– Понял. Возвращаюсь…
Подводить итоги можно было только после того, как горящая техника на дороге остынет. Тогда можно будет и подсчитать погибших. Считать их необходимо и в поле, потому что бандиты разбегались от дороги в разные стороны, и бойцы из засады «снимали» их автоматными очередями, а снайперы отстреливали выборочно, хотя только с одной стороны – на левом фланге у нас снайперов не было. Убежать и спастись сумели только те, кто побежал через поле вдоль дороги. Гарь и дым прикрывали их бегство. Я прикинул на глазок – спаслось не больше полутора сотен человек. С нашей стороны, если никто по неопытности своего соседа не подстрелил, потерь быть не должно. Бандиты не думали о сопротивлении. Их головы были заняты мыслями о собственном спасении. Оружие, мешающее бежать, было брошено сразу. Правда, я послал вдогонку бегущим в обратную сторону две осколочные гранаты из «РПГ-7», но результат из-за дыма был мне не виден.
– Нечипорук! – позвал я. – Аккуратист!
Старший лейтенант тут же оказался рядом.
– Возьми с десяток своих солдат, пройди вдоль дороги. Может, там живые или раненые остались. Будут выступать, добей. Будут нормально себя вести, отправь в больницу. Если что, позвони Головину, он машину пришлет, чтобы на себе этих уродов не таскать. Скажешь, я приказал. Мне кажется, в больнице сегодня работы будет много. Хоть специалистов по ожогам из Донецка вызывай. Там, насколько я помню, у шахтеров есть целый ожоговый центр.
– Есть, товарищ подполковник.
– Выполняй. Левченко!
Капитан милицейского спецназа вышел из-за моей спины.
– Помоги со своими людьми Нечипоруку, а потом возьми под свой контроль саму больницу. Все-таки бандитов туда отправим. Если будут легко раненные, их лучше лечить в наручниках.
– Сделаем, товарищ Последний довод. Как мы их ловко, а! Мало кто смог уйти.
– Главное, чтобы не вернулись. Потому необходимо посты на всех дорогах поставить.
– Тоже нашими силами?
– Нет. Этим местные займутся. Шихран! – громко позвал я.
Харис на зов явился быстро. Он уже готовился сесть в машину, на которой приехал, но, услышав мой оклик, поспешил ко мне.
– Харис, тебя все слушаются – подбери людей, сформируй группы, чтобы человек по пять каждую дорогу в Гавриловку контролировали. Из пяти хотя бы двое должны обязательно быть местные, гавриловские. Мало ли кто проедет, они своих знают.
– Понял. Сделаю. Сам об этом думал. Только насчет Пригожего. Там тоже посты не помешают. Мы не знаем, где «Правый сектор» вертится. Могут и по железной дороге из Харькова пожаловать, могут и откуда угодно.
– Правильно. Позвони сыну. Пусть он посты выставит. И отправляй машины. Пригожинские пусть по домам едут. А Амирхан должен продумать вариант срочной мобилизации. Сигнал какой-то, чтобы все слышали. По мобилизации сбор в течение десяти минут. И хотя бы взвод должен нести постоянное дежурство в школе. Круглосуточно.
Харис вытащил трубку, чтобы позвонить, и отошел от меня. Послышалась татарская речь. Между собой отец и сын общались на татарском языке. Я сел в свою «Тойоту» и только завел двигатель, как позвонил Головин.
– Товарищ Последний довод, с вами побеседовать желают. Срочно. – Голос ментовского майора не предвещал ничего хорошего.
– Кого бог послал? Приехал кто-то?
– Нет. Звонили в сельскую администрацию. Требовали вас, персонально. Просили номер трубки, я не дал без вашего согласия. Сказал, чтобы через полчаса перезвонили, вы должны вот-вот подъехать.
– А кто звонил?
– Из Харькова кто-то. Из администрации главы области. Так представились.
– Почему именно меня? Как спросили? По фамилии? По званию?
– Сказали, что им нужен Последний довод…
– Это уже хуже. Кто-то из местных «настучал».
– Я так думаю, это из тех, кто новую власть поддерживает.
– Много у нас таких?
– Где-то около трех десятков. Из них человек десять этого и не скрывают, говорят открыто, что они приветствуют сильное украинское государство, и без диктата русских, хотя сказать конкретно, в чем диктат проявляется, не могут. С вызовом говорят, словно в морду просят. Жертвы телевизионной пропаганды, сами думать не научились. Но эти втихомолку стучать не будут, характер не тот. А другие – ни «да» ни «нет», но с нами не пошли. Голову, похоже, под подушку, и показывают, что прячутся. В действительности просто боятся проиграть и что-то потерять. Ждут, что дальше будет. Такие предадут и нас, и их. Сами, по собственной воле, хотя их спрашивать никто не будет. Приезжайте, пообщайтесь…
– Хорошо. Через десять минут буду в сельсовете, – согласился я, хотя не видел темы для общения с представителями новой власти. – Я уже еду. Меня, надеюсь, не остановит милиция за разговор по телефону во время движения?
