— Нет, сэр, — сказал я. Это была наша старая шутка, относящаяся еще к тем давним временам, когда я, зеленый восторженный старший лейтенант, впервые попал на тренировочную базу, счастливый от мысли, что меня выбрали для выполнения особого задания, хотя я и понятия не имел, что это за задание и почему выбрали именно меня. — Я это запомню, сэр, — добавил я с непроницаемым лицом.
Он одарил меня своей редко появляющейся морозной улыбкой.
— Еще кое-что, пока ты не ушел. Ты не имел дела с этими людьми. Просто запомни, что они покруче, чем гестаповцы, и, возможно, чуточку половчее. Во всяком случае, они не орут на каждом перекрестке, какие они сверхчеловеки. Запомни, что ты уже не так молод, как в ту зиму, когда мы забросили тебя в оккупированную Францию. И еще запомни: в военное время ты мог вытворять все что угодно — но в мирное время такие штучки не пройдут. Ты отправляешься в дружественную нам страну. Тебе не просто надо найти человека и войти с ним в контакт — ты должен проделать это тихо и без шума. Если ты вдруг допустишь ошибку, то тебе не удастся устроить перестрелку с местными полицейскими, а потом уйти за кордон. — Он помолчал — Эрик!
— Да, сэр?
— Твоя жена… Хочешь, я с ней поговорю?
— Не стоит. Вы же можете только рассказать ей правду о том, чем я занимался во время войны. А это она и сама недавно узнала. Она не сможет этого забыть. Так вышло, что она меня теперь на дух не переносит. — Я пожал плечами. — Что ж, так и должно было случиться. Я просто дурачил себя, доказывая самому себе, будто от прошлого можно сбежать. Мне и впрямь не надо было жениться, обзаводиться семьей. Но за предложение спасибо.
— Если попадешь в беду, — сказал он, — мы сделаем все, что в наших силах — на неофициальном уровне. На официальном же уровне — мы тебя не знаем. Ну, удачи тебе!
… Все это вдруг вспомнилось мне, безо всякого видимого повода, когда я стоял спиной к стенному шкафу, прижимая телефонную трубку к уху. Человек за моей спиной двигался бесшумно, но я точно знал, что в номере я не один. Я не обернулся и как ни в чем не бывало отставил в сторону ногу, подцепил и придвинул стоящий неподалеку стул, сел — и тут же в трубке раздался женский голос.
— Алло?
— Миссис Тейлор? — сказал я.
— Да, миссис Тейлор.
Что ж, это была не женщина с синими волосами. У этой голос оказался ниже и грубее, чем у той, кого я встретил на вокзале. У меня перед глазами возник облик деловитой резковатой дамы, которая не привыкла терять время на обмен любезностями. Но, возможно, мое впечатление родилось под влиянием знания о том, что миссис Луиза Тейлор была женой — вдовой журналиста, а теперь сама стала журналисткой. В целом мой опыт общения с литературными дамами нельзя назвать успешным.
— Это Мэтт Хелм, миссис Тейлор.
— Ах да, фотокорреспондент! Я жду вас. Где вы остановились?
— В этом отеле. Мой поезд опоздал. Я только въехал.
Если у вас найдется свободная минутка, миссис Тейлор, я бы хотел обсудить с вами статью прежде, чем отправлюсь на место.
Она помолчала, точно я произнес нечто весьма странное. Потом сказала:
— Спускайтесь ко мне в номер, поговорим за рюмочкой. Но должна вас предупредить, мистер Хелм. Если вы любитель бурбона, то вам придется принести бутылку с собой. У меня осталась последняя! Здесь о бурбоне слыхом не слыхивали. Впрочем, у меня целый арсенал шампанского.
— Шотландский меня вполне устроит, миссис Тейлор, — сказал я. — Я спущусь, как только надену чистую рубашку.
Я положил трубку. Потом медленно отвернулся от телефона. Это телодвижение далось мне с превеликим трудом: я старался двигаться как можно более непринужденно и спокойно, чтобы, как я надеялся, не подвинуть своего непредвиденного гостя к решительным действиям.
Можно было не беспокоиться. Она просто стояла — и в руках у нее ничего не было. Она была совершенно безобидна — если только симпатичную женщину можно назвать безобидной — все в том же дорогом твидовом костюме и шелковой блузке. И с синими волосами. Ну, разве я не говорил, что если у нее есть желание поговорить со мной, она обязательно появится снова?
Какое-то время мы смотрели друг на друга молча, и я заставил свою нижнюю челюсть отпасть, а глаза вылезти из орбит, чтобы надлежащим образом выразить уместные в данный момент эмоции: какая неожиданность! я в номере не один! Это дало мне возможность разглядеть ее повнимательнее.
