворачивая на коленях карту города. – Они тут, оказывается, нехилую капусту косят. Тема у них – Ленобщепит: кабаки, пивняки, тошниловки и бухаловки. Информацию мне вчера на автоответчик скинули. Наверное, конкуренты по бизнесу. Проверил – сошлось. Уже по своим накидкам я прокачал, что они городской зоосад собираются крышевать. У них сейчас «терка» с директором. В зоосаде мы их и приземлим!
– Интересно, а кого это в зоосаде можно крышевать? – непонятливо завертел головой Шанкр.
– Кого, кого… Волчин позорных!
Вертолет уже рокотал над серыми гранитами набережной. Винты уверенно врубались в глубокую невскую синеву. Пилот включил наружный обдув носового блистера и скосил глаза вниз. По мосту лейтенанта Шмидта медленно продвигалась внушительная колонна породистых джипов и лимузинов.
– Вроде наши! – узнавающе оценил Шанкр. – Ты что – всех пацанов собрал?
– Естественно… – лидер саяно-шушенских достал красный фломастер и, хищно занеся его над картой, молвил в микрофон: – Первая бригада – как связь? Слушай задачу. Вы должны блокировать все входы-выходы и въезды-выезды, а также оцепить территорию зоосада по периметру, чтобы ни одна падла не ушла. Это квадраты Е-4, Е-5 и D-5. Вторая бригада – слышите меня? Прием. Ваша задача незаметно рассредоточиться по всему зверинцу. Квадраты Е-6, Е-7, D-6 и D-7. Усвоили? Третья бригада. Да, я. Вы остаетесь на подстраховке, в резерве. Рисую конкретную задачу: всех в пределах видимости – шмалять в капусту. Батю брать только живым. Он мне как консультант нужен…
Фломастер в руках Аркаши испещрял карту стремительными алыми стрелами. В этот момент он очень походил на фельдмаршала фон Лееба, замыкающего Ленинград в смертельные клещи блокады.
– А если какие-нибудь посторонние? – резонно возразил Шанкр. – Ну, типа школьников или академиков… Их тоже того… в капусту?
Аркаша полоснул Шанкра таким жутким взглядом, от которого тому захотелось немедленно сократиться в инфузорию.
– Я же сказал: всех – в ка-пу-сту! – ощерился он и, кивнув на казенник курсового пулемета, добавил глумливо: – Сюда садись… Гуманист!
– Через минуту – зоосад! – объявил пилот.
Под прозрачным носовым блистером уже плыли нежные изумрудные кроны, низкие крыши и решетчатые вольеры, выглядевшие с воздуха совершенно игрушечными. У главного входа стояло несколько джипов, и их боевые экипажи споро рассредоточивались вдоль ограды.
– Лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик! – неожиданно высказался Шанкр.
– На хрена нам наш Бандитский Петербург бомбить? Мы же с него долю имеем! – слегка удивился Аркаша.
– Да нет, это просто стих такой есть! – последовало опровержение. – Мне его один мужик рассказал, сосед по подъезду. Прикинь, мужик этот еще в семидесятые любил по пьяному делу с крыши на всех поссать. Так его за это каждый раз менты по хулиганке закрывали. На «хате» познакомился он с одним поэтом, типа Есенина. Тот по тунеядке сидел. Душевные такие стихи писал… Про бомбардировщик, а еще вот это: «Входит мусор с криком «Хватит!», прокурор слезу квадратит…» Так этот чудак через год по израильской визе в Штаты свалил, а потом выяснилось, что в Швеции ему какую-то премию в «лимон» баксов отсыпали!
