Ознакомительная версия.
– Да не хочу я, – отмахнулся тот. – Сами пейте это собрание тропических лихорадок.
– Нормальная вода. – Карпатов пожал плечами и сделал глоток.
Он смочил водой промасленную ветошь и положил Сереге на лоб. Тот тяжело дышал, бусинки пота ползли по переносице. Но нож Серега не отдавал, бормотал, что не покинет этот свет, пока не унесет с собой в могилу хотя бы одного козла.
Потом ему стало легче, он приподнялся, утер рукавом пот и спросил:
– Ну, что, командир, долго тут сидеть будем?
К ним подобрался Витек и с любопытством воззрился на старших товарищей.
– Иди сюда, – позвал Глотов хохла.
Бортинженер поднялся, вздохнул, как перед новой казнью, и присоединился к коллективу.
– Все в сборе, – пошутил Карпатов. – Как насчет повестки дня?
– Сам знаешь, – процедил Глотов. – Будем выбираться. Это без вариантов. Сейчас нужно уходить, пока в тюрягу не увезли.
– А сколько их? – испуганно спросил Вакуленко.
– Да хрен бы знал. Трое, четверо. Работаем так. Разматываем ногу Сереге, пусть видят, что кровь рекой. Обнажишь ножку, Серега?
– Да хоть обе, – буркнул тот. – Могу и трусы снять.
– Отлично. Потом замотаем обратно. Серега стонет, корчит из себя умирающего. Один из этих басурман спускается. Им наши трупы не нужны. Витек его хватает за ноги вон оттуда…
– Дельный план, – стараясь не выдавать иронии, одобрил Карпатов. – И что будет?
– Будет автомат. – Глотов как-то настороженно покосился на командира.
– А потом? Все будут выходить по одному и подставляться под пули? Разнесем стеклянный потолок, чтобы нас им накрыло?
Глотов досадливо поморщился. Серега уставился на Карпатова так же добродушно, как агроном прогоревшего колхоза на колорадского жука.
– А потом я встану тебе на плечи и вылезу наружу, – тихо объяснил Глотов. – Дальше буду действовать по обстановке.
– А если они вдвоем спустятся? – спросил Вакуленко.
«А если вообще ни одного?» – подумал Карпатов.
– Вот если бы да кабы… – не сдержался Глотов. – Ну чего ты паникуешь раньше времени, Вакула? Двух завалим.
– Ой, хлопцы!.. – пискнул Вакуленко и начал обрастать гусиной кожей.
– Прорвемся, мужики, – зашипел Витька.
У него лихорадочно блестели глаза, он весь напрягся, заискрился.
– Вперед, по коням. Я тут буду, нормально? – Он отобрал у Сереги ножик, отпрыгнул к стене и застыл в нелепой, хотя и недвусмысленной позе.
– Сможешь горло перерезать этой картонкой? – засомневался Карпатов. – Вот этим дохлым лезвием?
– Нормальное лезвие, – возмутился Глотов. – Сам посмотри. – Он неосмотрительно сунул командиру нож.
Карпатов оценил визуально длину клинка, «эргономические» показатели, попробовал пальцем заточку. Он скептически покачал головой и вместо того, чтобы вернуть нож, вставил лезвие в щель между плитками и нажал. Оно крякнуло и сломалось.
– Все! – Командир экипажа вздохнул. – Никто не будет тупить, делать то, что не умеет, и все мы проживем долгую и счастливую жизнь.
Летчики потрясенно молчали. Вакуленко облегченно вздохнул и отвернулся.
– Сука! – Серега разочарованно выдохнул. – Какая же ты сука!
– Объясни, Карпатов! – потребовал Глотов. – Сам же говорил – бежать надо.
– Говорил, – согласился командир экипажа. – Но где, когда? Не ожидал от вас такой дурости. Вы знаете, где мы? А как мы с раненым Серегой поступим? А как те, кто выживет, потом в глаза друг другу смотреть будут?
– Так, Карпатов!.. – зловеще протянул Серега. – Обо мне, стало быть, позаботился?
– И о тебе, недоумок.
– А ты кто такой?! – Серега взвизгнул, подпрыгнул, схватил Карпатова за жилетку, рванул ее. – Ты кто такой, я спрашиваю?!
Владимир Иванович оттолкнул Серегу.
– Я твой командир!
Но тот вцепился мертвой хваткой, оба полетели в угол, упали, завозились. Серега норовил достать командира коленкой, но тот блокировал его ноги. Бить больного ему не хотелось.
– Трепло ты, Карпатов! – пыхтел Серега. – Трепло и трус! И больше ты никто! И звать тебя никак!
Соперники рванулись, распались, как половинки разрубленного полена, вскочили, тяжело дыша. С Сереги ведрами катился пот, он плевался яростью. Сжались кулаки, тело превращалось в упругую пружину. Глотов сделал знак Вакуленко с Витькой, мол, не мешать! Экипаж расползся по стеночкам. Все понимали, что конфликт – это прыщ, который непременно лопнет. А наверху уже столпились благодарные зрители, стучали по стеклу, жаждали яркого зрелища.
