Ознакомительная версия.
Он был смешон и жалок. Куда девалась вся его спесь?
– Да успокойтесь вы, – сказал Мазур. – Прежде всего не надо суетиться. Каждый в свое время впервые оказывался в какой-то непростой ситуации, и ничего – как видите, жив и здоров.
– Если что случится – отправимся на тот свет все вместе, – сострил водитель, глянув в зеркало на искаженное от страха лицо попутчика. – Сколько той жизни? Не успеешь оглянуться, как она уже и прошла, и в затылок тебе дышит наступающий на пятки.
Легионер Теодорас Никомидис всегда славился своим чувством юмора, особенно черного. Но то, что проходило на ура среди коллег, вызвало у высокопоставленного представителя совершенно обратную реакцию. Как видно, черный юмор нравится далеко не всем.
– Что вы такое говорите? – заверещал Берзинс. – Идиотские шуточки! Мы должны вернуться в целости и невредимости!
– Это уж один Бог знает, – заключил Мазур, поправляя снаряжение. – Все мы чего-то себе придумываем, рассчитываем, а там, наверху, давно уже все рассчитали…
Мишель неожиданно оказался прав. Через две минуты пути впереди и вверху послышался какой-то шум, который почти мгновенно приобрел реальные очертания – на дорогу с грохотом посыпались камни, большие и не очень. Камнепад продолжался недолго, но его вполне хватило, чтобы сделать дорогу совершенно непроходимой.
– Что это? А? – забеспокоился господин Мартин.
– Капризы природы, – лаконично изрек Мазур. – Обычное дело в горах. Ну что ж, придется сдать задом.
Действительно, подобные явления в таких местах случаются часто…
– А если… – начал было эмиссар, но закончить фразу не успел.
Почти то же самое случилось позади кортежа. Разница была лишь в том, что на этот раз камнепад продолжался чуть дольше. Теперь миротворцы оказались в ловушке.
– Коробочка, – изрек водитель. – Беспроигрышный вариант. Дешево и сердито.
– Что вы хотите этим сказать? – подозрительно уставился на легионеров «пассажир».
– Ничего, кроме того, что сказал, – загадочно изрек Никомидис и развел руками.
Теперь он мог без опасений оставить руль – в ближайшее время он ему не понадобится.
* * *
Хоть в его планах появились кое-какие трещины, Божидар Пелагич все же решил рискнуть. Несмотря на все принятые меры, отыскать неожиданно пропавшего в неизвестном направлении Милована Крайковича не удалось. Последним сигналом ближайшего помощника стал странный звонок, в котором он сообщил о том, что задерживается, о какой-то поломке. Причем говорил он таким странным голосом, что Божидар усомнился в его трезвом состоянии. И больше – ни слуху ни духу. Мало того, с того самого времени отсутствовал и Семенов. Все это очень настораживало, но Пелагич решился – в этом случае стоило рискнуть.
На перевале еще с ночи была устроена засада. Его люди на славу поработали над тем, чтобы организовать такой целенаправленный и красивый камнепад. Божидар даже восхитился, наблюдая за тем, как картинно камни падают на дорогу. Его бойцы были в простом камуфляже, без каких бы то ни было знаков различия. Пелагичу совершенно не надо было, чтобы кто-то из выживших легионеров потом мог понять, кто же на них напал, так что все необходимые меры предосторожности были соблюдены. Позиция тоже была выбрана заранее и грамотно. Люди Пелагича располагались вверху от дороги, за огромными камнями, и имели все преимущества. Перестрелка шла уже несколько минут.
* * *
Мазур и его бойцы отстреливались, укрывшись за машинами. Позиция была не очень удачной, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Миротворцы держали противника на расстоянии, не давая ему приблизиться. Однако быстро становилось ясно, что долго продержаться им не удастся. Нападавшие обходили их с флангов, нависая, кроме того, и сверху. Находясь внизу, миротворцы не могли полностью контролировать ситуацию. Это быстро понял Мазур. Тем не менее надо было использовать все возможности. Поводя стволом автомата, он поймал одного неосторожно открывшегося боевика и нажал на спуск. Здоровяк мгновенно, как тряпичная кукла, кувыркнулся и затих.
Поведение Берзинса стало совсем безобразно трусливым. На предложение отходить он никак не отреагировал, на этот шаг он все не мог решиться.
– Будем отходить, – произнес Мазур, давая короткую очередь. – Придется потерпеть, но это единственный выход.
– А как-то по-другому нельзя? – с надеждой уставился на него Берзинс.
– Нет, по-другому нельзя. Сейчас мы будем вас прикрывать, а вы с двумя бойцами пойдете вон туда, – обернувшись, указал Мазур.
