Ознакомительная версия.
А Саня? По существу, та же беспечность. Хотя нет, все-таки сыграло отрицательную роль то, что они не были абсолютно трезвы. Несколько, надо понимать, размылись границы между «уверен» и «может быть». И тоже результат достаточно плачевный.
Полагая, что темнить дальше уже бессмысленно, Вячеслав Иванович рассказал Леночке о том, что произошло после отъезда Гордеева от нее. Она была ошарашена известием.
Нет, значит, не все еще выветрилось из ее умной головки. Оценила наконец опасность, которая ее подстерегала и грозит теперь уже всерьез. Грязнов даже подумал, что, пожалуй, самое время вообще полностью вывести Лену из игры — услать куда-нибудь подальше. Чтоб не появлялась в поле зрения, не мелькала перед глазами «лучших друзей» Егора Савельевича, не провоцировала их, забывших, вероятно, что на всякую хитрую задницу всегда найдется подходящий… штопор.
Вячеслав Иванович только заикнулся и понял, что зря принял ее минутную оторопь за страх. Грязнов сразу увидел, что уговорить Лену не удастся. Да, он ошибался в ней — Леночка, какой была полтора десятка лет назад, такой и осталась. Ну ладно, пусть остается, лишь бы не мешалась под ногами, не лезла на рожон и не утомляла полезными советами. Сказано это было Грязновым несколько в сердцах, но Лена нисколько не обиделась, а даже как будто успокоилась. Словно ее присутствие здесь уже само по себе служило гарантией удачи.
Однако женщина, что ни говори, всегда остается женщиной — со всеми ее причудами и фантазиями. Несмотря на только что высказанное в довольно жесткой форме указание Грязнова никуда не совать свой нос, Елена с ходу предложила свой вариант встречи с Брусницыным, чтобы отвести всякие подозрения, будто бы она с Гордеевым что-то затевает.
— Ну конечно, — поморщившись, кивнул Грязнов, — если этот ваш Брус в чем-то и сомневался до сих пор, то тогда уж точно обретет уверенность! Ты, вообще, слушала, о чем я тебе говорил битый час? Чтоб и близко тебя не было! — почти загремел он, стараясь придать голосу как можно больше жесткости. — Ты, как тот мавр, который уже сделал свое дело, должна, обязана немедленно удалиться! Иначе за твою жизнь я не дам и копейки, черт подери…
— Чего это ты разошелся, генерал? — удивилась она. Они оба и не заметили, как перешли на «ты», словно и не было прошедших пятнадцати лет. — Я же не предлагаю плести какие-нибудь интриги, я просто подъеду к нему в офис, на Покровку, и скажу открытым текстом: «Послушай, Брус, оставь меня и моих знакомых в покое. Ты нас не интересуешь, и мы тебя знать не хотим. Ты сам устроил разборку со своими партнерами, вот и занимайся ими, а от меня отстань — раз и навсегда. А если будешь продолжать преследовать, я обращусь к таким людям, от которых тебе не поздоровится. Вот и все. И он, я уверена, отстанет. А Юра тем временем сможет спокойно заниматься своим адвокатским делом и выручать Егора. Разве не так?
— Значит, договоримся окончательно. Ты сейчас ничего не говорила, и я соответственно ничего не слышал. Иначе я встаю и ухожу, а вашу с Гордеевым лавочку просто закрываю. Сидит твой Егор и пусть себе сидит до морковкина заговенья. Он меня не волнует, меня волнуешь ты. Ну… в смысле… сама понимаешь… — Грязнов даже разозлился на себя, оттого что и сам теперь запутался в словах. — В плане безопасности, неужели непонятно?!
— Не кричи, я все поняла. Хорошо, не поеду к Брусу, — легко согласилась она. — И у тебя не было никакой причины сердиться. Еще чаю? Или хочешь чего-нибудь покрепче?
— Я еще раз спрашиваю: у тебя есть какая-нибудь подруга, знакомая, приятельница, живущая вне Москвы, у которой ты могла бы провести недельку-другую?
— А я еще раз отвечаю: нет. А если бы и была, я бы никуда не уехала. Есть вопросы? Так чего тебе налить? Не сердись, Славочка, ну я такая. А ты меня забыл… И ни разу — ни разу за пятнадцать лет — не поинтересовался, где я и что со мной. Как же так? А какие сладкие слова говорил? Врал, да? — Лена грустно заглянула Грязнову в глаза.
— Ничего я не врал, ты сама ушла, — отвернулся Вячеслав.
— А если б не ушла, тогда что?
— Тогда? А мы с Саней запросто могли перестрелять друг друга.
— Ух ты! Вот не знала!.. Но он ведь, если не ошибаюсь, вскоре женился?
— Дочке уже четырнадцать. Очень самостоятельный ребенок. Скорее, взрослая девица!
— А ведь могло бы… — задумчиво заметила она. — Как время-то летит… Ну ты домой не очень торопишься? Семья не ждет? — Она усмехнулась.
