— Ты что конкретно узнал?
— Узнал, узнал, — он начал как-то ерзать и возить локтем о парапет.
Он не нравился мне все больше. Не нравилось, что он не смотрел в глаза. Он отводил их.
— Не томи, — я кинул взгляд на часы и вздохнул. Внизу электронного циферблата тревожно мигала красная прерывистая полоска… Печально все это.
Я как бы невзначай огляделся. И увидел то, что и ожидал, — торжественный комитет по встрече. Встречали, понятное дело, Аккуратиста. Вот они. Замерли в отдалении, заняв позиции.
Есть у меня такое качество — я сразу секу машины с бандитами и с оперативниками. А мятый фургончик-"Газель" и «Жигули» седьмой модели с пижонски тонированнными стеклами были именно такими. Нетрудно догадаться, что сейчас перекрывают набережную и окрестности. Расставляются так, чтобы лишить меня малейшего шанса. Действуют вполне профессионально,
— Ты молодец, Семеныч, — беззлобно произнес я.
Злость иссушает. Она забирает много сил. А силы мне сейчас пригодятся.
— Почему? — насторожился он.
— Как ты умудрился продаться за такое короткое время?
— Ты чего? — испуганно воскликнул он. Я быстрым движением влепил ему под сердце пальцами, не причинив особого вреда, но на время обездвижив, привалил его к парапету.
— А теперь быстро. Кому ты меня продал?
— Я… Я… — он захрипел.
— Три секунды у нас. Говори, или убью.
— Чекисты. Оперуправление, — прохрипел на выдохе Семеныч.
— Как они вышли на нашу связь?
— Я… — он глубоко вздохнул. — Я начал интересоваться этим дерьмюком… А там… Там все под колпаком. Они все отслеживали. Они ждали, что о нем начнут наводить справки… Они прижали меня…
— И ты тут же раскололся, — я вновь посмотрел на часы. Красная полоска не изменилась. Появлялась и пропадала. Была бы зеленая — это было бы куда хуже. — Я не хотел. Мы же друзья.
— Да, почти братья… Пошли. Спокойно. Весело, — велел я, поддерживая Семеныча под локоток.
«Газель» начала медленное движение. Через несколько секунд двинулись и «Жигули».
Мы с Семенычем прошли с пару десятков метров. И оказались около красной роскошной машины.
Смуглолицый кавказец горноаульного диковатого вида целовал взасос блондинку, облокотившись спиной о красный «Альфа-Ромео». Ему хотелось, чтобы его видели все, — у него, еще недавно рядового барана, который нагуливал вес на горных склонах, сейчас есть блондинка, есть шикарная машина и заодно есть этот поганый неверный город, с которого он собирает дань, как ратник хана Батыя. Наверняка держит крышу шлюхам на одной из центральных улиц Москвы. Впрочем, зря он мне не понравился. Он ведь делал все, чтобы мне понравиться. Он оставил ключ в гнезде зажигания, И угодил тем самым мне, пусть и невольно.
«Газель» и «жигуль» приближались с двух сторон, сжимались клещами, готовясь раздавить меня.
Сейчас будет захват. Или расстрел. Интересно, что именно? Наверное, все-таки захват. Снять они меня могли попытаться и раньше — и не надо было бы столько мороки и такого количества бойцов. Они мечтают со мной познакомиться поближе. Им хочется со мной побеседовать. Я тоже не прочь с ними познакомиться поближе, но у знакомящихся должны быть равные права, иначе это не знакомство, а сплошное насилие над личностью.
Я шагнул к чурке и спросил:
— Из вольера сбежал, обезьяна?
Он оттолкнул девицу и посмотрел на меня сначала удивленно, а потом злобно рявкнул:
— Убию!
Он хотел раздавить меня и принял позу увидевшего противника самца гориллы — сейчас начнет барабанить себя кулаками по груди и изрыгать утробный рык. Стоял теперь он так, чтобы облегчить мне работу. Я сблизился с ним и в движении засандалил ребром ладони по шее.
Он рухнул на асфальт. Когда очнется, сразу и не поймет, куда делась его машина. Я прыгнул в салон.
«Ну, заводись, хорошая машина», — прошептал я, будто умасливая роскошную «Альфа-Ромео».
Машина завелась сразу. Я выжал сцепление, пригнувшись и слушая барабанную дробь. Это барабанил автомат. Кто-то в комбезе, высунувшись из окна «Газели», палил из короткоствольного автомата. Стекло передо мной пошло трещинами. Ох, лихо взялись! Я пригнулся и рванул «Альфа-Ромео» навстречу «Газели».
Лобовая атака. Этот кошмар летчика-истребителя второй мировой, когда два самолета летят лоб в лоб. У одного из летчиков не выдерживают нервы, он сворачивает и, как правило, погибает, прошитый пулеметами противника.