Карпатов ждал. У него неприятно покалывало в груди, хотя проблемы с сердцем не возникали уже давно. Серега точно выжил из ума, бросился по-настоящему, с воплем. Карпатов отклонился, Серегины кулаки промолотили пустоту. Он понял свою ошибку, сменил направление и ведь достал. Ухо Карпатова обожгло.
Охрана азартно завопила. Один – ноль!
От боли, от жуткой несправедливости у командира экипажа отшибло разум. Он отбился от Сереги затрещиной и перестарался. Как тут рассчитаешь? Серегу закачало, глаза сбились в кучку, рука, несущая возмездие, опала плетью. Тут же между дерущимися вкрутился Глотов, оттолкнул Карпатова, хотя тот бить повторно не собирался, подхватил Серегу под мышки, поволок в угол.
Подскочил Витька, показал гогочущей охране средний палец и завопил:
– Все, козлы, гладиаторы устали, валите по своим мечетям! – и неумело стал их передразнивать: – Га-га-га. Курдым-бурдым!
Железная лестница свалилась им на головы, когда экипаж спал. Прошли сутки или двое. Их били под дых, волокли к лестнице. Подали «карету». Машина плясала на ухабах, объезжала воронки. Летчиков везли обратно в тюрьму.
Они въехали в пригород Кандагара, пострадавший от артобстрела. Машина тряслась по узким улочкам. Мимо проплывали обгоревшие строения, меж которых сновали сумрачные тени. Валялись взорванные машины, искореженные, с выдранной требухой. Попадался встречный и попутный транспорт. Люди возвращались в жилища, налаживали мирную жизнь.
У тюрьмы стоял дряхлый старец с морщинистым лбом, стянутым черной шиитской повязкой, и пристально смотрел на пленников. Тюрьма практически не пострадала, не считая нескольких поваленных деревьев за забором и прорехи в ограде, которую уже заделали тяжелым бутом. В тюрьме осталось даже электричество. Возможно, линия не пострадала, или же местные умельцы уже подсуетились.
Пленников загнали во двор. За ними захлопнулась калитка.
– Прибыли. – Глотов мрачно озирал двор, заваленный хламом, внушительную воронку от взрыва. – Второй сезон затянувшегося сериала.
Внутри все осталось без изменений. Серега скатал свою постель и, демонстративно не глядя на Карпатова, уволок ее в соседнюю каморку.
– Ты чего? – не понял Витька.
– Он храпит, – объяснил Серега. – Вы как хотите, а я с ним спать не буду.
Он демонстративно хлопнул рассохшейся дверью. Остальные угрюмо уставились на командира. По лицу Карпатова было трудно понять, о чем он думает. Владимир Иванович добрел до стены, гвоздем добавил две черточки, свернулся на своей лежанке.
В округе этой ночью царила гробовая тишина. Война взяла тайм-аут. Храпел в своей каморке Серега, тихо спал настрадавшийся Витька, стонал, кряхтел и бредил Вакуленко. Глотов со своей лежанки наблюдал за некурящим Карпатовым. Тот стоял в проеме и дымил. Глотов тихо приблизился. Капитан не дрогнул, он давно уже чувствовал взгляд.
– Мазохизмом страдаешь, Владимир Иванович?
– Балуюсь, – тихо отозвался Карпатов. – Поздно начинать в моем возрасте.
Помолчали. В округе властвовала тишина. В воздухе до сих пор ощущался запах гари.
– Холодает. – Карпатов поежился. – Чуешь? А зимой тут, говорят, вообще дубак.
– Знаю, – согласился Глотов. – Зимой тут до ноля бывает. А на Саланге даже летом снег идет. Постоянные заносы, бураны.
– Ну да, ты же здесь…
– Неплохо проводил время. С восемьдесят второго и до упора. – Он закатал рукав.
На плече в лунном свете блеснула десантная татуировка.
– Спрячь, – прошептал Карпатов. – Если увидят, тебе не жить.
– Что ты решил? Ты ведь командир у нас, правильно?
– Правильно.
– Командир, – повторил Глотов. – Хотя формально мы люди гражданские. Вот поэтому я не свернул тебе шею в яме. А был соблазн. Все на тебя смотрят – и Витька, и Ромка, и я. Ты один принимаешь решения.
– Свои решения – да. Но не Серегины.
– Так будь же, блин, командиром! Веди себя достойно. Командуй.
– Поехали, – улыбнулся Карпатов. – Еще одна воспитательница.
– А как ты хотел? – резко спросил Глотов. – Будь мужиком, Карпатов! Нашим мы на хрен не нужны, у них свои глобальные проблемы. Талибы нас не выпустят. Будут торговаться, обещать, требовать, держать, пока хоть какая-то польза от нас будет. А кончится польза – зарежут. Как баранов. Уж мне ли не знать, как это делается. Я прошел через это. Я не баран. У меня гордость есть.
Ознакомительная версия.
