Он подозвал одного из помощников следователей, который вручил ему пожелтевший листок бумаги, и передал его Уиллу. Эви пристроилась за плечом дяди и начала читать.
«Блудница, потаскуха вавилонская, была наряжена в золото и драгоценности и прочие ценности нашего мира. И узрела она Зверя во всем его страшном обличье и возопила, ведь теперь ее глаза были открыты, и она изведала жестокость и бесчеловечность мира, которые должны быть искуплены кровью и тяжелыми жертвами. И Зверь забрал ее глаза, и бросил ее в пучину вечного моря с отметиной на челе. И было это пятое жертвоприношение».
– Это что, из Библии?
– Ничего похожего ни в одной Библии я не читал.
Уилл достал записную книжку и принялся искать что-то в записях.
Эви ткнула пальцем в набор символов, нарисованных в самом низу страницы.
– А это что такое? – Она не узнавала собственный голос.
Уилл пролистнул книжку.
– Я еще не уверен. Знаки какого-то определенного рода. Терренс, мне надо задать тебе несколько вопросов. Лично, если ты не против.
Мужчины удалились на противоположный конец причала, чтобы переговорить. Эви снова посмотрела на тело девушки и непроизвольно обратила внимание на ее туфли. Они были стоптаны и запачканы, но Эви знала точно – это была ее лучшая пара, особенная. На одной туфле осталась пряжка со стразами, безвольно свисавшая на ремешке. Это была последняя капля в жуткой несправедливости, случившейся с этой несчастной, и Эви захотелось хоть что-то исправить. Она попыталась пристегнуть пряжку на место, но та не хотела держаться.
– О боже, прошу тебя! – шепнула она, с трудом сдерживая слезы.
Со странной, неожиданной для самой себя решимостью она крепко схватила пряжку, намереваясь примотать ее любой ценой. И вдруг вещица раскрылась в ее руках с такой скоростью, что Эви не успела ничего понять. Картинки сменяли друг друга, как кадры фильма на быстрой промотке. Оборванный кусок обоев с красными пятнами, горящий очаг, белый фартук мясника, щелчок замка в двери. Клеймо. Синие глаза с красными пламенными ободками, жуткие, леденящие душу колодцы прямо в ад. Насвистывание – коротенькая веселая мелодия, совершенно не к месту, как детская колыбельная на поле боя, среди крови и смерти. А затем ее голова чуть не лопнула от душераздирающих воплей.
Задохнувшись от ужаса, Эви выронила пряжку. Шатаясь, она медленно подошла к краю пирса, и ее вырвало утренним сандвичем из автомата. Кто-то из полицейских позади заржал.
– Говорили же, здесь не место для девушки, – сказал один из них.
Ей подали платок.
– Спасибо, – проговорила она с мертвенным спокойствием, совершенно опустошенная.
– Пожалуйста, – сказал Джерихо и ушел, милостиво предоставив ей возможность прийти в себя в одиночестве.
Мимо по серым водам реки плыл паром, оставляя после себя две полоски, словно разглаживавшиеся в зеркальную поверхность. Эви смотрела ему вслед и пыталась как-то систематизировать то, что увидела. Возможно, эти жуткие картинки были ключами к разгадке преступления. Но как она могла рассказать кому-либо то, что знает, и особенно – каким образом она это узнала? Что, если ей не поверят? А если поверят и снова заставят держать эту пряжку и проходить через этот кошмар? Она не сможет еще раз пережить подобное. Никто не должен знать, что она видела. Пусть дядя Уилл ищет разгадку сам.
– Эви. Нам пора, – позвал ее Уилл.
– Иду, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче и увереннее.
На Ист-ривер внезапно прошел порыв сильного ветра. Он подхватил конец бежевого шарфа убитой девушки, и тот поднялся вверх, как рука просящего помощи. Эви отвернулась и пошла в обход, стараясь ни в коем случае не смотреть в ту сторону.
Глава 11
Не подпуская духов
– Я же говорил, что это плохая идея, – заметил дядя Уилл.
Они сидели в китайском квартале, в ресторане традиционной кухни. У Эви сразу после поездки на пирс разыгралась ужасная головная боль. Теперь она могла только молча сидеть за столом и вяло гонять ложкой пельмешки в бульоне.