Огонь бандитов стал особенно густым. Под прикрытием они стали перебежками подходить все ближе. Медлить было нельзя.
– Если сейчас мы не начнем отходить, то через пять минут будет уже поздно. Видите? – показал Мазур на фигурки боевиков. – Мешок завязывается.
– Нет, я не могу, – в ужасе бормотал Берзинс, теряя последние крупинки присутствия духа.
Вдруг он с неожиданно откуда-то взявшейся энергией вскочил на ноги.
– Мы отдадим вам деньги, только не убивайте! – заорал посланник Брюсселя, подняв чемодан над головой.
– Лежать! – крикнул ему Мишель, но тот, похоже, ничего не слышал. Метнувшись к нему, Мазур повалил его на землю и вновь взялся за автомат.
* * *
Наблюдая в бинокль за ходом дела, Божидар Пелагич уже готов был праздновать победу. Нет, все-таки приятно было осознавать себя хорошим стратегом. От волнения он закусил губу, наблюдая, как его люди берут в клещи обороняющихся, заходя с флангов. Бой пьянил, словно хорошее вино. Несколько человек он уже потерял, но все это были мелочи…
* * *
– Подкрепление вызвал? – обернулся легионер к связисту.
– Да, они уже выехали из Дмитровицы!
Мазур прикинул: если они только что выехали, то, учитывая пересеченную местность, расстояние и камнепады ниже по дороге, они вряд ли успеют. Становилось понятно, что продержаться до этого времени им не удастся.
Выругавшись, он заменил рожок автомата и высунулся из-за укрытия, готовый дать очередь.
– Накрывай на стол! – Албанский боевик малоприятного вида расстегнул ремень, на котором висело снаряжение, и бросил на лавку рядом с собой. – Слышишь, старик, мы голодны!
– Лучше пускай это сделает его внучка, – ухмыльнулся щербатым ртом второй. – И как это ты, дед, держишь такую красотку здесь, вдалеке от людей?
– А может, это не внучка? – заржал первый боевик. – Может, ты здесь целый гарем таких вот гурий держишь?
– Внучка это моя, – хмуро ответил Мирел.
На лице его было написано, что если бы он был моложе лет на тридцать, то разговаривал бы с этими отморозками по-другому.
Эти двое чувствовали себя совсем как дома. Дома, правда, у одного из них никогда и не было, но вел бы он себя там именно так. Почему-то боевики считали, что их пребывание на ферме является главным событием для всех тех, кто ее населяет.
На Казима Хайдари они работали не так уж давно, года три, но за это время уже успели «забуреть». Работа была хорошая, особенно по сравнению с тем, чем им приходилось заниматься раньше.
Первый из боевиков, Азем Хиди, с раннего детства только и знал, что работать. Пасти баранов на горных склонах – это было его основным занятием лет этак с пяти. Бедная многодетная семья, ежедневные порки отца, голодное детство и недостаток витаминов… Рано повзрослев, он также рано осознал, что такая жизнь не для него. Однако выбора особого не было, и возможно, что всю жизнь ему пришлось бы загибаться на крестьянской работе, если бы не война. Югославские события круто изменили жизнь Азема. Воевать ему понравилось. Зачем гнуть спину от зари до зари, если можно все взять самому?
Напоминавший хорька Азем был оставлен с товарищем на ферме и хотел отдохнуть как следует. Небольшого роста, с лицом, густо заросшим черными курчавыми волосами, он мало у кого вызывал симпатию. Впрочем, она ему была и не нужна.
– Ладно, дед, верю, – ухмыльнулся щербатый Кажтаз Тафай. – Меня твои шашни не интересуют. Ты лучше пошевелись со жратвой, а то так и ноги недолго протянуть. А я этого делать не собираюсь.
Ледина подала закуски.
– Все самое лучшее! – стукнул кулаком по столу Азем. – Мы тебе не животные на твоей ферме. Ты что, хочешь, чтобы я сам прошелся по твоим закромам? Так тебе это не понравится.
– Принеси, – распорядился старик.
– И вино неси! – продолжал боевик. – Нам после трудов праведных отдохнуть надо.
Азем расстегнул рубашку и откинулся к стене. Девушка тем временем принесла шипящую сковороду.
– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно сказал Кажтаз. – Только вот радости на твоем лице я что-то не вижу. Вы что, не рады нам, а?
– Да, особой радости у них нет, – издевательски говорил его товарищ. – Эх, не понимают они, что мы же их защищаем, кровь свою проливаем, жизни не жалеем за них же.
Жизни боевики и вправду не жалели, но только не своей, а чужой. Во время войны ценность этой самой жизни падает до предела, и иногда остается только удивляться, как сопляки, еще вчера ходившие в школу, мочат людей без всякой жалости налево и направо.
Ознакомительная версия.
