Текилову нравится быть слегка медлительным, степенным, почти вальяжным. Это подчеркивает его авторитет. Бегать и суетиться он не любит. Особенно в последнее время, как в Москву перебрался. Он всегда найдет людей, которые будут бегать и суетиться вместо него.
– Утром он все кричал, пить просил.
– Напоили?
– Лестница крутая, никто спускаться не захотел. Ключ от каморки висит на стене, возле лестницы, – сказал хозяин дома.
Ахмат взял ключ и спустился по бетонной лестнице, в самом деле крутоватой, в подвал.
Там стояли сырость и полумрак, пахло плесенью и какими-то огородными соленьями. Лампочки в подвальном коридоре горели слабые и создавали слегка гнетущее состояние у того, кто долго здесь находится. То есть то самое состояние, что должно соответствующим образом воздействовать на человека, которого он привез сюда ночью. Ахмат остановился перед нужной ему дверью, прислушался. В комнатушке стояла тишина. Даже стонов слышно не было, хотя, когда он уходил отсюда, Завгат стонал громко. Сейчас он, по логике, должен еще громче стонать, потому что в его положении, когда ни сесть невозможно, ни рану нельзя прижать рукой, чтобы придавить боль, устаешь и от усталости мучаешься несравненно сильнее, чем от побоев и самих ран.
Ахмат открыл ключом дверь, но вошел не сразу, дождался, когда глаза привыкнут к стоящему в комнате полумраку. В каморке лампочки вообще нет, и свет проникает не через окно даже, а через горизонтальную вентиляционную щель в стене под потолком шириной в десяток сантиметров. Узкая полоса, как кусок сплющенного солнца, ложится на противоположную стену. Теперь еще добавился тусклый свет коридора. И в этом неверном свете Завгат предстал сразу за дверью – в трех шагах. Скованные наручниками руки перекинуты через толстую канализационную трубу. Он стоит вытянувшись, даже слегка приподнявшись на цыпочки. Долго так можно простоять? Пальцы ног отвалятся... Да еще если колено прострелено... А попробуй-ка повисеть на наручниках! Еще хуже. Никелированный обод так впивается в запястье, что выть хочется. Кровь из простреленного Ахматом колена бежать перестала. Запеклась на штанине, пропитав ее и сделав почти деревянной. Левый глаз плотно прикрыт синяком, а на губах кровавые пузыри.
Но единственным глазом парень смотрит жалобно. Глаз устало закрывается и лениво открывается и не мечет высокомерные угрозы, как сначала. Так-то лучше... Пора бы уже и обломаться...
Ахмат обошел вокруг пленника. Оказавшись сзади, дал пинка, приводя в полное сознание.
– Созрел?
Пленник застонал.
– Созрел, я спрашиваю?
Опять стон, и нет ответа.
Ахмат зашел спереди и посмотрел в единственный открытый глаз. Твердо посмотрел, как смотрит сильный человек на поверженного врага.
– Я тебе вопрос задал!
Он понимает, что ответить сейчас Завгату – значит признать, что он сломался. Потому он и молчит. Следует додавить его. Унизить и заставить сломаться. Нет времени на выжидание. Но и это показать нельзя.
– Висеть будешь, пока говорить не начнешь.
И повернулся, демонстрируя желание уйти. Даже ключ из кармана достал.
– Не-ет... – прохрипел пленник.
– Что? – переспросил Ахмат. – Не созрел?
Последовал тяжелый, сопровождаемый пеной изо рта кроваво-слюнявый вздох.
– Созрел...
– Так-то лучше. А теперь отвечай. Ты сам знаешь, что мне надо узнать. Где сейчас находится Умар?
– Не знаю...
– Верю. Если ты казуистикой занимаешься, то верю... Он и вправду долго на одном месте не сидит. Если по городу ездит, то ты в самом деле не знаешь, где он находится. Но ты знаешь другое. И сейчас скажешь мне это. Где он остановился?
– Не знаю... Он звонит... И приезжает... Я еще не видел его... Дай попить...
– Попить я тебе дам, когда ты все расскажешь мне.
– Я не видел его... Он утром обещал приехать... Мы с Хасаном по домам до утра поехали... И я на тебя нарвался....
– Тебе повезло. Хасан чувствует себя хуже... Хуже, чем Гали Барджоев. Барджоева по крайней мере закопали. А Хасана сейчас жрут бродячие собаки. В пригородных лесах много бродячих собак. Ты не хочешь, чтобы тебя сожрали собаки? Что сказал вам Гали?
– Сказал, что Байрамхановых в своем доме в деревне спрятал. Сказал... И умер...
– В какой деревне?
– Он не сказал...
– А Хасан не так рассказывал...
– Хасан знает, где у Гали дом...
– Почему вы сразу туда не поехали?
– Дай попить...
– Сначала расскажи.
– Умар звонил... Сказал, что сам поедет... Не велел трогать... Он не умеет прощать... Любит сам точку поставить...
– Откуда Умар звонил? Почему сразу не поехал?