– Кто мог сделать подобное? – спросила она наконец.
– Если принимать во внимание историю развития человечества, вопрос следует немного перефразировать: почему еще не каждый второй делает подобные вещи? – уточнил Уилл и положил в рот кусочек мяса. С палочками он обращался просто виртуозно.
– Может быть, гангстерское убийство? Ее семья задолжала денег какой-нибудь банде, – предположил Джерихо.
– Но зачем столько лишней возни? – принялся размышлять Уилл. – Зачем обустраивать все так, чтобы убийство походило на ритуал или элемент культа?
Они с Джерихо принялись высказывать все новые гипотезы, опровергая одну за другой. Эви хранила молчание. Ей ужасно хотелось пить.
– А текст взят из Откровения Иоанна Богослова? – спросил Джерихо. – Блудница. Потаскуха Вавилонская.
– Я тоже так вначале подумал. В Откровении действительно упоминается Вавилонская Блудница. Но Блудница наряженная… очень специфическая фраза. Не уверен, что где-то встречал ее прежде. – Покачав головой, он взял палочками еще кусочек. – По крайней мере пока ничего подобного не могу припомнить.
Эви сидела, уткнувшись в свою тарелку, и прокручивала в голове все, что увидела, держа пряжку Руты Бадовски. Вдруг там попалось что-нибудь важное?
– А вы… никогда не слышали вот такую мелодию? – спросила она и насвистела им жутковатый мотивчик.
Уилл задумался, поджав губы.
– А что это, из какой-нибудь радиопрограммы? Если угадаете, получите приз от «Мыла-Пирс» или что-то вроде того?
Эви покачала головой, хотя движение далось ей болезненно.
– Просто услышала на днях глупую песенку. Я думала, не может ли она что-нибудь значить и… – Что? Что еще здесь можно было сказать, не вызвав подозрений? – Ладно, проехали.
– Как скажешь. Не хочешь кусочек утки по-пекински?
Борясь с приступом головокружения, Эви взмахнула палочками, попросив, чтобы блюдо унесли. Но ей стало легче на душе. Возможно, все эти леденящие кровь картины не имеют никакого отношения к убийству девушки. Они могли быть чем угодно.
Какая-то мышиная возня неподалеку привлекла внимание Эви. Хостесс, ровесница Эви, девушка в ярко-красном платье, всучила молодому парню небольшой сверточек, прощебетав несколько фраз по-китайски. Они были сказаны тоном, не терпящим возражений. Под тяжелым взглядом девушки молодой человек шустро убрался прочь, так что кухонная дверь за ним громко хлопнула. Затем девушка сама подошла к их столику, неся серебряный поднос с печеньями-предсказаниями. Эви тут же заметила, какие у нее необыкновенные светло-зеленые глаза.
– Не желаете что-нибудь еще? – спросила она с едва заметной ноткой раздражения.
– Нет, большое спасибо. – Дядя Уилл заплатил по счету, а Эви достала из своего печенья сверточек с предсказанием.
– Что в твоем? – поинтересовался Джерихо.
– «Скоро твоя жизнь сильно изменится». – Эви смяла листок и бросила его в сторону. – А я уж понадеялась, что встречу прекрасного загадочного незнакомца. А в твоем, Джерихо?
– «Чтобы заслужить доверие, научись делиться секретами».
– Интригует. А у тебя, дядя?
Уилл оставил свое печенье на подносе.
– Я не читаю предсказаний – все можно изменить своими руками.
Они вышли на брусчатку узенькой Дойерс-стрит, известной как «кровавый угол» из-за огромного количества произошедших тут гангстерских стычек и убийств. Но в этот вечер в переулке было тихо и спокойно. За миниатюрной каменной оградой небольшая компания зажигала свечки, вставляла их в белые бумажные фонарики и отправляла в странствие по закатному небу. В воздухе кружился запах благовоний.
– Фестиваль середины осени, – объяснил дядя Уилл. – Важный элемент культурной традиции, празднование конца сбора урожая.
Дальше по улице сверкала огнями вывеска «Компания Ми Дун, импортеры». На ней тоже трепыхались на ветру бумажные фонарики. На каменной стене висело рукописное объявление с китайскими иероглифами. Прохожие тайком косились на загадочную бумажку.