У водителя «газели» нервы не выдержали. Он свернул, машина вылетела на тротуар, с жутким скрежетом прочертила гранитный парапет, едва не размазав по нему рыбаков.
«Жигули» резко прибавили ход. Из переулка выскочила еще одна машина — зеленый джип-"Чероки".
Я до предела вжал педаль газа. Ох, хороший мне достался скакун. «Альфа-Ромео» набирала скорость, как французский сверхскоростной экспресс.
Опять на шум улицы наложился стрекот. Ну разве можно так палить в центре города средь бела дня?… Хотя им все можно. У них развязаны руки. Им важно одно — не упустить меня.
Я вильнул между двумя грузовиками. Прикрылся автобусом от преследователей на «Жигулях». Обогнул еще один микроавтобус. И на время ушел с биссектрисы стрельбы. Немножко перевел дыхание. Не достали!
Эх, погоня. В ней есть первобытная искренняя радость, полнота жизни. Именно с такими чувствами наши предки гонялись за мамонтами или убегали от них. Адреналин в крови, опьянение своим могуществом или подстегивающий страх, прибавляющий сил. Мотор ревет. Машины расступаются. Пешеходы из-под колес выпрыгивают. Милиционеры хватаются за рации.
Я проскочил на красный свет, скользяще смазал в борт белую иномарку и развернул поперек дороги. В нее ударилась еще одна машина. И пошла куча-мала. Теперь у преследователей возникнут проблемы…
Эти места я знал, как свои пять пальцев, Я представлял, куда можно ехать, а где ждет тупик. Они тоже знали это. Сбоку выскочил синий «БМВ» — четвертая машина! — но не успел каких-то пятидесяти метров.
Бах, бах — по багажнику застучали пули. Я пригнул голову, двигаясь почти вслепую. Пуля не пробьет всю машину и не дойдет через багажник. А вот продырявить стекло и меня заодно — это не проблема.
Я проехался по тротуару, задев мороженицу и пивной ларек, Чиркнул о бетонную урну крылом. Придется кавказцу раскошелиться на ремонт. Эх, работать его блондинке на панели в три смены!
Потом я пролетел через вытоптанный желтый газон, по днищу что-то проскрежетало. Я крутанул руль вправо и выиграл еще несколько метров, нырнув в Ольхов переулок.
Направо… Налево… Снова на тротуар. А впереди — затор.
Все, пора!
Я вжал тормоз. Машину занесло. Она боком ткнулась в столб. Я выскочил из салона и припустился вперед, — в арку, а затем в проходные дворы.
Бежал я от всей души. Ставить рекорды лучше, когда тебя кусают за пятки цепные псы… Я перемахнул через ограду пятиглавой церквушки. Отскочил от старушки, с испуга заоравшей: «Подоите копеечку». Промчался через паперть. И — опять дворы.
Лысого черта они меня когда здесь найдут. Лешего болотного этот район перекроешь, даже используя все силы московской милиции.
Я очутился в пустом дворе-колодце. Дом был почти выселен, скоро тут будут офисы фирм. Окна разбиты. И в центре двора стоит ржавый «жигуль», от которого остался один остов.
Я подошел к мусорным бакам. Сдернув куртку, бросил ее в бак, надел черные очки. Сорвал парик — его в сумку, он мне еще пригодится. Нацепил на голову военную пилотку — они вошли в моду. Закатал рукава.
Теперь меня опознать будет труднее. Главное, что меня выдает — рост. Эпоха акселерации, кто ниже метра семидесяти пяти, приковывает жалостливые или презрительные взоры. Но все равно коротышек в Москве пруд пруди.
Вскоре я нырнул в метро. Через несколько остановок вышел. Поймал машину — дребезжащий «уазик» с надписью «Москанализация». Меня это название не смутило.
В салоне работал приемник на волне «Авторадио».
— Горячие криминальные новости, — радостно, Как прыгающий щенок, завопил ведущий. — Погоня за маньяком-убийцей на московских улицах, Сбиты и отправлены с ранениями в больницы четыре пешехода и разбито четыре машины. Список маньяка полнится… Со ставшими вам известными горячими новостями звоните на пейджер номер…
Ну вот, маньяком обозвали… «Никого я не сбивал. Это все они», — захотелось мне сбросить на пейджер. Я перевел дух. Хорошо, что никто не погиб. Такая гонка. А мне лишние муки совести ни к чему…
— Нет порядка в Москве, — заворчал водитель — мужчина лет тридцати пяти в промасленной ветровке и кепке с надписью по-английски «Голд палас».
— Маньяки, злые как собаки, — пропел я отрывок из модного шлягера.
— Это все коммунисты виноваты, — сказал водитель.
— Это почему? — заинтересовался я.
— Семьдесят лет маньяков плодили, вот они сейчас и вылезли из щелей.
