Разумеется, изображения с видеокамер на автоматах поступали на карту памяти ТБ-6 и записывались на ней, но он мог выбирать повтор и снова раз за разом воспроизводить понравившийся отрывок.
И вот сейчас он просматривал картинку, отснятую седьмой камерой, наверное, уже в четырнадцатый раз подряд. Этот автомат держал в руках Махир, самый зрелый и самый надежный из всех боевиков – тот, который убил Санта-Клауса. Дрожащее видеоизображение застывало не сразу, но даже когда дуло обводило заложников, выбирая наугад пятерых обреченных и выхватывая их из толпы в мельтешении абстрактных силуэтов и черно-бело-серых образов, можно было отчетливо разглядеть некоторые кадры: выражение ужаса в глазах женщины, угрюмый опущенный взгляд старика, тупое безразличие на лице ничего не понимающего подростка. Затем картинка снова становилась смазанной: Махир выводил их на расчищенный пятачок и ставил на колени. Пока что никто еще не догадывался о том, что будет, потому что это выходило за рамки их понимания. Америка еще не успела познакомиться с той бессмысленной жестокостью, таким презрением к человеческой жизни, свойственным борцам за веру. Ах да, конечно, две тысячи девятьсот человек во Всемирном торговом центре, но то была безликая цифра, не имеющая конкретного смысла. Смерть же этих пятерых окажется гораздо более ужасной и навечно запечатлится в западном сознании, когда новость попадет во Всемирную паутину. Однако это случится еще только через несколько дней.
Итак, вернемся к настоящему. Пять человек, стоящие на коленях, опустив руки. Махир замирает на месте, дуло его автомата больше не мечется по всему комплексу, и нечеткость изображения уменьшается до редких шальных электронов. Крошечная видеокамера взирает вперед из-под ствольной накладки и видит дуло как черный расплывчатый зубец в правом верхнем углу экрана, навечно закрепленный в изображении.
Женщина первая. Камера показывает крупным планом ее затылок, так как Махир буквально прижимает дуло ей к голове. Женщина даже не догадывается о том, что ей суждено войти в историю, и мирно ожидает избавления, которое никогда не наступит. Вспышка, изображение дергается, становится смазанным, облачко дыма – и картинка снова замирает, наполняясь светом, так как женщина падает вперед, чуть вздрагивает и застывает, мгновенно прекратив свое существование. Вместе с животной смертью тело перестает контролировать мышцы, они разом расслабляются, и женщина валится вперед, словно взорванное здание, прямо на пол. Входная рана почти не видна, потому что пуля прошла сквозь волосы, опалив их, раздвинув на мгновение, но они по-прежнему скрывают повреждения, полученные хрупким черепом.
Дуло поворачивается к следующей жертве, мужчине. Тот оглядывается на своего палача, и его глаза округляются от животного ужаса. Вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, изображение застывает. Мужчина валится вбок, из кадра. Дальше очередь молодой женщины, полностью погруженной в отчаянную молитву. Она вся съежилась, подбородок вибрирует в такт причитаниям о загробной жизни и взываниям к божеству, из которых состоит официальное обращение к высшей силе; затем вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, изображение застывает. Нечто необычное. Женщина не падает сразу, а по какой-то причине остается стоять на коленях еще секунду-другую, и только потом словно плавится изнутри, как будто ее сердцевина становится жидкой, и буквально отлетает вперед.
Четвертым идет старик, он пытается в гневе встать и наброситься на своего палача, поэтому камера дергается дважды – сначала когда Махир, как томагавком, оглушает старика дулом автомата, заставляя его снова опуститься на колени, и затем опять вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, скрывающее сам выстрел. Разочарование, потому что пуля попадает старику над ухом и опять исчезает в волосах.
Последний кадр лучше всего. Это подросток, скорее даже ребенок. Щуплый, светловолосый. Лет тринадцать-четырнадцать. Вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, но голова взрывается, превращается в нечто настолько стремительное, что это даже не успевает запечатлеть видеокамера: это уже не голова, а какой-то разбитый, опустевший сосуд, начисто лишенный связи с представлениями об анатомии человека. Он лопается, однако кости подростка такие легкие, а мускулатура настолько несущественная, что его падение получается совершенно незрелищным.
