Владлен Михайлович мог бы не тратить слов на предупреждения: Мартынов и без него знал, что его ожидает. Он знал даже больше, чем говорил Самарин: можно было не сомневаться, что дело не ограничится простым увольнением. Иногда он словно наяву видел свое тело, выброшенное волнами на берег где-нибудь в районе того же Ильичевска. Так сказать, увольнение с занесением в Книгу Мертвых…
Такая перспектива не устраивала Станислава Мартынова, а отказаться от выпивки он просто не мог: в конце концов, это была одна из немногих доступных ему радостей. Он уже не первый день ломал голову в поисках выхода, и вот теперь ему показалось, что выход найден. На радостях он частично утратил присущую ему осторожность и с самым невинным видом поинтересовался:
– А что повезем, Владлен Михайлович?
Владлен Михайлович замер, не донеся чашку до рта, и снова уперся в него тяжелым взглядом.
– Золото, – спокойно сказал он, – бриллианты.
– Виноват, – засуетился Мартынов, – сморозил. Действительно, какое мое дело?
– Действительно, – согласился Владлен Михайлович. – Теперь вот что. Сегодня вечером мне понадобится пара человек.
– Какого рода дело? – быстро спросил Мартынов.
– Дело самое простое, – ответил Самарин. – Погрузочно-разгрузочные работы, любой стройотрядовец справится. Так что желательно, чтобы у ребят были плечи пошире, а лбы поуже.
– Этого добра хоть отбавляй, – искренне сказал Мартынов.
– Вот и славно. Да, и еще мне нужна машина.
Желательно, чтобы это был внедорожник – не новый, но надежный.
– А что с вашей машиной? – спросил Мартынов.
– С моей машиной все в порядке. Я хочу, чтобы так было и впредь, поэтому и прошу у вас что-нибудь этакое.., полугрузовое. Ящики тяжелые.
– Так может, микроавтобус?
– Что ж, пожалуй, подойдет. Давайте микроавтобус. Темнеет у вас тут рано, так что пусть подъезжают часикам к десяти. Дом отдыха «Волна» знаете?
– Да кто ж его не знает!..
– Вот туда пусть и подъезжают.
Он выбил трубку о край пепельницы, одним глотком допил кофе и встал.
– Провожать не надо, – бросил он, кинув на скатерть мятую купюру, и быстро вышел.
Мартынов проводил его взглядом и с независимым видом нахлобучил на голову свою кепку.
– Громовержец сраный, – тихо сказал он и, повысив голос, подозвал официантку. – Вот что, тетя, – сказал он ей, – принеси-ка мне граммов двести пятьдесят водочки и что-нибудь занюхать,..
* * *
На подъезде к городу автобус дважды останавливали, и оба раза задерганная сопровождающая Галка выходила из салона, зажимая в кулаке свернутые в тугую трубочку купюры. Дверь она за собой не закрывала, и пассажирам автобуса стало известно о существовании дорожного и экологического налога, а также о том, что некий лейтенант Кобылюк имеет троих детей и маленькую зарплату. Растроганной последним сообщением Галке пришлось вернуться в салон и порыться в своей сумочке – похоже, того, что находилось у нее в кулаке, лейтенанту Кобылюку и его детям было мало.
Больше остановок не предвиделось: дорога под палящим солнцем настолько всех измотала, что любую задержку встречали коллективным нытьем и возмущенными репликами с мест. Больше никого не тянуло перекусить в придорожном кафе, и никто не изъявлял желания останавливаться возле очередной кучи дынь или арбузов. Даже квасная бочка с надписью «Крымские вина», стоявшая посреди чистого поля, не вызвала в народе энтузиазма, хотя приставленный к бочке подросток в длинных ситцевых трусах и распахнутой на голом загорелом животе грязной белой курточке, завидев приближающийся автобус, долго махал рукой, зазывая потенциальных покупателей.
Покупатели не стали угощаться крымскими винами.
Они мечтали помыться и отдохнуть, а больше всего на свете они хотели перестать наконец ехать.
Разговоры как-то сами собой сникли, и даже два молодых оболтуса, впервые, судя по всему, вырвавшиеся из-под родительского надзора, перестали плескать засаленными картами и гоготать противными голосами. Кое-кто, окончательно сморенный этим бесконечным движением по плоской серо-желтой земле, опять уснул, остальные с тупой покорностью смотрели на экран телевизора, где Арнольд Шварценеггер проходил сквозь стены и непрерывно стрелял с бедра.
Это зрелище снова напомнило Дорогину об утреннем инциденте. Ему захотелось обернуться и отыскать глазами пляжного атлета, но он сдержался.
