Ознакомительная версия.
Появление Христофора тоже не вызвало удивления ни у Хагена, ни у Джамалудина. Можно было подумать, что они получили копию секретной телеграммы ФСБ. Можно было даже подумать, что они не дают себе труда скрыть, что начальник УФСБ, раскатывающий повсюду на бронированном «мерсе», подаренном ему Джамалом, считает долгом делиться с террористом номер один республики сверхсекретными телеграммами.
Христофор Мао поздоровался с Джамалудином и Хагеном, а потом он подошел к киллеру и спросил, почему тот стрелял в главу «Авартрансфлота». Киллер посмотрел сначала на начальника АТЦ, потом на брата президента республики, вздохнул и ответил:
– Его тачка подрезала нашу. Вот мы развернулись и погнались за ним, чтобы разобраться. Кому он сдался, на него покушаться! Мы просто хотели предъявить ему за тачку.
Христофор Мао хотел было поговорить с киллером без свидетелей, но тут брат президента республики положил ему руку на плечо и спросил, обедал ли он, и они поехали в какой-то ресторан с каменными рюшечками и глубокими креслами, и Джамал, широко улыбаясь, спросил, зачем он приехал.
– Дружить, – улыбаясь еще шире, ответил Христофор.
Они дружили полтора часа, смеялись и ели; и когда Христофор заикнулся, что надо бы допросить ребят, Джамалудин заверил, что протоколы допроса ждут его прямо в машине.
– Послушай, – сказал Джамал, – чего доставать раненых? Пацаны вообще ни в чем не виноваты. Они всего-то и хотели, что поговорить с Сапарчи, а этот черт начал стрелять. Четырех подстрелил! Мы тут что, куропатки? Это против него надо возбуждать дело!
– Я их должен допросить сам, – сказал Христофор.
– Э, – сказал презрительно Хаген, – с какой стати простой проверяющий из Москвы будет допрашивать простых хулиганов? У нас тут резкие люди, неправильно могут понять. Видишь, что творится в республике: едут себе люди, их подрезали, раз – и труп.
И белокурый эсэсовец расхохотался так, что в кишки Христофору словно натолкали колотый лед.
Когда Христофор Мао вышел из ресторана, Джамалудин проводил его до машины, и Христофор с изумлением заметил, что это не «мерс» «Авартрансфлота», на котором он приехал в больницу, а новенький черный «порше-кайенн».
– А где моя машина? – спросил Христофор.
– Это твоя машина, – сказал Джамал, – бери! Для хорошего человека ничего не жалко!
Христофор покраснел; потом побледнел; руки его вспотели. Когда он сел в машину, он обнаружил на сиденье дипломат, а в нем показания четырех ребят, устроивших перестрелку на Хачатурова. Кроме показаний, в дипломате были доллары, и их было вдвое больше, чем тех, что дал Сапарчи.
Христофор обнялся на прощание со своими новыми друзьями, нажал на газ и уехал.
* * *
Через час Джамалудин заехал в Дом на Холме. Он сказал брату, что проблема с московским проверяющим решена.
– Этот Христофор, – промолвил Джамалудин, – мелкий взяточник и трус. Когда Хаген сказал ему про то, что у нас застрелить могут любого, он свернулся, как несвежее молоко на огне. Эта история закончена.
– Эта история только начинается, – ответил Заур, – не думай, что если он взял деньги, он забыл слова Хагена. Самые большие гадости делают самые мелкие люди.
* * *
Что же касается Христофора Мао, то он поехал обратно к Сапарчи. Сапарчи в это время был не в кабинете, а в спортзале. Он подтягивался на перекладине, страхуемый охранником, а инвалидное его кресло стояло в сторонке. Сапарчи подтянулся десять раз, а потом еще десять и еще пять, и наконец охранник снял его и положил на ковер. Сапарчи бросил подтягиваться и стал выжимать штангу.
Мао подождал, пока Сапарчи закончит со штангой, подошел к нему и сказал:
– Эй, Сапарчи Ахмедович, вы обманули меня. Нехорошо. Судя по показаниям этих парней, никакое это не покушение, а просто уличная драка. Не стоит думать, будто вы можете использовать Российскую Федерацию, чтобы сводить свои личные счеты.
– Клянусь Аллахом, я не свожу личные счеты, а защищаю интересы России, – сказал Сапарчи.
– Тогда изложите ваш разговор с Зауром под протокол.
Между тем Сапарчи Телаев к этому времени немного одумался. Сапарчи вообще был человек увлекающийся, можно сказать – поэт в душе. Некоторые вещи он говорил под влиянием момента, и хотя он всегда верил в то, что говорил, нередко через пять минут, оценив последствия своего вранья, он крепко-крепко прикусывал губы и спрашивал сам себя: «Э, да что же это вылетело у меня изо рта и как это оно туда попало?»