Махир отступает назад и небрежно обводит дулом свою работу. На полу пять тел, оскверненных, лишенных всего человеческого, запечатленные жестокой черно-белой видеографией камеры, закрепленной на автомате. Махир обходит вокруг казненных, держа дуло направленным на них на тот случай, если потребуется сделать еще один выстрел, но все пятеро мертвы, застыли неподвижно, словно мешки с тряпьем, а позади на каменных плитах пола скапливается общая лужица крови, подпитываемая из пяти источников.
Сидя в окружении мониторов, Эндрю нажимает клавишу на клавиатуре и снова выводит на экраны изображение в реальном времени с видеокамер на дулах автоматов. Он вынужден признать, что эти камеры оказались совершенно бесполезными, если не считать редких, особых случаев, вроде того, за которым он только что наблюдал. В основном это мельтешение пола, поскольку ребята бродят туда и сюда, и иногда можно увидеть поникших заложников, объятых ужасом, или взглянуть вдоль пустынного пассажа, когда того или иного парня отправляют с каким-нибудь заданием.
Эндрю смотрит на часы. Пора.
От 17 часов 48 минут
до 17 часов 55 минут
Это было все равно что получить удар по голове лопатой для уборки снега. В первую очередь это была даже не боль, а шок, поскольку весь мир разлетелся на безумные осколки, память очистилась, а сознанием полностью завладело ощущение, которое лучше всего можно было описать словами: «Это еще что такое, твою мать?» Казалось, прошло несколько минут, прежде чем вернулась ясность мышления, а именно мыслью: «Я только что получил пулю в голову». Однако следующий логичный вопрос: «Почему я еще жив?» – так и не оформился. Вместо этого колени Рея подогнулись словно ватные, он распластался на полу в первобытной панике и быстро забился в какой-то закуток в стене, где ему пришлось делить несколько квадратных футов вместе с фонтанчиком питьевой воды.
Рей заставил себя все вспомнить: первым делом кто он такой, затем вспомнил, как тридцать один год назад тискал левую сиську Лизе Фонг в раздевалке средней школы номер два военно-морской базы Субик-Бей, потом что находится в торговом центре, захваченном гуннами, и только после этого до него дошло, что в него стреляет снайпер. В него! Подумать только! Рей втянул в себя грудь, на тот случай, если какой-нибудь ее дюйм выступал за край фонтанчика с водой, приглашая сделать новый выстрел. И еще он осознал, что попал в ловушку.
Конечно, можно было рискнуть и побежать, но даже сейчас снайпер, где бы он ни находился, не спускает с него глаз, жадно массируя перекрестием прицела край стены, спасшей Рея от смерти. Он постарался думать: а что, если боевики захватили с собой снайперов и рассовали их по всему комплексу на тот случай, если начнется движение тех, кто прячется в магазинах на верхних этажах? Однако это предположение было чересчур натянутым. Да, такое возможно, но… это полное безумие, и, следовательно, этого не может быть.
Следовательно, что за хрен в него стрелял? И почему он промахнулся?
Для того чтобы сделать следующий шаг, не требовалось быть гением. Естественно, это стрелял снайпер правоохранительных органов, вероятно, с противоположной стороны атриума, с другого балкона второго этажа. Он входит в состав группы, которой каким-то образом удалось проникнуть внутрь комплекса, и теперь она выдвигается на исходные позиции для штурма. Снайпер смотрит в оптический прицел, видит типа с «калашниковым» и платком на голове, понимает, что у него есть цель, получает разрешение (а может быть, и нет?). И он всаживает Рею пулю в голову, но только по какой-то причине промахивается.
«Чтоб тебе пусто было, Джек», – подумал Рей.
Однако это пожелание Джеку никак не решало насущной проблемы. И чем больше думал Рей, тем очевиднее для него становилось, что снайпер находится не напротив и даже не выше, на третьем или четвертом этаже, а значительно выше. Судя по всему, он стрелял через окно в крыше. Если бы снайпер находился на одном уровне с Реем, он ни за что бы не промахнулся, однако если он был высоко, то угол прицеливания получился острым. Если стреляешь вниз, нужно обязательно целиться ниже, поскольку пуля попадет выше точки, куда целиться. Снайпер забыл это правило и взял в перекрестие прицела голову Рея, и пуля прошла выше, пробив платок, но лишь скользнув по макушке, пролив красную жидкость, но не затронув серое вещество. Но, твою мать, было очень больно.