— Какая семья? Нет ее у меня.
— Так тем более оставайся, отпусти свою машину, и… предадимся воспоминаниям молодости, как?
— Очень заманчиво.
— Вот и мне будет спокойнее. Ты ж — генерал и наверняка при пистолете? Так чего бояться?
Она поднялась. Поднялся и он. Она приблизилась к нему, и он нерешительно положил вздрагивающие ладони на ее плечи, скользнул по спине, к лопаткам, чуть прижал. И тут она прильнула к нему и заплакала. Негромко, словно стесняясь своей слабости. «Надоело быть сильной, устала», — подумал Грязнов.
3
Брусницын слушал доклад. Его сотрудник, которому было приказано глаз не спускать с Елены Казначеевой ни днем ни ночью — в последнем случае не в прямом, а естественно, в переносном смысле, — подсоединил свою цифровую фотокамеру к монитору и иллюстрировал свое сообщение снимками, один за другим возникающими на экране. И на каждом было зафиксировано время.
Десять часов утра. Выходила в магазин. Щелк, щелк — подъезд ее дома на Ленинском проспекте. Вход в магазин. Щелк — разговаривала с продавщицей бакалейного отдела. Вышла с тяжелой сумкой — щелк. Вернулась домой — щелк.
Дальше не выходила из дому весь день. По городскому телефону ни с кем не общалась.
— Вы на него поставили «жучка»? — недовольным тоном спросил Брусницын.
— Так точно, — по-военному ответил наблюдатель.
После получения известия о том, что этот сучий потрох, Гусь, передал на волю заявление в Генеральную прокуратуру, у Игоря Петровича резко испортилось настроение. Неизвестно же, что он там написал! А лопух Багор ничего толком сделать не сумел, нет, все-таки придется с ним расстаться окончательно. Не тянет… Даже такую элементарную вещь, как вывести из игры на приличный срок этого Турецкого, и то не смог выполнить. Уже доложил доверенный человек из их конторы, что помощник генерального отделался шишкой и завтра выйдет на службу. Ну козел Вован, ничего нельзя поручить! А ведь в Чечне большим был специалистом, ничего объяснять не надо было. Притомился, что ли, перегорел? Да, меняются люди, и не в лучшую сторону…
Тяжко вздохнул Брусницын, краем уха слушая объяснения своего сотрудника, оправдывавшегося тем, что внутри квартиры установить прослушку еще не успели. Указание поступило только вчера, а сегодня мадам, сказано же, весь день просидела дома.
— Ну а когда в магазин выходила, о чем думал? — брезгливо спросил Брусницын.
— Так… не сориентировался, Игорь Петрович, — попытался оправдаться сотрудник. — Один же был. И уверенности твердой не имел.
— Ни хрена ты вообще не имел… работнички… мать вашу… Чтоб при первой же возможности! А где Багор?
— Ему не велено светиться, вы же сами…
— Что я сам — я знаю без тебя. А вот вы, ребятки, чего ж так облажались-то? Я спрашиваю: почему не вы, а посторонний человек нашел ту папку? Ну, правда, не совсем посторонний. Но ведь и вы, и он твердо знали, что надо искать. А он просто достал, посмотрел и… уехал. А вы? Чего вы привезли? Свежую прессу? А где то заявление, которое мне нужно? Я бы сказал сейчас, да вы, раздолбаи, все равно не поймете… И Багор уже не просто засветился, а на него впору уголовное дело открывать, ты понял? Значит, так. Убирай его немедленно отсюда к едреной матери! — заорал вдруг Брусницын.
— Куда… Игорь Петрович? — Сотрудник растерялся.
— А куда хочешь! Мне наплевать. Но чтоб, когда мне потребуется, близко находился. Под рукой… Чего ты мне показываешь? — Брусницын уставился на экран монитора, где, сменяя один другого, возникали снимки с какими-то людьми. — Зачем это мне? Делать больше нечего?! Чем ты там занимался весь день?! — снова загремел он.
— Вы же сами приказали: всех, кто входит… чтобы…
— Так ты что, всех жильцов дома фотографировал?! — Брусницын в изумлении от такого идиотизма развел руками, но тут же резко ударил сотрудника по руке, когда тот потянулся, чтобы отключить камеру. — Стой!.. Сделай крупно!.. Это кто?
— Это? — Сотрудник удивленно смотрел на пожилого дядьку в кепочке, который входил в подъезд и, перед тем как закрыть за собой дверь, оглянулся — так его и запечатлела камера. — Не могу знать, Игорь Петрович, — сокрушенно ответил сотрудник. — Но постараюсь узнать сегодня же. Покажу снимок в ЖЭКе, соседям по дому. Наверное, жилец. Он пришел… вот, в восемнадцать тридцать, а ушел сегодня утром. Там дальше, наверное, есть.
Ознакомительная версия.