Зато большеголовый приятель нового дорогинского знакомого был виден ему как на ладони. Он сидел в кресле боком, свесив ноги через подлокотник на середину прохода. Штанины его легких полотняных брюк высоко задрались, так что все желающие могли убедиться в том, что носки у Шурупа белые, а икры худые, незагорелые и волосатые. Дорогая отвел глаза: зрелище было довольно неаппетитное, а хозяйская поза этого отморозка вызывала острое желание взять его за ноги и выкинуть в окно вместе со стеклом.
Шуруп скучал. Такое долгое бездействие претило его деятельной натуре, в пиджаке было тесно и душно, и Шуруп чувствовал, что понемногу сатанеет. Он пытался занять себя разговором с Кравцовым, но шум двигателя, хотя и негромкий, заглушал слова, и приходилось все время орать. Он попытался подсесть к Галке, но Галка, озабоченная таинственной болезнью Гогича и предстоящими по прибытии на место хлопотами, была не в настроении, дала ему по рукам и обозвала вонючим головастиком. «На себя посмотри, лахудра кривоногая», – огрызнулся обиженный Шуруп и вернулся на свое место.
Некоторое время он сидел смирно, от нечего делать поигрывая под пиджаком предохранителем пистолета и воображая, какая морда сделалась бы у того орла, который утром так красиво умыл Пузыря, если бы ему показать пистолет. В штаны бы небось наложил, прямо при своей бабе… А баба у него ничего, решил Шуруп. Вполне на уровне. Я бы не отказался…
Это была идея. «А что, – загораясь, подумал Шуруп, – почему бы и нет? В конце концов с этим хмырем все равно придется разбираться. Пузырь этого так не оставит, да и мне его рожа не нравится. Так почему бы заодно не развлечься? Пустим ее по кругу, на троих. Мы с Пузырем бросим жребий, кому первому на нее залезать, а водила пусть в хвост пристраивается, большего он не заработал…»
Почувствовав приятное возбуждение, Шуруп оставил в покое предохранитель пистолета и запустил руку поглубже в карман брюк – там тоже было с чем поиграть. Теперь для полного кайфа не хватало только сигареты, и Шуруп не долго думая закурил, выпустив дым толстой струей прямо в экран телевизора.
Сидевшая напротив Галка недовольно покосилась на него, но промолчала. «И правильно, – подумал Шуруп, отвечая ей ленивым презрительным взглядом из-под полуопущенных век, – молчи, дешевка кривоногая, а то и до тебя доберусь. Не посмотрю, что тобой только ворон пугать…» Следующую струю дыма он прицельно направил через проход, норовя попасть Галке в физиономию, и тут возмутилась одна из педагогических теток.
– Вы что, молодой человек, с ума сошли? – спросила она, выставляя в проход голову со старомодной укладкой, на которой было столько лака, что она казалась накрахмаленной. – Что это вы выдумали? Тут женщины, а вы курите, как у себя в сортире. Тут дети, в конце концов!
Шуруп не ответил, продолжая меланхолично пускать дым в потолок. Кравцов покосился на него в зеркало и ухмыльнулся. Он любил крутых парней и сам был не прочь поиздеваться над пассажирами – конечно, не в такой открытой форме.
Любительница повозмущаться не унималась.
Поддерживаемая своими коллегами, она с трудом высвободила из кресла свои телеса и нависла над Шурупом, который демонстративно смотрел в сторону, словно не замечая ее.
– Немедленно потушите сигарету! – потребовала она. – Вы что, не слышали? Здесь полный автобус детей!
– Да чихал я на твоих детей, – лениво откликнулся Шуруп и выпустил струю дыма ей в лицо. – А тебя выбираю, если не забьешь свою пасть.
Тетка хватанула ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и закашлялась, потому что вместо воздуха в ее легкие попал дым.
– Уйди отсюда, мать, – сказал ей Шуруп. – Смотри, заплевала всего, как верблядь… А вдруг ты трипперная?
– Водитель, – с трудом прохрипела та, – что же вы смотрите? Прекратите это хулиганство!
– А что я, – не оборачиваясь, сказал Кравцов. – Я водитель, а не омоновец. И потом, вы же первая к нему пристали.
– С неприличным предложением, – добавил Шуруп и заржал.
Дорогин встал и выпрямился в проходе. Тамара схватила его за руку.
– Не надо, – сказала она, просительно глядя на него снизу вверх.
– Да я и не собираюсь, – ответил Сергей, улыбнулся и мягко высвободил руку.
– Сергей… – начала Тамара, но Дорогин уже двинулся к переднему сиденью.
Шуруп, заметив его приближение, опустил ноги на пол и наблюдал за ним с выражением насмешливого интереса. Впрочем, Дорогин видел, что интерес этот наигранный: губы у Шурупа слегка подрагивали, и он все время шарил глазами, словно побаиваясь смотреть противнику в лицо.