– В украинских правилах дорожного движения еще нет такого пункта. Все обещают внести, но пока еще не ввели. Руки у власти не дошли.
– Что у нас с формированием?
– Завершаю. Набирается даже больше, чем батальон. Только с одной Гавриловки пятьсот сорок человек. Разного возраста. Это не считая медицинской роты. К нам и из барвенковской больницы должен целый отряд приехать. Я решил их в роту организовать. И вообще из Барвенкова прибудет пополнение. Звонили, спрашивали. Говорят, больше двухсот желающих. И с местных сел столько же. Я пока завершил только с гавриловскими. Вижу вас, товарищ Последний довод…
Я остановился неподалеку. Вышел из машины, отключил трубку от разговора и посмотрел на стол, за которым Головин работал, и поинтересовался:
– Списков из Пригожего еще нет?
– Амирхан звонил. Он работу завершил, обещал подвезти. Двести одиннадцать человек набрал. Для Пригожего, я считаю, это очень много.
– Это отец Амирхана постарался. За ним народ пошел.
В это время на крыльцо сельсовета вышел долговязый младший сержант милиции и сделал знак Головину, показывая на меня. Значит, снова из Харькова звонят.
– Иду…
Разговоров с областными властями я не опасался. Для них я был недоступен, как, впрочем, и они для меня. Хотелось надеяться, что это ненадолго. Но ситуация могла разворачиваться по любому сценарию, даже по самому непредвиденному…
– Слушаю вас внимательно, – с откровенной издевкой произнес я в тяжелую и объемную трубку стационарного аппарата.
– С вами говорит новый начальник службы безопасности Украины по Харьковской области… – Он еще и фамилию назвал, и имя-отчество, и даже, кажется, звание, но я не расслышал, потому что трубку от уха убрал, неплотно зажав ее ладонью, и стал рассказывать младшему сержанту старый анекдот, который он, наверное, десятки раз уже слышал. Тем не менее, как настоящий служака, младший сержант старательно рассмеялся. Я тоже громко захохотал, что мне совсем не свойственно. Когда становится смешно, я просто скромно улыбаюсь. Комбату положено проявлять сдержанность в эмоциях, да и служба меня этому же научила. Но сейчас своим поведением я показал звонившему, как отношусь к его звонку и насколько я такие звонки уважаю. Старый и многократно испытанный способ поставить на место человека, который возомнил себя большой величиной на ровном месте и рассчитывает, что все будут о него спотыкаться. Но я не спотыкаюсь, даже если под ноги не смотрю. Обычно я чувствую помеху и просто переступаю через нее.
Только после этого я снова поднес трубку к уху и сказал:
– Да-да, слушаю вас… Так что вы хотели?
Говоривший к себе и к своей должности относился, видимо, чрезвычайно серьезно и уважительно, поэтому от моего поведения слегка растерялся. Он рассчитывал быть наглым и напористым со мной, но не получилось. Наглость проявил я, и напористость тоже мог бы проявить, если потребуется. Пока же просто нейтрализовал его своим равнодушием. А собеседник оказался к такому не готов. Он был не силен в психологии разговора. Тем не менее быстро взял себя в руки, начал было повторять свою должность, но я перебил:
– Это вы уже говорили. Я у вас спросил, что вы хотите. Только время не тяните, мне некогда долго разговаривать. Меня люди ждут.
Это уже моя встречная напористость пошла. После равнодушия она всегда действует сильнее. Так и получилось. Голос собеседника звучал уже не так грозно и категорично, как вначале.
– Последний довод – это что, кличка? – осторожно спросил он.
– Можете считать это псевдонимом. Кличка – у собаки, а у человека это – псевдоним. Или позывной. Что вам больше нравится. Я не буду настаивать.
– А фамилия и имя-отчество у вас есть?
– Как и у всякого человека.
– Назовите…
– С какой стати? Вас тут много таких бегает, и я не считаю для себя достойным отвечать каждому. Каждому проходимцу… – Я продолжил свою ментальную атаку. Он попытался сопротивляться, но слабо:
– Назовите… Чтобы я не подумал, будто вам есть что скрывать!
– Думайте, на здоровье. Мне как-то совершенно безразлично, что вы думаете. Вы вообще для меня – никто. Далекая иллюзорность, с которой лучше не считаться, о которой и думать не следует…