– Он из Воронежа звонил... С дороги...
– Номер телефона скажи.
– Какой?
– Умара.
– Не знаю...
– Тогда еще повиси, может, вспомнишь...
Ахмат опять повернулся, показывая желание уйти.
– Подожди... Я вспомню...
Должно быть, с памятью у парня плоховато. Не сразу вспоминает. Но, может быть, и правда старается? Пусть попробует.
Завгат сказал, с трудом произнося цифры.
– Хорошо. Я скажу, чтобы тебе принесли попить. А ты мне скажи, где и что Умар собирается взрывать?
– Не знаю я этого, хоть до конца жизни висеть буду, а не знаю... Сказать не могу... Дай попить...
Это было сказано очень искренне, отчаянно. Чуть не на последнем издыхании, и потому Ахмат поверил. Впрочем, его совсем и не интересовал этот вопрос. Просто хотелось на всякий случай знать возможное местопребывание Умара Ажигова, если сорвется первый вариант. Но первый вариант продуман хорошо. И он сорваться не должен.
– Я сейчас пришлю человека. Тебя освободят от трубы, но ты посидишь здесь еще несколько дней, пока я не разберусь с Умаром.
– Спасибо... – прошептал Завгат.
Текилов вышел, закрыл дверь так же на ключ и поднялся по крутой лестнице. Во дворе его ждал хозяин дома. Сразу с усмешкой посмотрел на руки – не разбиты ли?
– Пошли кого-нибудь вниз. Пусть пристрелят его, а потом выбросят в лес.
– Закопать?
– Нет. Просто выбросить, как вчерашнего... Только в другом месте. Пусть его собаки жрут... И обязательно документы должны в кармане остаться. Когда найдут, до Умара это быстро дойдет...
Он направился к машине.
– Ахмат... – окликнул хозяин.
Текилов обернулся.
– Будет нужна помощь, звони...
– Я скоро приеду.
Человек с автоматом торопливо распахнул створки ворот. Ахмат выехал на скорости, не притормаживая на повороте, и скрылся за углом, оставив позади себя облако пыли. Странно, но он сам себя ощущал разным человеком, когда ехал на «жучке» Людмилы и на своем «Рейнглере». Там он соответствовал уровню «жучки», и ощущения у него были такие, какие должны быть у владельца той машины. В «Рейнглере» ездил другой Ахмат – властный, сильный, уверенный в себе.
* * *
До наступления часа пик, когда будет трудно пробираться по дорогам города, Ахмат решил успеть навестить своих «квартирантов» и вернуться назад. И потому сильно спешил, проскочив раз за разом несколько перекрестков на желтый сигнал светофора и дважды чуть не столкнувшись с другими такими же торопыгами. Но осторожность он при этом не потерял, соображал здраво и свою машину оставил на улице, не заезжая во двор, – не хотел, чтобы брат с сестрой увидели из окна его личную машину, как видели уже машину Людмилы.
Он открыл дверь подъезда, вызвал лифт, когда зазвонил «сотовик». Посмотрел на определитель номера. Легка на помине, звонила Людмила.
– Слушаю, – ответил он, – хотя мне очень некогда...
– Ахмат! – она кричала в трубку. – За мной какие-то твои земляки гонятся. Сначала на улице пристали, хотели к себе в машину посадить. Милиции испугались. Рядом милиция оказалась. Теперь едут за мной. Морды зверские. Что делать?
Он сразу понял все. Тот сосед-пьяница в поселке, что видел машину утром, когда в нее садились Ширвани и Нури, оказывается, не всю память пропил и номер запомнил. Люди Ажигова быстро наши машину, быстро нашли и саму Людмилу, так же быстро могут и до Ахмата добраться...
– Гони по улице на предельной скорости. Как только увидишь милицию, сворачивай к ним и говори, что тебя преследуют чеченцы. Это очень опасные люди.
– Но мне надо за город. Это работа, и я не могу ее бросить.
– Если хочешь остаться в живых, не покидай больших улиц!
– Так серьезно?
– Даже более того! Это убийцы!
– Хорошо. Я так и сделаю.
– Потом позвони мне.
– Хорошо. А что случилось?
– Потом позвони мне... Держи руль двумя руками и гони...
Он убрал трубку, чувствуя в себе неприятное возбуждение и озлобленность. Если они доберутся до Людмилы, то наверняка узнают, кто строит им гадости. Подойдет нужный час, Умар узнает и так, но сейчас это знать ему еще рано, иначе может сорваться все дело.
О том, что будет с Людмилой, если Умар до нее доберется, Ахмат даже не подумал.
Он поднялся на этаж, открыл ключом дверь, и сразу за порогом его встретил Ширвани.
– Как отдыхалось? – спросил Ахмат не слишком ласково, разыгрывая заранее продуманную роль. Звонок Людмилы помог ему легче в эту роль войти. Теперь он вел себя не как человек из «жучки», а как преуспевающий бизнесмен из «Рейнглера». Придет время, и он будет себя вести как человек, которому старейшины тейпа поручили командовать другими людьми.