Волосы и впрямь синие — это точно, это не оптический обман, и это вовсе не та бледная синька, которой пользуются седые женщины по причинам, недоступным постижению мужской частью человечества. Как я и предполагал, у нее были седые мягкие волосы, аккуратно завитые и уложенные, чуть подкрашенные бледно-голубой краской. После первого приступа легкого остолбенения эти волосы могли показаться эффектным обрамлением ее молодого лица и фиалковых глаз. Но не могу сказать, что мне это понравилось.
Ее голова производила интересное впечатление, но я не питаю слабости к женщинам, отдающим предпочтение занимательным и точно рассчитанным внешним эффектам. Они возбуждают во мне извращенное желание утопить их в ближайшем пруду, или напоить их до бесчувствия, или изнасиловать — словом, совершить с ними все что угодно, лишь бы удостовериться, что под этим роскошным камуфляжем скрывается настоящее существо женского пола.
Изобразив на лице удивление, я медленно скривил губы в ухмылке.
— Ага! — сказал я. — Как мило, мэм! Кажется, Стокгольм станет моим любимым городом. Вы тут такие в каждом номере или это особая привилегия, которой удостаиваются только путешествующие американцы? — потом я добавил суровых ноток: — Ну ладно, малышка, в чем дело? Вы преследуете меня с той самой минуты, как я сошел с теплохода. Надеетесь меня подцепить? А теперь вот что я вам скажу: вы совершите большую ошибку, если попытаетесь разорвать на груди блузку и заорать, или если сейчас вдруг сюда ворвется ваш муж, или еще кто-нибудь, кто работает с вами в паре. Среди нас, американцев, не все сплошь миллионеры, мягко говоря. У меня не так-то много денег, чтобы вас удовлетворить, но будь их больше, черта с два я бы вам их отдал. Так что почему бы вам не убраться отсюда и не пойти поискать другого дурачка?
Она всхлипнула. Потом слабо улыбнулась.
— У вас это очень хорошо получилось, мистер Хелм, — сказала она снисходительно. — Но только когда вы поняли, что я здесь, вы слегка передернули плечами — вот так, почти незаметно. А в остальном же все просто превосходно. Что и понятно: они должны были прислать сюда очень хорошего агента, коль скоро многие до вас потерпели неудачу. Не правда ли?
— Мэм, вы явно ошиблись дверью. Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Слушайте, перестаньте молоть чепуху и оставьте этот свой псевдоюжный акцент. Вряд ли именно так говорят жители Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Вы же Мэттыо Хелм, возраст — тридцать шесть, волосы светлые, глаза голубые, рост шесть футов четыре дюйма, вес немногим менее двухсот футов. Так говорится в официальной анкете, которую мы получили. Но я что-то не пойму, друг мой, как такая жердь, как вы, умудряется скрывать свои двести фунтов. — Она окинула меня изучающим взглядом. — Строго говоря, вы не такой уж классный агент, не так ли? Судя по полученной информации, вы недавно призваны из резерва специально для выполнения этого задания, потому что обладаете идеальными данными — с точки зрения профессиональной квалификации и знания языка. Агент, на самом деле занимающийся фотожурналистикой и имеющий опыт работы со шведским языком — это и впрямь редкость. Надо думать, они сделали все, что смогли. Руководство вашего отдела предупредило нас, что вам может понадобиться нянька — вот почему я и сопровождала вас от Готенбурга до Стокгольма. Чтобы не спускать с вас глаз. — Она нахмурилась. — Но из какого же вы все-таки отдела? В присланных нам бумагах на этот счет содержится несколько туманная информация. Мне казалось, я знаю структуру всех организаций, с которыми нам приходится работать.
Я не ответил на ее вопрос. Я свирепо размышлял о том, что Мак, похоже, с блеском ухитрился создать мне репутацию болвана предпенсионного возраста. Возможно, это и было необходимо, но в данной ситуации мне оставалось только слабо обороняться. Личность моей гостьи постепенно прояснилась, но все равно это мог быть подвох, поэтому я раздраженно сказал:
— Детка милая, окажите любезность. Будьте умницей, пойдите поморочьте голову в соседний номер — может, мой сосед обожает болтать с чудаковатыми незнакомками. А у меня сейчас свидание. Вы, вероятно, слышали, как я его назначал по телефону? Проваливайте-ка отсюда и дайте мне умыться, а не то я позвоню портье и попрошу прислать сюда двух грубых парней в белых куртках!
— Пароль «Аврора». Аврора Бореалис, — сказала она. — Вам было приказано доложить мне о своем прибытии, как только вы окажетесь в Стокгольме. Пожалуйста, отзыв.
