Радиомаяк, прикрепленный под днище караваевского «понтиак-трансспорта», давал замечательную возможность отслеживать передвижения мини-вэна по Москве и Подмосковью. Одежда, в изобилии продаваемая в магазинах «сэконд хэнд», и грим из магазина театральных принадлежностей позволяли любой шпионский маскарад.
Безукоризненные документы страховали от непредвиденных неприятностей с милицией. Несколько автомобилей, любезно разбросанных людьми из «КР» по московским автостоянкам, делали слежку совершенно незаметной.
Особая формула синтетического яда не должна была оставить у врачей и тени сомнений: смерть наступила от банального инсульта.
Обычно Парторг ездил с охраной, однако к постоянной любовнице, проживавшей на Ленинградском проспекте, как правило, отправлялся один. Нечаев уже знал, что его оппонент обычно приезжает к женщине в пятницу вечером, покидая квартиру лишь ранним субботним утром.
Чем, естественно, и не преминул воспользоваться.
Можно было утверждать со стопроцентной уверенностью: смерть Парторга официальные органы дознания спишут на естественные причины. К тому же, если верить истории болезни. Караваев страдал врожденным пороком сердца. Да и не с руки ментам заниматься классическим «висяком»! Ну загоняла мужика ночью девка, затрахала, сучка, до смерти, вот утром сердце и не выдержало. Вот до чего доводит неумеренность в сексе!
Теперь, сидя за рулем невзрачного «форда» и детально анализируя происшедшее. Лютый в который уже раз убеждался в справедливости старой истины: сколько бы ни готовился человек к смерти, сколько бы ни перестраховывался, однако она все равно настигнет жертву, и произойдет это очень неожиданно. Во всяком случае, для жертвы. Тем более если смерть эта предопределена кем-то заранее.
Хотя ликвидация прошла блестяще, Максим не чувствовал радости. Скорее наоборот, он ощущал некое внутреннее неудовлетворение; подобное ощущение посещало его крайне редко. Может быть, потому, что пришлось ликвидировать человека, лично ему. Лютому, не сделавшего ничего дурного? Может быть, потому, что предсмертный взгляд покойного, искренне удивленный, запомнился Нечаеву так некстати?
Сосредоточенно глядя на бампер впереди идущей машины, Максим попытался было осознать причину своего теперешнего состояния, но сделать это было тяжело.
Течение мысли было вялым, какие-то незначительные детали происшедшего прокручивались в сознании — неприятные, тонкие, переливчатые, как радужная бензиновая пленка на поверхности воды, вот, к примеру, вспомнилось, что у Караваева была массивная квадратная челюсть, что падал он так тяжело и грузно, что волосатые сосисочные пальцы царапнули стену подъезда. И вновь вспомнился взгляд — вопросительный и недоуменный…
Неожиданно в голове скользко зазмеилось: «Ты, Максим, палач».
А ведь так оно и есть.
Согласившись на предложение Прокурора стать исполнителем. Лютый превратился в палача. Ведь палачи тоже уничтожают людей, которые, как правило, не сделали им самим ничего дурного, людей, с которыми прежде сталкиваться не приходилось. Палачи не знают ни жалости, ни сострадания: лишить жизни приговоренного быстро, безболезненно и неожиданно для самой жертвы и есть высшее проявление палаческого искусства.
«Форд» нырнул в туннель под Таганкой, и Максим нервно щелкнул рычажком, включая подфарники.
А почему, собственно, палач? Почему не хирург? Кому придет в голову обвинять врача, ампутирующего пораженные гангреной конечности больного, в сознательном членовредительстве! Отсекая безнадежно пораженные болезнью ткани, хирург спасает человеческую жизнь. А месть? Разве некому в этом большом городе отомстить за жертвы Парторга? Ведь «черный риэлтер» ради своего благополучия не останавливался ни перед чем, буквально шел по трупам! Ведь в числе отправленных на тот свет по приказу этого ублюдка были и старики, и даже дети, прописанные на нужной ему жилплощади. Первый же прокол в делах Парторга, никогда не оставлявшего в живых свидетелей своих преступлений, стал его последним проколом. Кто-то видел (Нечаев не мог знать кто, этого в информации Прокурора не было), как была зверски убита последняя жертва Парторга, девушка. Ее зарезали на пустыре, а позже пытались перепродать ее квартиру.
Пора было бандитам знать, что на всякую силу найдется другая сила!
Нечаев закурил «Мальборо лайте», вспоминая имя девушки, — кажется, Кристина. Да, точно, Кристина. Вот хотя бы за нее он и отомстил. Интересно, если Парторг и Кристина встретятся на небесах, что она скажет этому ублюдку с детским личиком?!