Сапарчи был бы очень доволен, если бы прикомандированный москвич написал докладную про заговор Кемировых против России, потому что если бы докладная всплыла, то и спрос был бы с автора докладной. Но ему вовсе не хотелось писать такую бумагу самому, потому что если бы она всплыла, то и спрос был бы с него.
– Как же я буду излагать такие вещи под протокол? – изумился Сапарчи, – меня уже за одно то, что я отказался, Заур велел убить, а если я придам свой отказ гласности, меня ничто не спасет!
– Если вы отказываетесь написать заявление, – сказал Мао, – у нас есть только один способ узнать правду. Мы должны будем провести очную ставку: имел или не имел места этот разговор.
Тут Сапарчи понял, что он попал. Он пошел и написал заявление, на имя главы ФСБ России, а Христофор пообещал ему охрану из числа прикомандированных от ФСБ. Еще они договорились о том, что Сапарчи будет платить за эту охрану по сто тысяч долларов в месяц в специальный внебюджетный фонд содействия основам правопорядка и законности на Кавказе.
Тем же вечером Сапарчи поехал провожать Христофора Мао в аэропорт. Вылет задержали на четыре часа, и получилось лучше лучшего: они гуляли в аэропорту до полуночи, и дипломат, полученный от Джамалудина, пополнился еще двумя пачками: троюродный брат Сапарчи хотел стать казначеем, и так как должность эта была федерального подчинения, Христофор пообещал, что пришлет проверку в казначейство республики.
И одно омрачило триумф Христофора Мао: в десять часов вечера распахнулись железные ворота vip-зала, и на рулежку аэропорта с бесшумным шелестом вылетел призрачный кортеж из бронированных «мерсов»; из передний машины выскочил худощавый невысокий человек в черном пальто, обнялся с провожающими, стремительно взбежал вверх, – и изящный «челленджер» с поблескивающими огоньками на крыльях и ало-белой эмблемой «Навалис» тут же втянул трап, загудел, развернулся и покатился ко взлетке.
Пьяный подполковник ФСБ глядел на взлетающий самолет из полутемного окна ресторана; в уши била разухабистая лезгинка, и в пластмассовой вазочке с недоеденным оливье мокла недокуренная сигарета. Сколько же денег увозит с собой этот западный франт, если он, Христофор Мао, заработал за сутки двести тысяч долларов, черный «порше» и жуткое обещание Хагена – пересмешника с глазами из замерзшего кислорода?
Глава четвертая
Белая Речка
В субботу утром, когда Алихан шел от соседа, которому починил приемник, он заметил у магазина незнакомую «семерку», а когда он подошел ближе, он увидел в «семерке» одного из тех людей, которые неделю назад были в гараже.
Еще в «семерке» был Мурад Кахаури. Мурад был не совсем чеченец, так, мелхетинец, и он не жил в селе, а в селе жила его старшая сестра, которая вышла замуж за троюродного дядю Алихана. Кроме того, Мурад был чемпионом мира по вольной борьбе среди юниоров. Тренеры возлагали на Мурада очень большие надежды. В прошлом году ему исполнилось девятнадцать.
Мурад сказал, что человека, с которым он приехал, зовут Максуд, и они некоторое время говорили о том, о сем, а потом Мурад ушел за своими двоюродными братьями, и Максуд с Алиханом остались одни.
– Я смотрю, наш общий знакомый отослал тебя прочь, – сказал Максуд.
Алихан не видел надобности говорить Максуду, как обстоят дела, и поэтому ничего на это не сказал.
– А ты близкий с ним? – спросил Алихан.
– Меня просто посылали к нему с просьбой, – ответил Максуд. – Поколебался и добавил: – Меня посылал Доку. Вообще-то Доку подыскивает себе людей. У него много людей, а ему нужно еще больше.
В это время вернулся Мурад с братьями. Кроме братьев, с ним был еще один мальчик, одноклассник Алихана, и Алихан понял, за чем приехали эти люди. Максуд шутил и вообще не говорил о деле, но как-то незаметно во время шуток на мобильники мальчиков перекочевала запись последней Шуры, и еще одна, на которой моджахеды уничтожают оккупантов и бандитов в чине капитана и подполковника милиции. Бандитов связали, поставили на колени и вогнали им пулю в затылок, а один из бандитов все время плакал и кричал, что он только шофер, и что дома у него маленькая дочка. Эта русская свинья даже не пыталась умереть как Муций Сцевола.
Месяц назад Алихан рылся в Сети и нашел там месседж какого-то Игнатия. «Было нашествие варваров Руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, зверского нравами, бесчеловечного делами. Убийство девиц, мужей и жен, и не было ни кого помогающего, никого, готового противостоять».
Ознакомительная версия.
