ему предложить взамен, — вздохнул Степанов.
— В принципе не отрицаю. Враг наших врагов наш потенциальный друг. Но что предложим взамен? Психолог говорит, наш мистер Смит в глубокой депрессии. До самоубийства не дошел, но чуть что не по нему, предлагает его расстрелять и закончить с этим, — ответил Виктор Петрович.
— Попробуй его заинтересовать. У него очень высокий интеллект.
— Поговорю для начала про русский и английский языки, про различия в культурном коде и все такое.
— У него в биографии два серьезных поступка из-за женщин. О бабах с ним поговори.
— И о них тоже. То есть, мы серьезно займемся перевербовкой? Или лучше пойдем ему навстречу и расстреляем?
— Не пойдем мы ему навстречу. Пусть пользу приносит. Вся страна живет под девизом «Каждый человек дорог», и к шпионам это тоже относится.
На следующий день после разговора со Степановым, аналитик вызвал Смита на очередной допрос.
— Как Вы относитесь к нашей культуре, товарищ Смит? Что Вы о ней знаете? — спросил Виктор Петрович.
— Я знаком с вашей детской литературой. Я по ней диплом писал, — гордо ответил Уинстон.
— Очень интересно. И какое впечатление производит наша детская литература?
Уинстон кратко пересказал основные тезисы своей дипломной работы. В свое время он так старался, а прошло почти двадцать лет, и не с кем было поговорить об этом. Зато вот сидит человек, который оценит работу по достоинству.
Русский внимательно слушал. Местами скептически улыбался, местами удивленно поднимал бровь, местами одобрительно кивал.
— Это Вы еще нашу фантастику не читали, — ответил он, когда Уинстон закончил, — Но суть уловили верно. Иди в атаку и ничего не бойся. В случае чего, друзья отскребут тебя от подплавившейся брони, а доктор вставит твои мозги в титановый череп человекообразного робота. И в перспективе доживешь до того уровня развития медицины, когда твоему мозгу подарят трофейное тело.
— Хотите создать касту бесстрашных воинов?
— Никаких каст. Во-первых, как мы поставим к станку человека, который видит себя исключительно воином, после того, как спишем его по ранению? Во-вторых, как мы поставим на его место человека от станка, если он считает себя мирной кастой? Нет, нам нужны максимально взаимозаменяемые граждане. Сегодня трактор, завтра танк. И наоборот.
— У вас уже есть боевые роботы?
— Пока нет. Но к тому времени, когда роботы поступят на вооружение, солдаты будут к ним морально готовы.
— А трофейные тела для пересадки мозга?
— Пока нет. Но наша медицина уже умеет пересаживать конечности и внутренние органы.
— Вы чините солдат как машины?
— В области военной медицины мы превосходим вас лет на десять минимум. А азиатов на все двадцать. Мы можем восстановить человека после очень серьезных повреждений практически полностью, биологическими или искусственными запчастями. Принципиально невосстановим только мозг, и насчет глаз пока все сложно. Проблема в том, что война производит инвалидов быстрее, чем медицина успевает их восстанавливать. Восстанавливающая медицина у нас пока не успевает освоить тот фронт работ, который ей передает спасательная. Но для инвалидов мы создаем условия. Например, безногих пилотов всегда рады видеть в космонавтике. Кабины там небольшие, ходить пешком некуда и на педали жать не надо.
— Без ног еще можно прожить, но ведь бывает и хуже.
— Солдат, лишившийся рук и ног, отлично может контролировать технологический процесс, сидя за мониторами. Ни покурить, ни в носу поковыряться.
— Не слишком жестоко?
— Вовсе нет. Инвалид — это не бездельник на шее у трудящихся, а полноценный член общества, который за свой труд получает честную зарплату. Людям тяжело привыкнуть к тому, что какие-то радости жизни им больше не доступны, но мы работаем над этим. Объединившись в Евросоюз, мы получили все европейские школы медицины, философии и психологии.
— Очень практично. Думаете, инвалид будет благодарен за то, что его сначала покалечили на войне, а потом обязывают работать?
— Мы не можем позволить себе выбраковывать людей, которые годятся хоть на что-то. Инвалид лишен многих радостей жизни, но не всех. Была бы голова на плечах. Он все еще способен получить любовь женщин и уважение мужчин, не считая разных мелких удовольствий.
— Женщин? Серьезно?
— Серьезно. У нас мужчин несколько меньше, чем женщин. Муж без ног хотя бы не будет бегать ни по бабам, ни по пивным.
— Наверное, Вы правы.
— Бытие определяет сознание, — развел руками аналитик, — Мы уступаем по численности населения и Остазии и Океании. Стоит нам показать слабину, как азиаты просто завалят нас пушечным мясом. А ваши друзья превосходят нас еще и ресурсами. Если мы не сбиваем по три ваших истребителя за один свой, то проигрываем. Вы можете завалить нас не только мясом, а еще и железом. Следите за войной в Африке?
— Конечно, слежу.
— Янки просто откопали на своих свалках машины, которым можно дать вторую жизнь. Этот хлам живет пару боевых выездов, но его много. Поэтому у них есть сверхмобильные части, дешевые и легко восполняемые. А мы пока затрудняемся дать симметричный ответ на эту стальную саранчу и отступили вдоль Сахары почти на середину Африки.
— Тогда каким чудом Евросоюз еще держится?
— Потому что мы должны превосходить и превосходим вас с азиатами по части технологий и квалификации личного состава. Сейчас больше половины нашего населения имеет или получает высшее образование. К тому времени, как на вооружение примут плазменные пушки и гиперзвуковые истребители, для них у нас будут готовы техники и стрелки, а остальным сверхдержавам придется или обучать пользоваться оружием будущего полуграмотных крестьян, или оставить оборонную промышленность без квалифицированных рабочих, — Виктор Петрович воодушевился, — И вот тогда мы вам всем покажем, где раки зимуют.
— А вы не пробовали решать вопросы без войны? Может быть, противоречия не так уж велики?
— Мы никогда не перестаем настаивать на дипломатическом решении. Вы, наверное, помните, что Океания не всегда воевала с нами.
— Помню.
— Но и дипломатически Океания нас переигрывает. Они никогда не воюют одновременно против двух сверхдержав. Мы могли бы жить в мире, но им нужна французская, немецкая, итальянская, бельгийская и даже русская Африка.
— Разве вам не нужна американская и английская Африка?
— Нужна, но не до такой степени. Африка большая, на всех хватит.
Уинстон не нашел, что сказать, и Виктор Петрович перехватил инициативу.
— Мы переведем Вас в другую камеру, с лучшими условиями. Сможете смотреть телевизор, слушать радио и читать книги.
— Спасибо. Но зачем? Я рассказал все, что знал. Вы, наверное, проверили и поняли, что я вас не обманывал
— Верно.
— Поэтому вы переводите меня в камеру получше, как в благодарность за сотрудничество. Но зачем я дальше нужен? Я не хочу провести в тюрьме остаток