Как странно порой распоряжается судьба жизнями людскими! Разве мог Нечаев, даже на миг, представить, что он отомстит вместо Савелия за смерть нежной и доброй Кристины?
Воистину пути Господни неисповедимы!
Размышления Лютого прервал зуммер мобильника, висевшего на креплении на приборном щитке.
— Алло, — произнес Нечаев, выворачивая руль влево.
Звонил Прокурор. Это было несколько странно: ведь в прошлый раз, оговаривая детали предстоящих ликвидации, хозяин особняка на Рублевке акцентировал внимание на том, что встречаться они будут редко и лишь в случае крайней необходимости. Общеизвестно: большинство провалов исполнителей происходит именно в момент контакта с заказчиком.
— Максим Александрович? Доброе утро. Вы уже освободились? — невозмутимо спросил он, словно речь шла о повседневной занятости человека.
— Да, — ответил Лютый и действительно почему-то подумал, что слово «освободились» собеседник произнес таким тоном, будто бы подразумевал не недавно исполненное убийство, а рутинное рабочее совещание.
— Вот и прекрасно. Через два часа жду вас у себя. Всего доброго…
Осенний ветер, тяжелый от дождевых капель, яростно ломился в оконные стекла особняка, за которыми темнел унылый кирпичный забор. Водосточные трубы гудели как фаготы низко и печально. И лишь сухой треск сосновых поленьев в чреве камина создавал ощущение уюта и комфорта; и лишь едва различимое тиканье каминных часов с фигурками охотника и волка наводило на мысль, что осеннее ненастье преходяще, временно.
Как, впрочем, и все остальное…
На журнальном столике дымились две чашечки кофе, и хозяин коттеджа, рассеянно помешивая напиток серебряной ложечкой, поднял глаза на гостя.
— Максим Александрович, вы не задавались вопросом, почему роль охотника я предложил именно вам? — Прокурор, утопавший в глубоком кожаном кресле, смотрел на Нечаева спокойно и чуточку иронично.
Лютый молчал. Вовсе не потому, что вопрос этот не приходил ему в голову. Просто сейчас ему очень не хотелось говорить ни о прошедшей ликвидации, ни тем более о своей роли в ней.
— Надеюсь, Максим Александрович, вы, как профессионал, в полной мере осознаете возможности «КР»? Надеюсь, вы понимаете, какие люди осуществляют государственный контроль? — Взглянув на собеседника вопросительно и не дождавшись ответа, хозяин загородного особняка продолжил:
— Но вы не такой, как все…
— Чем же я отличаюсь? — не понял Максим.
— Понимаете ли, господин Нечаев, в каждом из нас дремлет убийца. — Он быстро взглянул в глаза Лютому. — Да-да! Только не все мы это осознаем, подавляем в себе естественный инстинкт уничтожить тех, кто мешает нам жить. Или просто тех, кто слабее нас. Подавляем, выискивая оправдания: неотвратимость уголовного наказания, мораль, совесть, религиозные убеждения… В конце концов, те, кто мешают нам жить, могут оказаться сильнее, предусмотрительнее, изворотливее, умнее нас. Могут нанести упреждающий удар. Но если бы в один прекрасный день было объявлено: идите, люди, режьте врагов, стреляйте, вешайте, топите — можно все и за это не будет никакого наказания! Более того, не будет и опасности…
— Похоже, мы уже близки к этому времени, — неожиданно вставил Лютый. — И я… — Максим хотел было поделиться своими недавними соображениями, но Прокурор вдруг энергично перебил его:
— Вот о вас как раз и речь… Вам приходилось убивать людей и до этого.
Вам давались самые высокие полномочия. Вы знали, что, убив человека, вы не понесете наказания. Скорее наоборот: любой на вашем месте ощутил бы в себе ласкающий жар удовлетворенного инстинкта убийства. Это если выражаться высоким штилем. — Прокурор хитро улыбнулся. — Так вот, Максим Александрович, в отличие от многих других, вы никогда не находили в человеческой смерти удовлетворение.
Вы никогда не убивали людей потому, что хотелось, потому, что искали радость в их мучении, или даже потому, что эти люди просто мешали вам жить. Всегда, во всех ситуациях вы убивали исключительно по необходимости. Как, впрочем, и сегодня, — твердо заметил он. — Именно поэтому, на мой взгляд, вы — идеальный ликвидатор. Дело вовсе не в специальной подготовке, аналитическом складе ума и умении мгновенно выбирать из тысяч решений единственно правильное, то есть в том, чего вам не занимать. Дело в подходе к проблеме. Но для идеального ликвидатора вы слишком совестливы. Вы задаетесь вопросами, ответы на которые получены задолго до вас. Я даже могу предположить, о чем вы думали несколько часов назад.
